Вечер

Смеркается. По улицам брожу я, нелепо озираюсь и курю,

И слушаю невольно речь чужую. И в окна разноцветные смотрю.

Как будто посредине циркорамы вдыхаю оседающую пыль

Мистерии, а может, мелодрамы, готовой превратиться в водевиль.

Бреду и не могу остановиться, отдать себя чему-нибудь сполна,

Хоть участь асмодея-очевидца порядком смехотворна и стыдна.

И всё же – жизнь. Какая-никакая. И я в ней то гуляка, то жених.

Теку среди толпы, перетекая помимо воли в каждого из них...

Я сгорбился, как грузчик под поклажей, я ловко охмуряю продавца.

Я неслух, распекаемый папашей, папаша, распекающий мальца.

Я гордо корчу из себя провидца, я слёзы утираю рукавом.

Я прачка у лохани. Я девица, твердящая о принце роковом.

Я семьянин, вкушаю чай с малиной, я подбираю чьё-то портмоне,

Студентик, совращённый мессалиной, сплетающий удавку из кашне...

Я затомился, обречён всё чаще то полыхать, то разом затухать –

В тени стоящий доброхот-подсказчик, которого и слыхом не слыхать.

И слава богу. Текста я не знаю и выхода не вижу впереди.

Но я шепчу: будь проклята... родная... Ступай ко всем чертям... не уходи...