Мария
Малиновская

Хроникёр

Говорит на языке высунутом паяц, 
речь на кончике скачет, 
как блоха. 
  
Женщина в ласке кусает 
ребро ладони мужчины 
и смотрит искоса, 
выкрутив голову. 
  
В безыдейности художник 
набирает кружки воды 
и выливает на стену. 
  
Моряк тащит на корабль 
шест такой длины, 
чтобы посреди океана 
волочить по дну, 
и это приводит в ужас весь экипаж. 
  
Шест застревает в каких-то глубинных 
     трущобах 
и остаётся торчать над водой. 
На него не садятся птицы. 
  
Чей-то прадед задумывает пропасть без 
     вести, 
но раньше впадает в маразм, 
и мечта его осуществляется. 
  
Я узнала его однажды 
по улыбке краешком рта 
в одном из тёмных заведений Конго. 
Бросила «здрасьте», 
он отошёл 
и лишь потом сдвинул шляпу. 
  
Тогда же 
кто-то из парочки на яхте 
(точно не знаю, он или она) 
потянул за шест, торчавший из моря, 
и с грохотом к поверхности стала 
     подниматься 
цепями скреплённая двухсотлетняя 
     флотилия. 
Оба умерли от первых звуков. 
  
Я всегда любила лишь маньяков, 
а когда они начинали звать меня 
спасительницей и святой, 
это был пик моего извращения. 
  
Хроникёр, просто хроникёр... 
Он существует столько, сколько время, 
и ничего не пишет – 
когда-то он на миг остановился 
     передохнуть. 
  
Женщина изгибается по-новому. 
Мужчина бьёт её по лицу. 
  
У художника из кружки 
выплёскивается кровь. 
  
А мы со стариком 
гуляем по висячим садам Конго. 
У нас одинаковые шляпы.