1943–й год (В землянках...)

В землянках, в сумраке ночном,

   На память нам придет —

Как мы в дому своем родном

   Встречали Новый год;

Как собирались заодно

   У мирного стола,

Как много было нам дано

   И света и тепла;

Как за столом, в кругу друзей,

   Мы пили в добрый час

За счастье родины своей

   И каждого из нас.

И кто подумал бы тогда,

   Кто б вызнал наперед,

Что неминучая беда

   Так скоро нас найдет?

Незваный гость вломился в дверь,

   Разрушил кров родной.

И вот, друзья, мы здесь теперь —

   Наедине с войной.

Кругом снега. Метель метет.

   Пустынно и темно...

В жестокой схватке этот год

   Нам встретить суждено.

Он к нам придет не в отчий дом,

   Друзья мои, бойцы,

И всё ж его мы с вами ждем

   И смотрим на часы.

И не в обиде будет он,

   Коль встретим так, как есть,

Как нам велит войны закон

   И наша с вами честь.

Мы встретим в грохоте боев,

   Взметающих снега,

И чашу смерти до краев

   Наполним для врага.

И вместо русского вина —

   Так этому и быть!—

Мы эту чашу — всю, до дна —

   Врага заставим пить.

И Гитлер больше пусть не ждет

   Домой солдат своих,—

Да будет сорок третий год

   Последним годом их!

В лесах, в степях, при свете звезд,

   Под небом фронтовым,

Мы поднимаем этот тост

   Оружьем боевым.

Декабрь 1942

25 октября 1917 года

Я снова думал, в памяти храня

Страницы жизни своего народа,

Что мир не знал еще такого дня,

Как этот день — семнадцатого года.

Он был и есть начало всех начал,

И мы тому свидетели живые,

Что в этот день народ наш повстречал

Судьбу свою великую впервые;

Впервые люди силу обрели

И разогнули спины трудовые,

И бывший раб — хозяином земли

Стал в этот день за все века впервые;

И в первый раз, развеяв злой туман,

На безграничной необъятной шири

Взошла звезда рабочих и крестьян —

Пока еще единственная в мире...

Все, что сбылось иль, может, не сбылось,

Но сбудется, исполнится, настанет!—

Все в этот день октябрьский началось

Под гром боев народного восстанья.

И пусть он шел в пороховом дыму,—

Он — самый светлый, самый незабвенный.

Он — праздник наш. И равного ему

И нет и не было во всей вселенной.

Сияет нам его высокий свет —

Свет мира, созидания и братства.

И никогда он не погаснет, нет,

Он только ярче будет разгораться!

1956

Апрель в Смоленске

Прокатилась весна тротуаром,

Расколола суровые льды.

Скоро, скоро зеленым пожаром

Запылают на солнце сады.

Все шумнее ватага воронья,

Все теплей перелив ветерка.

И в квадрате ожившего Блонья

Зашумела людская река.

А вдали — за стеной крепостною,

У сверкающей солнцем стрехи,

Петухи опьянились весною

И поют о весне петухи.

1926

Большая деревня

...И все слышней, и все напевней

Шумит полей родных простор,

Слывет Москва «большой деревней»

По деревням и до сих пор.

В Москве звенят такие ж песни,

Такие песни, как у нас;

В селе Оселье и на Пресне

Цветет один и тот же сказ.

Он, словно солнце над равниной,

Бросает в мир снопы лучей,

И сплелся в нем огонь рябины

С огнем московских кумачей.

Москва пробила все пороги

И по зеленому руслу

Ее широкие дороги

От стен Кремля текут к селу.

И оттого-то все напевней

Шумит полей родных простор,

Что в каждой маленькой деревне

Теперь московский кругозор.

Москва в столетьях не завянет

И не поникнит головой,

Но каждая деревня станет

Цветущей маленькой Москвой.

1925

В дни осени

А. И. Исаковской

Не жаркие, не летние,

Встают из–за реки –

Осенние, последние,

Останние деньки.

Еще и солнце радует,

И синий воздух чист.

Но падает и падает

С деревьев мертвый лист.

Еще рябины алые

Все ждут к себе девчат.

Но гуси запоздалые

«Прости–прощай!» кричат.

Еще нигде не вьюжится,

И всходы – зелены.

Но все пруды и лужицы

Уже застеклены.

И рощи запустелые

Мне глухо шепчут вслед,

Что скоро мухи белые

Закроют белый свет...

Нет, я не огорчаюся,

Напрасно не скорблю,

Я лишь хожу прощаюся

Со всем, что так люблю!

Хожу, как в годы ранние,

Хожу, брожу, смотрю.

Но только «до свидания!»

Уже не говорю...

Осень 1967, Внуково

В дороге

День такой, что любо-дорого, –

Весь как чистое стекло…

Я со станции, со скорого,

Не спеша иду в село.

