Марк
Ляндо

Казанский вокзал /Фрагмент 3/

…И вот Казань. 
Дом на окраине мещанский, деревянный. 
Казанка-речка. На откосе тут 
стрелялся от тоски когда-то Горький 
Максим 
и написал потом об этом… 
Базар убогий, 
Но куда же от него? 
И школа – 
что моей надолго стала… 
А мы – купаемся всё лето, 
а зимой – на лыжах по обрывам – просто 
     жуть! – 
Но и в тылу война нас достаёт 
Железным когтем: холод, голод, хвори … 
...А там – 
как со времён Гомера, Гераклита – 
народ там громоздится на народ: 
там мужики срубаются и парни... 
кроят осколки, пули – черепа. 
И штык трёхгранный или ножевой 
там с хрустом входит в рёбра, в горла, 
     в пах... 
И мат. Надрывный мат рычит, хрипит, 
и вонь тротила, 
дерьма и падали плывёт над полем 
     смерти... 
То – страсть, страсть древняя кипит: 
в чужих телах – 
тебя, твоих – стереть! 
Отнять рожающее лоно чёрной Геи!.. 
В своих же – 
отстоять. Не дать! 
Уицраоры сражаются, 
а в поле остаются 
разорванные, 
скрюченные с лёгкими наружу, 
кишками, костью ломаной 
и членами мужскими, 
уж никому ненужными теперь – 
тела, тела... 
Да, километры, мили этой Геи – 
засеяны, как молодым зерном, 
телами 
миллионов тех, 
что в тюбетейках, кепках были – 
теперь же в касках; 
тех, кого ты видел 
ребёнком на Казанском, 
среди них, 
быть может, и жених девицы той, 
что в шляпке и духах французских 
на дачу ехала тогда... 
И вот теперь 
Невенчанной вдовой навек осталась. 
Всё бродит молча, 
хоть живая, 
в беретке, 
иль простоволосая, 
ещё почти что молодая… 
  
И сколько их таких? Кто сосчитал? 
И до сих пор ещё 
никак не можем 
постичь войны, – неимоверной глыбы, 
Нас придавившей… 
…Я вырастал худым, послевоенным. 
В трофейном пальтеце из комиссионки, 
Или в плащишке чешском – 
модным быть хотелось! 
Зимой – на лыжах дальние походы... 
Проплывы летом. Воля мне – в природе, 
Слов не имеющей: 
Словесная ж – ни-ни! – 
А ведь хотелось на филфак: 
Мой школьный опус 
по радио как будто бы читали… 
Но времена опять пошли крутые: 
– За твой язык, конечно же, посадят 
Иль вышибут!.. 
Нет, нет, мой сын, – к природе: 
– Ну, камни, ракушки… Растеньями 
     займись, – 
твердила мать. – 
Биолог будь иль химик – 
Специальность 
Хоть для жизни получи! 
Литература? 
Нет, это всё потом, потом, 
Пото-о-о-м!.. 
И я пошёл – в геологи, влекомый 
просторами Империи громадной... 
А ОН? 
Усатый распорядитель нашей жизни? 
Сажать он стал в 49-м – 
всех, 
кто язык с Победой развязал! 
Евреи же – особенно достали 
Диктатора. 
Он им Израиль дал, 
В ООН за них весомо голосуя 
в четыре голоса, 
оружье посылал 
и лётчиков. 
Намерясь там же базу 
врубить 
На море, море Средиземном! 
Эти ж – 
своим путём идти решились. 
Как он взбеленился! 
И стал опалой на народ библейский 
Яриться здесь – 
подобно Артаксерксу. 
Вот ужас-то! – 
Откинулся Адольф 
и вдруг – он в Сталине корявом 
     возродился, 
И третье он убойство мировое 
Готовить начал. 
Я этот ужас всею кожей чуял –  
Когда донёсся тихий слух о том, 
Что вновь готовить стали эшелоны 
Для хода на восток уже евреев 
В тайгу и в тундры, явно навсегда!.. 
Но рухнул Завр, 
с «дыханием 
     Чейн-Стокса»* – 
и вешним ветром над землёй избитой 
повеяло… 
Увы, в России так: 
лишь в междуцарствие живёт Свобода… 
А я… влюблялся 
в филологинь, биологинь, в химичек, 
узрев фигурку стройную, головку 
кудрявую и с милым выраженьем – 
за книгой где-то, в библиотеке, 
тут же, 
накидывая рифмы на бумагу, 
их ей читал... 
…По улицам бродили мы казанским – 
Я фото увлекался и снимал 
Ёе у львов или колонн старинных… 
Или на пляже, тщетно вожделея 
К девичьим формам – 
Ах, почти доступным!.. 
К речам моим 
и к рифмам очумелым 
прислушивались. 
Каждый раз, казалось, 
Они… глядели непонятно. 
Потом же вдруг куда-то исчезали!.. 
  
Ах, Волга, Волга – 
Женственное имя! 
И вспоминал я – 
как в разлив мы плыли 
когда-то от монастыря, что был 
Основан между Волгой и Свиягой 
Царём Иваном: 
«…В разливы рек её, подобные морям 
Гурьбой мальчишьей плыли мы в селенье 
Цветущих ив, с девицей в изумленье 
По полузатоплённым островам! 
Мы с ней бежали по сырым лугам 
И в линзах вод смеялось отраженье 
Её лица, вселявшего волненье 
Как зов весны мальчишеским сердцам!..» 
Любовь… Любовь одна, – я воздыхал, – 
Спасёт, быть может, среди адов мира... 
В Москву, в Москву! – тот чеховский 
     призыв 
звучал в душе... 
И вновь вокзал Казанский 
на утреннем нарисовался небе – 
Чрез долгие, увы, 13 лет!.. 
__________ 
* Показатель близкого 
     летального исхода.