Мария
Малиновская

Галлея

Моя жизнь для тебя – 
лишь мучительная касательная. 
  
«На фоне её горя 
её красота цинична», – 
замечают ценители чужих бед. 
А художники, как всегда, 
находят в этом особую пленительность. 
  
Для тех, кто восхищается узором, 
на мне пыльца, 
до меня нельзя дотрагиваться. 
Таким пропадать лишь в заострённых 
     клювах 
и под стеклом коллекционеров. 
  
Я сама их ждала, 
выправляясь припорошённым белизной 
     телом 
из колыбели, 
из отцовских объятий, 
из горячей своей тоски, 
которую можно разве что зажать, 
как кулаки меж колен. 
  
Если человек психически болен, 
или гениален, 
или если он убийца, 
мне больше ничего и не надо. 
  
Мой прежний подпадал под все три 
     категории. 
Но не добил, 
так как был изощрённей… 
  
Так какого же мне нужно теперь?! – 
чтоб затмил то разрушительное солнце. 
Маленькие и круглые пробные «спутники» 
никогда не перекрывали его 
до пылающих контуров 
и смотрелись в его ореоле, 
как придворные карлики 
в императорской мантии. 
  
Заградить такое небесное тело 
с адовыми пережитками духовности 
мог бы только Зодиак 
или Джеффри Дамер, 
которого я бы так жалела, 
что пеплом бы показалась пыльца моя 
над гудящим за этими податливыми 
     рёбрами 
разветвлённым 
рдяным 
огневищем. 
  
Меня никто не может зажечь, понимаешь? 
Я, как раскольники, могу поджечься лишь 
     сама 
под «Се Жених грядет в полунощи» – 
эта строчка стояла у него на странице, 
когда он был моим женихом. 
  
Понимаешь, что мне нужно? 
Такое – от чего дитя нельзя иметь: 
заживо запечётся в утробе. 
  
Не на Валаам мне – 
так на остров Огненный, 
куда с отменой смертной казни 
отправляют. 
  
Там стихи бы, наверно, 
на ладонях нарождались. 
  
А самый страшный убийца 
так, с колен не поднимаясь, 
глядел на меня, 
что, как свежий лист, 
я бы чернела и сворачивалась 
на своём огне 
до слёз дымящихся, шипящих. 
  
Боже женщиной сотворих, 
дах безумие! 
Отыди, есмь прокажённая! 
  
«Под такой красотой 
всё внутри размозжено будет. 
Такая красота – уже проказа», – 
заметили бы святые отцы, 
и искушённые, 
и те, кто подпадает под обе категории. 
  
А я жду вымирающим в единственности 
восхищённым 
дохристианским, 
дочеловеческим 
тираннозавром 
своей Кометы.