Вижу вновь свои, исконные,

С детства милые края,

Снова низкими поклонами

Рожь приветствует меня.

А во ржи дорога стелется,

Только знай себе – иди.

Очень ветреная мельница

Показалась впереди.

Все такая ж, та же самая,

Как и десять лет назад.

– Здравствуй, ветреница старая!

И тебя я видеть рад;

И тебя, деревня Ключики,

И ракиты над ручьем… –

Говорят со мной попутчики

О житье-бытье своём:

– Нынче ждём богатой осени, –

Будет хлеб наверняка:

Одолели, приколхозили

Злую долю бедняка…

План придумали недурственный,

Отвалили добрый пласт, –

Эта самая индустрия

Не забыла и про нас.

Вон – смотри – пошла отхватывать,

Эта – нет, не подведёт… –

И с флажком на радиаторе

Трактор двинулся вперёд.

Воробьи взметнулись стайкою

И рассыпались вдали.

Над широкою лужайкою

Вьются пчёлы и шмели.

И глубокие, бездонные

Так и пышут синевой

Небеса разоблачённые

Над моею головой.

А дорога расстилается,

И шумит густая рожь,

И куда тебе желается,

Обязательно дойдёшь.

1930

В заштатном городе

1

В деревянном городе

   с крышами зелеными,

Где зимой и летом

   улицы глухи,

Девушки читают

   не романы — «романы»

И хранят в альбомах

   нежные стихи.

Украшают волосы

   молодыми ветками

И, на восемнадцатом году,

Скромными записками,

   томными секретками

Назначают встречи

   В городском саду.

И, до слов таинственных охочие,

О кудрях мечтая золотых,

После каждой фразы

   ставят многоточия

И совсем не ставят

   запятых.

И в ответ на письма,

   на тоску сердечную

И навстречу сумеркам

   и тишине

Звякнет мандолиной

   сторона Заречная,

Затанцуют звуки

   по густой струне.

Небеса над линией —

   чистые и синие,

В озере за мельницей —

   теплая вода.

И стоят над озером,

   и бредут по линии,

Где проходят скорые

   поезда.

Поезда напомнят

   светлыми вагонами,

Яркими квадратами

   бемского стекла,

Что за километрами

   да за перегонами

Есть совсем другие

   люди и дела.

Там плывут над городом

   фонари янтарные,

И похож на музыку рассвет.

И грустят на линии

   девушки кустарные,

Девушки заштатные

   в восемнадцать лет.

        2

За рекой, за озером,

   в переулке Водочном,

Где на окнах ставни,

   где сердиты псы,

Коротали зиму

   бывший околоточный,

Бывший протодьякон,

   бывшие купцы.

Собирались вечером

   эти люди странные,

Вспоминали

   прожитые века,

Обсуждали новости

   иностранные

И играли

   в русского дурака.

Старый протодьякон

   открывал движение,

Запускал он карты

   в бесконечный рейс.

И садились люди,

   и вели сражение,

Соблюдая

   пиковый интерес.

И купца разделав

   целиком и начисто,

Дурость возведя

   на высоту,

Слободской продукции

   пробовали качество,

Осушая рюмки

   на лету.

Расходились в полночь...

   Тишина на озере,

Тишина на улицах

   и морозный хруст.

Высыпали звезды,

   словно черви–козыри,

И сияет месяц,

   как бубновый туз.

1929

В позабытой стороне

В позабытой стороне,

   В Заболотской волости,

Ой, понравилась ты мне

   Целиком и полностью.

Как пришло — не знаю сам —

   Это увлечение.

Мы гуляли по лесам

   Местного значения.

Глядя в сумрак голубой,

   На огни янтарные,

Говорили меж собой

   Речи популярные.

И, счастливые вполне,

   Шли тропой излюбленной;

Отдыхали на сосне,

   Самовольно срубленной.

Лес в туманы был одет

   От высокой влажности...

Вдруг пришел тебе пакет

   Чрезвычайной важности.

Я не знаю — чей приказ,

   Чья тебя рука вела,

Только ты ушла от нас

   И меня оставила.

И с тех пор в моей груди —

   Грусть и огорчение,

И не любы мне пути

   Местного значения.

Сам не ведаю, куда

   Рвутся мысли дерзкие:

Всё мне снятся поезда,

   Поезда курьерские.

1928

В поле

Мне хорошо, колосья раздвигая,

Прийти сюда вечернею порой.

Стеной стоит пшеница золотая

По сторонам тропинки полевой.

Всю ночь поют в пшенице перепелки

О том, что будет урожайный год,

Еще о том, что за рекой в поселке

Моя любовь, моя судьба живет.

Мы вместе с ней в одной учились школе,

Пахать и сеять выезжали с ней.

И с той поры мое родное поле

Еще дороже стало и родней.

