Что я умею нарисовать?

Я художник плохой: карандаш

Повинуется мне неохотно.

За рисунок мой денег не дашь,

И не нужно, не нужно... Когда ж

Я начну рисовать беззаботно,

Все выходит картина одна,

Безотрадная, грустно-смешная,

Но для многих, для многих родная.

Посмотри: пред тобою она!

...Редкий, межий сосновый лесок;

Вдоль дороги - огромные пенья

Старых сосен (остатки именья

Благородных господ) и песок,

Выводящий меня из терпенья.

Попадаешь в него, будто в плен:

Враг, летающий желтою тучей,

Враг опасный, коварный, зыбучий,

Засосет до колен, до колен...

Ходит слух, что в Сахарской степи

Трудновато живется арабу...

Пожалей также русскую бабу

И скажи ей: «Иди и терпи!

Обливаючи потом сорочку, -

Что прилипла к иссохшей груди,

Ты, голубка, шагай по песочку!

Будет время: промаявшись ночку,

Утром степь перейдешь, погоди!»

Нелегко по песочку шагать:

Этот остов живой истомился.

Я готов бы ему помогать,

На картине построил бы гать,

Да нельзя: карандаш надломился!

Очиню. За леском, в стороне,

Нарисую широкое поле,

Где и я погулял бы на воле.

Да куда!.. Не гуляется мне.

Нет, тому, кто погрязнул давно

В темном омуте, в жизненной тине,

Ширь, раздолье полей мудрено

Рисовать на унылой картине.

Нет, боюсь я цветущих полей,

Начертить их не хватит отваги...

Карандаш, не жалея бумаги,

Деревеньку рисует смелей.

Ох, деревня! Печально и ты

Раскидалась вдоль речки за мостом,

Щеголяя обширным погостом...

Всюду ставлю кресты да кресты...

Карандаш мой, не ведая меры,

Под рукою дрожащей горит

И людей православных морит

Хуже ведьмы проклятой - холеры.

Я ему подчинился невольно:

Он рукою моей, как злодей,

Овладел и мучительно, больно жжет ее...

Мертвых слишком довольно,

Нам живых подавайте людей!

Вот и люди... И дьякон, и поп

На гумне, утомившись, молотят,

И неспелые зерна, как гроб

Преждевременный, глухо колотят.

…………….

...Вот и люди... Огромный этап

За пригорком идет вереницей...

Овладевши моею десницей,

Карандаш на мгновенье ослаб,

Не рисует: склонился, как раб

Перед грозной восточной царицей.

Я его тороплю, чтобы он

Передал в очертаниях ясных

И бряцание цепи, и стон,

И мольбу за погибших, «несчастных»...

У колодца молодка стоит,

Устремив на несчастных взор бледный...

Подойдут к ней - она наградит

Их последней копейкою медной...

...Вот и люди, веселые даже,

Подпершись молодецки в бока,

Входят с хохотом в дверь кабака...

...О создатель, создатель!; Когда же

Нарисую я тонко, слегка,

Не кабак, а просторную школу,

Где бы люд православный сидел,

Где бы поп о народе радел?

Но, на грех, моему произволу

Карандаш назначает предел.

Он рисует и бойко и метко

Только горе да жизненный хлам,

И ломаю зато я нередко

Мой тупой карандаш пополам.

1870