Марк
Эпельзафт

Музыка

Колокола звонят вечерние.

И облака над океаном

Улыбкою Земли безмерною

Уже озарены багряно.

В себе я слышу эту музыку.

Как долго я её не слышал...

Но посвящённых слишком узок круг,

Их голоса всё тише , тише...

А всё же – совершенство замысла –

Сокрыть свой дар не удалось им.

И всё на свете словно замерло,

Пленённое многоголосьем...

С Землёй и Небом неразлучные,

Всех выводящие из транса,

Целебные и полнозвучные,

Басы наполнили пространство.

Сгущались сумерки. Истаивал

Прозрачный день в лучах заката,

И жизнерадостно над стаей волн

Взвились сопрано ввысь куда-то.

Звенит всей мощию Вселенная.

Вечерний дождь стучит по крыше.

И музыка звучит, нетленная.

Я так давно её не слышал.

Бог

Могучая сила, единый Господь –

Стремления мощь, не нашедшая плоть,

В томленьи своём воплотиться.

Безмолвная рыба и птица,

Прекрасная женщина, смелый солдат,

Зелёное море, таинственный сад –

Его воплощенья и лики.

Он в трепете алом гвоздики.

Нет Бога отдельно от рек и цветов,

Блаженных ложбин и древесных листов,

Поющих мужчин или женщин.

Он разумом нашим уменьшен.

И всё, что прекрасно на свете – есть Он.

Он жив среди нас – это верный закон,

Прописанный бесповоротно.

И только неверье бесплотно.

* * *

Душа разбивается в кровь ли,

Над пропастью ль жизнь не во лжи –

Весь вечер над ветхою кровлей

Заката дрожат витражи.

И что в них за тайна хранится?

Какую подводят черту?

Пора, раздвигая границы,

Изгнать из себя пустоту.

Откликнуться словом на горе.

Поднять донкихотство на щит...

Но стынет пространство нагое.

Пространство бесстрастно молчит.

А время, стекая из Праны,

Подвластное только богам,

Спешит сквозь века и туманы

Прибиться к твоим берегам

Сквозь вёрсты, вдоль улицы вёрткой,

Из сил выбиваясь почти...

И набраны новою вёрсткой

Все знаки на этом пути.

* * *

Мелькают в спичах рты и лица,

Свой речевой творят обряд.

А наши души схожи с птицей,

Когда друг с другом говорят.

Где сонмы слов грядут несметно,

Где лексиконы рвутся в бой,

Там птицы-души незаметно

Беседуют между собой.

Им звуков нескольких хватает,

Но силой, облачённой в твердь,

Они бессмертье обретают

И в жизнь переплавляют смерть.

Рожденье просто: взял – и ожил.

И стал собой. И жизнь – на взлёт

Но мир зеркален – и возможен

Привычный сбой. Обратный ход.

Иной узор в пространстве вышит:

Из смерти вышел ты одной –

Гляди, как пламя златом пишет

Оконных рам квадрат сквозной.

Откуда наблюдаешь сцены –

В каком витке ни окажись,

Как шаг за шагом постепенно

Тебя уничтожает жизнь.

Но ты молчишь, не отвечаешь

На шумном празднестве большом.

Лишь постепенно различаешь

Вдруг сам себя в лице чужом.

* * *

Словно птица над болотом,

Время крыльями взмахнёт,

Незаметно ускользнёт

И пойдёт обратным счётом…

Жизнь исчезнет, промелькнёт

За ближайшим поворотом,

Ты хотел бы с нею слиться,

Но успеешь ли вослед?

Дрожью первою – рассвет,

И пора поторопиться…

Собирай же по крупице

Серебро всех зим и лет.

Пусть обрушились лавины

И основы всех основ,

Словно взмыл поверх голов

Крик прощальный голубиный,

Но остался смысл глубинный

Не желавших гибнуть слов.

И читаются с листа

Эти тайны, знаки, строки,

Горизонта чернота,

Ночи ливневой истоки…

Словно явлены все сроки.

Словно даль уже чиста.

* * *

Вновь весна возвращается,

Злые зимы сменяя.

День за днём воплощается

Жизнь простая земная.

Всеми новыми гранями,

Всеми «до» или «после».

И закатами ранними,

И прощанием поздним.

Ночь проносится бешено,

Непонятны расклады.

Словно год перемешивал

Эти лица и взгляды.

А под утро – затишье и

Всё виднеются где-то

Наши судьбы застывшие

В робком конусе света.

Всё, что было – запишется.

Остаётся немного

От весёлого пиршества

До его эпилога.

Замирают мгновения,

Затворяется дверца.

Лишь слова откровения,

Обретённые сердцем

Вновь и вновь повторяются –

Возвращается власть им.