И в час, когда над нашей стороною

Вдали заря вечерняя стоит,

Оно как будто говорит со мною,

О самом лучшем в жизни говорит.

И хорошо мне здесь остановиться

И, глядя вдаль, послушать, подождать...

Шумит, шумит высокая пшеница,

И ей конца и края не видать.

1947

В предзакатном зареве лучей...

В предзакатном зареве лучей

Я пришёл к мосткам через ручей.

Здесь я сам назначил встречу ей -

Лучшей в мире - девушке своей.

Здесь не раз она со мной была,

У мостков не раз меня ждала.

Отчего ж сегодня нет её? -

Скорбно сердце дрогнуло моё.

Отчего? - Берёзы говорят. -

Опоздал ты, опоздал ты, брат...

Дуб столетний шепчет в забытьи,

Что дела невеселы мои...

Опоздал!.. Но верить не хочу:

Жду её, зову её, ищу.

А в ответ - ни звука, ничего,

Кроме стука сердца моего.

Опоздал! - Ну, вот её и нет.

Опоздал на целых сорок лет...

1961

В прифронтовом лесу

Лиде

С берез, неслышен, невесом,

Слетает желтый лист.

Старинный вальс «Осенний сон»

Играет гармонист.

Вздыхают, жалуясь, басы,

И, словно в забытьи,

Сидят и слушают бойцы –

Товарищи мои.

Под этот вальс весенним днем

Ходили мы на круг,

Под этот вальс в краю родном

Любили мы подруг;

Под этот вальс ловили мы

Очей любимых свет,

Под этот вальс грустили мы,

Когда подруги нет.

И вот он снова прозвучал

В лесу прифронтовом,

И каждый слушал и молчал

О чем–то дорогом;

И каждый думал о своей,

Припомнив ту весну,

И каждый знал – дорога к ней

Ведет через войну...

Так что ж, друзья, коль наш черед, –

Да будет сталь крепка!

Пусть наше сердце не замрет,

Не задрожит рука;

Пусть свет и радость прежних встреч

Нам светят в трудный час,

А коль придется в землю лечь,

Так это ж только раз.

Но пусть и смерть – в огне, в дыму –

Бойца не устрашит,

И что положено кому –

Пусть каждый совершит.

Настал черед, пришла пора, –

Идем, друзья, идем!

За все, чем жили мы вчера,

За все что завтра ждем!

1942

Вдоль деревни

Вдоль деревни, от избы и до избы,

Зашагали торопливые столбы;

Загудели, заиграли провода, –

Мы такого не видали никогда;

Нам такое не встречалось и во сне,

Чтобы солнце загоралось на сосне,

Чтобы радость подружилась с мужиком,

Чтоб у каждого – звезда под потолком.

Небо льется, ветер бьется все больней,

А в деревне частоколы из огней,

А в деревне и веселье и краса,

И завидуют деревне небеса.

Вдоль деревни, от избы и до избы,

Зашагали торопливые столбы;

Загудели, заиграли провода, –

Мы такого не видали никогда.

1925

Весенняя песня

Отходили свое, отгуляли метели,

Отшумела в оврагах вода.

Журавли из–за моря домой прилетели,

Пастухи выгоняют стада.

Веет ветер весенний – то терпкий, то сладкий,

Снятся девушкам жаркие сны.

И все чаще глядят на дорогу солдатки –

Не идут ли солдаты с войны.

Пусть еще и тиха и безлюдна дорога,

Пусть на ней никого не видать, –

Чует сердце – совсем уж, совсем уж немного

Остается теперь ожидать.

Скоро, скоро приказ о победе услышат

В каждом городе, в каждом селе.

Может статься, сегодня его уже пишут

Всем на радость в Московском Кремле.

Апрель 1945

Весна

Растаял снег, луга зазеленели,

Телеги вновь грохочут по мосту,

И воробьи от солнца опьянели,

И яблони качаются в цвету.

По всем дворам – где надо и не надо –

С утра идет веселый перестук,

И на лужайке принимает стадо

Еще зимою нанятый пастух.

Весна, весна кругом живет и дышит,

Весна, весна шумит со всех сторон!..

Взлетел петух на самый гребень крыши,

Да так поет, что слышит весь район.

Раскрыты окна. Веет теплый ветер,

И легкий пар клубится у реки,

И шумно солнцу радуются дети,

И думают о жизни старики.

1927

Весна бушевала

Весна бушевала метелью черемух.

   Сошлись мы с тобой невзначай.

В тяжёлых альбомах искали знакомых

   И пили без сахара чай;

Читали стихи под мигающим светом,

   Какие-то споры вели...

Мы оба любили. Но только об этом

   Не смели сказать, не могли.

И мы промолчали, и мы не сказали,

   И полночь меж нами легла...

Я утром билет покупал на вокзале,

   Ты утром на лекцию шла.

