Константин
Симонов

Немец

В Берлине, на холодной сцене, 
Пел немец, раненный в Испании, 
По обвинению в измене 
Казненный за глаза заранее, 
Пять раз друзьями похороненный, 
Пять раз гестапо провороненный, 
То гримированный, то в тюрьмах 
     ломанный, 
То вновь иголкой в стог оброненный. 
Воскресший, бледный, как видение, 
Стоял он, шрамом изуродованный, 
Как документ Сопротивления, 
Вдруг в этом зале обнародованный. 
Он пел в разрушенном Берлине 
Все, что когда-то пел в Испании, 
Все, что внутри, как в карантине, 
Сидело в нем семь лет молчания. 
Менялись оболочки тела, 
Походки, паспорта и платья. 
Но, молча душу сжав в объятья, 
В нем песня еле слышно пела, 
Она охрипла и болела, 
Она в жару на досках билась, 
Она в застенках огрубела 
И в одиночках простудилась. 
Она явилась в этом зале, 
Где так давно ее не пели. 
Одни, узнав ее, рыдали, 
Другие глаз поднять не смели. 
Над тем, кто предал ее на муки, 
Она в молчанье постояла 
И тихо положила руки 
На плечи тех, кого узнала. 
Все видели, она одета 
Из-под Мадрида, прямо с фронта: 
В плащ и кожанку с пистолетом 
И тельманку с значком Рот Фронта. 
А тот, кто пел ее, казалось, 
Не пел ее, а шел в сраженье, 
И пересохших губ движенье, 
Как ветер боя, лиц касалось. 
...................................... 
Мы шли с концерта с ним, усталым, 
Обнявшись, как солдат с солдатом, 
По тем разрушенным кварталам, 
Где я шел в мае сорок пятом. 
Я с этим немцем шел, как с братом, 
Шел длинным каменным кладбищем, 
Недавно - взятым и проклятым, 
Сегодня - просто пепелищем. 
И я скорбел с ним, с немцем этим, 
Что, в тюрьмы загнан и поборот, 
Давно когда-то, в тридцать третьем, 
Он не сумел спасти свой город. 
  
          1948