И лицо озаряется

Непритворным согласьем.

Всё друг другу прощается,

Всё стремится друг к другу…

И планеты вращаются

По незримому кругу.

* * *

Любимая, багряным светом

Был озарён вечерний сад.

Закат клубился. И об этом

Шумели липы невпопад.

Весна заканчивалась. С веток

Взлетали птицы в облака

И дивных трелей, песен спетых

Ложилась нá душу строка.

Ты шла от станции. Вдоль леса.

Вонзая в землю свой каблук,

Тумана белая завеса

Скрывала всё, что есть вокруг.

Всё небо. Детство. Время оно.

Застолья шумные пиры.

Объятья в тамбуре вагона,

Летящего в тартарары.

Скрывала лес. Скрывала дачу.

Вступала в жёсткие права…

Но сердце вещее иначе

Познает чувства и слова…

Вам обещали грозы в полдень,

Но грозы за полночь пришли,

И хлынул дождь, собой наполнив

Воронки страждущей Земли.

И он хлестал напропалую,

Катился к городу стремглав,

Вымащивая мостовую

Стеклом зеркальным без оправ…

Над родиной многострадальной

Он шёл, деревья теребя.

А я глядел из дали дальней

На изумлённую тебя.

Тоскуя по дождям и грозам,

Я убеждался в эти дни,

Что дивным бабочкам, стрекозам

Ночная музыка сродни.

Она над нами тихо льётся.

Душе всей чаши не испить,

И потому ей остаётся

Любить. И плакать. И любить.

* * *

Возвращается ветер на круги своя…

Экклезиаст

Лежу в одинокой келье, думая о тебе.

Любовь покрывает мир и красит шафраном

Рогатые ветви деревьев. Реки спешат в гурьбе.

Не замечая суши, поглощаются океаном.

Воды зимы поглощаются океанами голубизны,

Пестрящими облаками, гонимыми к нам с востока.

И люди, ошеломлённые наступленьем весны,

Не знают того, что она, как и любовь, жестока.

Но всё в нашей воле. Любить или саван шить

Себе самому, держась от шипов подальше.

Жестокость преобразить, чтобы вместе жить –

Или прятаться в раковине событий от зла и фальши.

Свойство шипов – рвать плоть, разрывать на куски

Душу. Врасхрист нарушая покой вечерний,

Но и закрывшись наглухо, не спастись от тоски.

И невозможно жить, избегая терний.

Тут говорят. любовь – это гребни дождя,

Лики тюльпанов, вербы прибрежной ветки…

Любовь никогда не бывала в этих краях, уйдя

Ввысь. Далеко. И её проявления – редки.

Глянь на сухие бурьяны по сторонам.

Глянь на пустые поля. Мы одни на свете.

Пусть же по воле нашей да будет нам.

Свищет в ушах холодный и вечный ветер.

* * *

Душа моя – рука моя и сила –

Под вечер, от тоски и до тоски,

С листа на лист слова переносила,

Как грузчики тяжёлые тюки.

Мой лес шумел от края и до края.

Распелись по-над бездной соловьи.

Смотри, мой милый друг, как умираю.

Как глотку разрывает от любви.

И не видать ни зги во мгле за шторой.

Не ждать и не гадать. Не ворожить.

Мою тоску усиливает город.

Не смерть страшна – ужасно мёртвым жить.

Пока на мне, как на дуде игралось,

И плёл интриги чей-то скудный ум,

Душа моя устало пробиралась

Сквозь заросли итогов, дебри сумм.

И вовсе не насытясь бренной пищей,

Она брела, уставшая, во тьму.

Подачку состраданья, словно нищим,

Выпрашивать нам больше ни к чему.

Уже вокруг ни смысла и ни лада.

Уже не в масть ни год, ни век, ни миг.

И оскорбленьем кажутся нам взгляды

Прохожих равнодушных и немых.

Задумавшись о Лете или Пране,

Сквозь жалкие обломки городов,

Мы на чужбине бродим, как в тумане,

Насытившись безмолвьем от и до.

Мой сон – мечта – лелею лишь его я,

Когда не в масть ни век, ни миг, ни год:

Земля должна быть светом. Всё живое

Должно сиять, как звёздный небосвод.

Мне и в пустыне, в муках повседневья,

Виднеются сквозь сгустки темноты

Родных лесов тенистые деревья.

Родных лугов душистые цветы.

И лишь тебя, мой друг, зову повсюду,

Слезою увлажняя окоём.

Да превратится в золотое блюдо

Пустая миска на столе твоём.

На ветер брошу порванные струны.

Услышь мой зов отчаянный вдали,

Пока являют звёзды, солнца, Луны

Священный дар кормилицы-земли.