С тех пор мы не видим друг друга, не слышим,

   По разным дорогам идём.

Ни писем друг другу с тобой мы не пишем,

   Ни даже открыток не шлём.

Но часто в глуши деревенских просторов,

   Лишь вспыхнет весенний ручей,

Мне хочется снова простых разговоров

   У лампы в шестнадцать свечей.

1925

Вишня

В ясный полдень, на исходе лета,

Шел старик дорогой полевой;

Вырыл вишню молодую где–то

И, довольный, нес ее домой.

Он глядел веселыми глазами

На поля, на дальнюю межу

И подумал: «Дай–ка я на память

У дороги вишню посажу.

Пусть растет большая–пребольшая,

Пусть идет и вширь и в высоту

И, дорогу нашу украшая,

Каждый год купается в цвету.

Путники в тени ее прилягут,

Отдохнут в прохладе, в тишине,

И, отведав сочных, спелых ягод,

Может статься, вспомнят обо мне.

А не вспомнят — экая досада,—

Я об этом вовсе не тужу:

Не хотят — не вспоминай, не надо,—

Все равно я вишню посажу!»

1940

Враги сожгли родную хату

Враги сожгли родную хату,

Сгубили всю его семью.

Куда ж теперь идти солдату,

Кому нести печаль свою?

Пошел солдат в глубоком горе

На перекресток двух дорог,

Нашел солдат в широком поле

Травой заросший бугорок.

Стоит солдат - и словно комья

Застряли в горле у него.

Сказал солдат: «Встречай, Прасковья,

Героя - мужа своего.

Готовь для гостя угощенье,

Накрой в избе широкий стол,-

Свой день, свой праздник возвращенья

К тебе я праздновать пришел...»

Никто солдату не ответил,

Никто его не повстречал,

И только теплый летний ветер

Траву могильную качал.

Вздохнул солдат, ремень поправил,

Раскрыл мешок походный свой,

Бутылку горькую поставил

На серый камень гробовой.

«Не осуждай меня, Прасковья,

Что я пришел к тебе такой:

Хотел я выпить за здоровье,

А должен пить за упокой.

Сойдутся вновь друзья, подружки,

Но не сойтись вовеки нам...»

И пил солдат из медной кружки

Вино с печалью пополам.

Он пил - солдат, слуга народа,

И с болью в сердце говорил:

«Я шел к тебе четыре года,

Я три державы покорил...»

Хмелел солдат, слеза катилась,

Слеза несбывшихся надежд,

И на груди его светилась

Медаль за город Будапешт.

1945

* * *

Все исчезло, скрылось за сосновым бором:

Речка быстротечная, заросль соловьиная,

Ширь полей раздольная — не окинешь взором —

И она — хорошая, близкая, любимая.

Сердце одинокое тихой грустью сжалось:

Что–то позабыто, что–то не досказано,

Что–то незабвенное без меня осталось,

Что с моею жизнью светлой нитью связано.

1917

Где ж вы, где ж вы, очи карие?..

Где ж вы, где ж вы, очи карие?

Где ж ты, мой родимый край?

Впереди – страна Болгария,

Позади – река Дунай.

Много верст в походах пройдено

По земле и по воде,

Но советской нашей Родины

Не забыли мы нигде.

И под звездами балканскими

Вспоминаем неспроста

Ярославские, да брянские,

Да смоленские места.

Вспоминаем очи карие,

Тихий говор, звонкий смех...

Хороша страна Болгария,

А Россия лучше всех.

1944

Где ты, лето знойное

Где ты, лето знойное,

Радость беспокойная,

Голова курчавая,

Рощи да сады?..

Белая метелица

За окошком стелится,

Белая метелица

Замела следы.

Были дни покосные,

Были ночи росные,

Гнулись ивы тонкие

К светлому ручью;

На лугу нескошенном,

На лугу заброшенном,

Встретила я молодость,

Молодость свою.

Встретила нежданную,

Встретила желанную

Под густою липою,

Под копной волос.

Отчего горела я,

Отчего хмелела я —

От зари малиновой

Аль от буйных рос?

Разожгла головушку,

Разбурлила кровушку,

Думы перепутала

Звездная пурга...

До сих пор все чудится —

Сбудется, не сбудется —

Белая рубашка,

Вечер и луга.

По тропе нехоженой

Дни ушли погожие,

Облетели рощи,

Стынут зеленя.

Саночки скрипучие

Да снега сыпучие

Разлучили с милым

Девушку, меня.

Разлучили–бросили

До весны, до осени.

До весны  ль, до осени ль,

Или навсегда

Закатилась, скрылася,

Скрылась, закатилася

Молодости девичьей

Первая звезда?

Ласковый да радостный,

Молодой да сладостный,

Напиши мне весточку —

Любишь или нет?..

А в ответ метелица

По дорогам стелется,

Белая метелица

Заметает след.

1925

Две песни

(Из кинофильма «Возвращение Василия Бортникова»)

1.В летнем поле, в спелом жите…

В летнем поле, в спелом жите

Голос девичий поёт:

«Люди добрые, скажите,

Где любовь моя живёт?

Я звала, – не слышит зова,

Я искала – не нашла…

Хоть сказала бы мне слово,

Хоть бы адрес свой дала!..»

Ходит девушка, вздыхает,

Топчет в поле мураву.

А того не понимает,

Что я рядом с ней живу;

А про то она, наверно,

И не знает ничего,

Что на свете самый верный –

Адрес сердца моего.

2. Мне весною тракторист…

Мне весною тракторист

Говорил-рассказывал,

Что влюбился он в меня

До потери разума.

На такие на слова

Я ему ответила:

– Очень занята была,

Просто не заметила.

Но прибавила притом:

Мол, не надо мучиться, –

Полюби ещё чуть-чуть –

Может, что получится…

С той поры по вечерам

Он со мной встречается,

И как будто бы у нас

Что-то намечается.

Ой, действительно у нас

Что-то образуется:

Каждой думкою моей

Он интересуется…

А про свадьбу я скажу,

Коль узнать желательно:

Только снимем урожай –

Будет обязательно!

1952

Двенадцать трав

Хорошо походкой вялой

Мять в лугах шелка отав,

Под Ивана под Купала

Собирать двенадцать трав.

Под подушку — травы в клети,

И в прохладной тишине,

Может статься, на рассвете

Милый явится во сне...

Ночь проходит. День стучится.

Просыпается народ.

Только суженный не снится,

Только ряженный нейдет.

Небо радостно над хатой,

А на сердце — грусть–тоска.

Знать, напрасно были смяты

Те отавные шелка.

1924

Девичья песня

Не тревожь ты себя, не тревожь,

Обо мне ничего не загадывай

И, когда по деревне идёшь,

На окошко моё не поглядывай.

Зря записок ко мне не пиши,

Фотографий своих не раздаривай:

Голубые глаза хороши,

Только мне полюбилися карие.

Полюбились любовью такой,

Что вовек никогда не кончается…

Вот вернётся он с фронта домой

И под вечер со мной повстречается.

Я прижму его к сердцу, прижму

Молодыми руками, горячими.

И скажу я в тот вечер ему,

Что самою судьбой предназначено.

А тебя об одном попрошу –

Понапрасну меня не испытывай.

Я на свадьбу тебя приглашу,

А на большее ты не рассчитывай.

Детство

1

Давно это, помнится, было со мною, -

В смоленской глухой стороне,

В поля, за деревню, однажды весною

Пришло моё детство ко мне.

Пришло и сказало: - Твои одногодки

С утра собрались у пруда,

А ты сиротою сидишь на пригорке,

А ты не идёшь никуда.

Ужели ж и вправду тебе неохота

Поплавать со мной на плоту,

Ручей перепрыгнуть с разбегу, с разлёту,

Сыграть на лужайке в лапту;

На дуб, на берёзу вскарабкаться лихо

Иль вырезать дудку в лесу?..

- Мне очень охота, - ответил я тихо, -

Да, видишь, свиней я пасу.

Такое они беспокойное племя,

Что только гляди да гляди.

И бегать с тобой, понимаешь, не время, -

Ты как-нибудь после приди...

2

Пришло моё детство, пришло золотое

Июльской порою ко мне,

И так говорит, у завалинки стоя:

- Ты, что же, - опять в стороне?

Наверно, забыл, что поспела малина,

Что в лес отправляться пора?

Наверно, не знаешь - какого налима

Ребята поймали вчера?..

- Я знаю, - со вздохом сказал я на это, -

Да только уйти не могу:

Все наши работают в поле с рассвета,

А я вот избу стерегу.

Двухлетний братишка со мною к тому же, -

Не смыслит ещё ничего:

Уйдёшь - захлёбнется в какой-нибудь луже

Иль бык забодает его.

И куры клюют огурцы в огороде, -

Хоть палкой их бей по ногам!

Сгоню их - они успокоятся вроде,

А гляну - опять уже там...

Так я говорил - деловито, печально,

Желая себя оправдать...

И, палочкой белой взмахнув на прощанье,

Ушло моё детство опять.

3

Пришло оно снова холодной зимою

В наш бедный нерадостный дом,

Взяло меня за руку жаркой рукою:

- Идём же, - сказало, - идём!

Могу я придумать любую забаву,

Любую игру заведу:

С тобою мы вылепим снежную бабу

И в бабки сразимся на льду;

На санках с горы пронесёмся, как ветер,

Сыграем с друзьями в снежки...

- Мне б очень хотелось, - я детству ответил,  

Да руки, видать, коротки.

Ты разве забыло, что нынче - не лето,

Что не в чем мне выйти за дверь?

Сижу я разутый, сижу я раздетый,

И нет у нас хлеба теперь.

Ты б лучше весной... - попросил я несмело, -

Тогда и в рубашке тепло... -

Безмолвно оно на меня посмотрело

И, горько вздыхая, ушло.

Ушло моё детство, исчезло, пропало, -

Давно это было, давно...

А может, и вовсе его не бывало

И только приснилось оно.

1948

До свиданья, города и хаты...

(Походная)

До свиданья, города и хаты,

Нас дорога дальняя зовет.

Молодые смелые ребята,

На заре уходим мы в поход.

На заре, девчата, выходите

Комсомольский провожать отряд.

Вы без нас, девчата, не грустите,

Мы придем с победою назад.

Мы развеем вражеские тучи,

Разметем преграды на пути,

И врагу от смерти неминучей,

От своей могилы не уйти.

Наступил великий час расплаты,

Нам вручил оружие народ.

До свиданья, города и хаты, –

На заре уходим мы в поход.

1941

Дорога ты, дорога…

Дорога ты, дорога,

Стальная колея! –

Старинный город Вязьма,

Где счастье встретил я. –

Своё я встретил счастье,

Но не узнал его.

И я ушёл, уехал

От счастья своего.

Пусть даже из Байкала

Теперь я воду пью,

А все ж забыть не в силах

Садовую скамью,-

Садовую скамейку,

Платок твой расписной…

Далёкий город Вязьма,

Всегда ты предо мной.

Я столько там оставил,

Что не сочтешь потерь…

Чего ж я ожидаю,

Чего ищу теперь?

Я сам во всём виновен,

Я сам сказал: забудь!..

Но ты мне, город Вязьма,

Ответь хоть что-нибудь!

1968

Дума о Ленине

В Смоленской губернии, в хате холодной,

Зимою крестьянка меня родила.

И, как это в песне поется народной,

Ни счастья, ни доли мне дать не могла.

Одна была доля - бесплодное поле,

Бесплодное поле да тощая рожь.

Одно было счастье - по будням ненастье,

По будням ненастье, а в праздники - дождь.

Голодный ли вовсе, не очень ли сытый,

Я все-таки рос и годов с десяти

Постиг, что одна мне наука открыта -

Как лапти плести да скотину пасти.

И плел бы я лапти... И, может быть, скоро

Уже обогнал бы отца своего...

Но был на земле человек, о котором

В ту пору я вовсе не знал ничего.

Под красное знамя бойцов собирая,

Все тяготы жизни познавший вполне,

Он видел меня из далекого края,

Он видел и думал не раз обо мне.

Он думал о том о бесправном народе,

Кто поздно ложился и рано вставал,

Кто в тяжком труде изнывал на заводе,

Кто жалкую нивку слезой поливал;

Чьи в землю вросли захудалые хаты,

Чьи из году в год пустовали дворы;

О том, кто давно на своих супостатов

Точил топоры, но молчал до поры.

Он стал и надеждой и правдой России,

И славой ее и счастливой судьбой.

Он вырастил, поднял могучие силы

И сам их повел на решительный бой.

И мы, что родились в избе при лучине

И что умирали на грудах тряпья,-

От Ленина право на жизнь получили -

Все тысячи тысяч таких же, как я.

Он дал моей песне тот голос певучий,

Что вольно плывет по стране по родной.

Он дал моей ниве тот колос живучий,

Который не вянет ни в стужу, ни в зной.

И где бы я ни был, в какие бы дали

Ни шел я теперь по пути своему,-

и в дни торжества, и в минуты печали

Я сердцем своим обращаюсь к нему.

И в жизни другого мне счастья не надо,-

Я счастья хотел и хочу одного:

Служить до последнего вздоха и взгляда

Живому великому делу его.

1940-1951

Здесь похоронен красноармеец

Куда б ни шел, ни ехал ты,

Но здесь остановись,

Могиле этой дорогой

Всем сердцем поклонись.

Кто б ни был ты – рыбак, шахтер,

Ученый иль пастух, –

Навек запомни: здесь лежит

Твой самый лучший друг.

И для тебя и для меня

Он сделал все, что мог:

Себя в бою не пожалел,

А родину сберег.

1942

Зелеными просторами

Зелеными просторами

Легла моя страна.

На все четыре стороны

Раскинулась она.

Ее посты расставлены

В полях и в рудниках.

Страна моя прославлена

На всех материках.

Колхозы, шахты, фабрики —

Один сплошной поток...

Плывут ее кораблики

На запад и восток;

Плывут во льды полярные

В морозы, в бури, в дождь.

В стране моей ударная

Повсюду молодежь.

Ударная, упрямая,—

Не молодежь — литье.

И песня эта самая

Поется про нее.

О том, как в дни ненастные

Она молотит рожь,

О том, как в ночи ясные

Свои обозы красные

Выводит молодежь.

Уверенно стоит она

У каждого станка.

Проверена, испытана

Проворная рука.

В труде не успокоится

И выстоит в бою

За мир, который строится,

За родину свою.

1930

И кто его знает...

На закате ходит парень

Возле дома моего,

Поморгает мне глазами

И не скажет ничего.

   И кто его знает,

   Чего он моргает.

Как приду я на гулянье,

Он танцует и поет,

А простимся у калитки –

Отвернется и вздохнет.

   И кто его знает,

   Чего он вздыхает.

Я спросила: «Что не весел?

Иль не радует житье?»

«Потерял я, – отвечает, –

Сердце бедное свое».

   И кто его знает,

   Зачем он теряет.

А вчера прислал по почте

Два загадочных письма:

В каждой строчке – только точки, –

Догадайся, мол, сама.

   И кто его знает,

   На что намекает.

Я разгадывать не стала, –

Не надейся и не жди, –

Только сердце почему–то

Сладко таяло в груди.

   И кто его знает,

   Чего оно тает.

1938

Каким ты был, таким остался...

Каким ты был, таким остался,

Орел степной, казак лихой...

Зачем ты снова повстречался,

Зачем нарушил мой покой?

Зачем опять в своих утратах

Меня ты хочешь обвинить?

В одном я только виновата,

Что нету сил тебя забыть.

Свою судьбу с твоей судьбою

Пускай связать я не могла,

Но я жила одним тобою,

Я всю войну тебя ждала.

Ждала, когда наступят сроки,

Когда вернешься ты домой,

И горьки мне твои упреки,

Горячий мой, упрямый ной.

Но ты взглянуть не догадался,

Умчался вдаль, казак лихой...

Какии ты был, таким остался,

А ты и дорог мне такой.

1949

Катюша

Расцветали яблони и груши,

Поплыли туманы над рекой.

Выходила на берег Катюша,

На высокий берег на крутой.

Выходила, песню заводила

Про степного сизого орла,

Про того, которого любила,

Про того, чьи письма берегла.

Ой ты, песня, песенка девичья,

Ты лети за ясным солнцем вслед:

И бойцу на дальнем пограничье

От Катюши передай привет.

Пусть он вспомнит девушку простую,

Пусть услышит, как она поет,

Пусть он землю бережет родную,

А любовь Катюша сбережет.

Расцветали яблони и груши,

Поплыли туманы над рекой.

Выходила на берег Катюша,

На высокий берег на крутой.

1938

Колхозники

Года размерены, и наша цель верна.

Мы знаем путь великих наступлений,

И тайну полновесного зерна,

И силу минеральных удобрений.

Своей земле мы предъявили иск

За прошлую нужду и недороды.

Мы превратили в золотой прииск

Крестьянские поля и огороды.

Они встречают новую зарю,

Которую не видели ни разу.

Они живут

По нашему календарю,

Подвластные великому заказу.

Мы их заставили менять покров

И чутко слушать голос человечий.

Мы

Мудрую поэму тракторов

Перевели на сельское наречье.

1929

Колыбельная

Месяц над нашею крышею светит,

   Вечер стоит у двора.

Маленьким птичкам и маленьким детям

   Спать наступила пора.

Завтра проснешься – и ясное солнце

   Снова взойдет над тобой...

Спи, мой воробышек, спи, мой сыночек,

   Спи, мой звоночек родной.

Спи, моя крошка, мой птенчик пригожий, –

   Баюшки–баю–баю.

Пусть никакая печаль не тревожит

   Детскую душу твою.

Ты не увидишь ни горя, ни муки,

   Доли не встретишь лихой...

Спи, мой воробышек, спи, мой сыночек.

   Спи, мой звоночек родной.

Спи, мой малыш, вырастай на просторе, –

   Быстро промчатся года.

Смелым орленком на ясные зори

   Ты улетишь из гнезда.

Даст тебе силу, дорогу укажет

   Родина мудрой рукой...

Спи, мой воробышек, спи, мой сыночек,

   Спи, мой звоночек родной.

1940

Край любимый

Край любимый, ты совсем зачах -

Ни огней, ни говора, ни стука.

И в твоих соломенных ночах

Шелестит лишь горькая разлука.

Вот стоят забытые дворы -

Тихие и тёмные, как старость.

В каждом был хозяин до поры,

А теперь и крысы не осталось.

Только старый одинокий пёс,

Позабывший, как его - по кличке,

Охраняя собственный погост,

На прохожих лает по привычке.

Он всю ночь дежурит у окна,

Угодить хозяину желая...

Далека сибирская страна,

И хозяин не услышит лая.

Извела хозяина нужда,

И от доли злой и неуёмной

Убежал хозяин навсегда -

Поискать удачи чернозёмной.

Что он встретил? Радостную ль весть?

Хорошо ль у нового порога?

Или псу, оставленному здесь,

Он теперь завидует немного?

1926

Крутится, вертится шар голубой...

1

Лесом, полями — дорогой прямой

Парень идет на побывку домой.

Ранили парня, да что за беда?

Сердце играет, а кровь молода.

— К свадьбе залечится рана твоя,—

С шуткой его провожали друзья.

Песню поет он, довольный судьбой:

«Крутится, вертится шар голубой,

Крутится, вертится, хочет упасть... »

Ранили парня, да что за напасть?

Скоро он будет в отцовском дому,

Выйдут родные навстречу ему;

Станет его поджидать у ворот

Та, о которой он песню поет.

К сердцу ее он прильнет головой...

«Крутится, вертится шар голубой...»

            2

Парень подходит. Нигде никого.

Горькое горе встречает его.

Черные трубы над снегом торчат,

Черные птицы над ними кричат.

Горькое горе, жестокий удел!—

Только скворечник один уцелел.

Только висит над колодцем бадья...

— Где ж ты, родная деревня моя?

Где ж эта улица, где ж этот дом,

Где ж эта девушка, вся в голубом?

Вышла откуда–то старая мать:

— Где же, сыночек, тебя принимать?

Чем же тебя накормить–напоить?

Где же постель для тебя постелить?

Всё поразграбили, хату сожгли,

Настю, невесту, с собой увели...

            3

В дымной землянке погас огонек,

Парень в потемках на сено прилег.

Зимняя ночь холодна и длинна.

Надо бы спать, да теперь не до сна.

Дума за думой идут чередой:

— Рано, как видно, пришел я домой;

Нет мне покоя в родной стороне,

Сердце мое полыхает в огне;

Жжет мою душу великая боль.

Ты не держи меня здесь, не неволь,—

Эту смертельную муку врагу

Я ни забыть, ни простить не могу...

Из темноты отзывается мать:

— Разве же стану тебя я держать?

Вижу я, чую, что сердце болит.

Делай как знаешь, как совесть велит...

            4

Поле да небо. Безоблачный день.

Крепко у парня затянут ремень,

Ловко прилажен походный мешок;

Свежий хрустит под ногами снежок;

Вьется и тает махорочный дым,—

Парень уходит к друзьям боевым.

Парень уходит — судьба решена,

Дума одна и дорога одна...

Глянет назад: в серебристой пыли

Только скворечник маячит вдали.

Выйдет на взгорок, посмотрит опять —

Только уже ничего не видать.

Дальше и дальше родные края...

— Настенька, Настенька — песня моя!

Встретимся ль, нет ли мы снова с тобой?

«Крутится, вертится шар голубой...»

1942

Летят перелетные птицы

Летят перелетные птицы

В осенней дали голубой,

Летят они в жаркие страны,

А я остаюся с тобой.

А я остаюся с тобою,

Родная навеки страна!

Не нужен мне берег турецкий,

И Африка мне не нужна.

Немало я стран перевидел,

Шагая с винтовкой в руке.

И не было горше печали,

Чем жить от тебя вдалеке.

Немало я дум передумал

С друзьями в далеком краю.

И не было большего долга,

Чем выполнить волю твою.

Пускай утопал я в болотах,

Пускай замерзал я на льду,

Но если ты скажешь мне снова,

Я снова все это пройду.

Желанья свои и надежды

Связал я навеки с тобой –

С твоею суровой и ясной,

С твоею завидной судьбой.

Летят перелетные птицы

Ушедшее лето искать.

Летят они в жаркие страны,

А я не хочу улетать,

А я остаюся с тобою,

Родная моя сторона!

Не нужно мне солнце чужое,

Чужая земля не нужна.

1948, Внуково

Лучше нету того цвету...

Лучше нету того цвету,

Когда яблоня цветет,

Лучше нету той минуты,

Когда милая придет.

Как увижу, как услышу –

Все во мне заговорит,

Вся душа моя пылает,

Вся душа моя горит.

Мы в глаза друг другу глянем,

Руки жаркие сплетем,

И куда – не знаем сами –

Словно пьяные, бредем.

Мы бредем по тем дорожкам,

Где зеленая трава,

Где из сердца сами рвутся

Незабвенные слова.

А кругом сады белеют,

А в садах бушует май,

И такой на небе месяц –

Хоть иголки подбирай.

За рекой гармонь играет –

То зальется, то замрет...

Лучше нету того цвету,

Когда яблоня цветет.

Май 1944

Мастера Земли

В просторы, где сочные травы росли

И рожь полновесная зрела,

Пришли мастера плодоносной земли,

Чья слава повсюду гремела.

И, словно себе не поверивши вдруг,

Что счастье им в руки далося,

Смотрели на север,

Смотрели на юг

И желтые рвали колосья.

Они проверяли победу свою

Пред жаркой порой обмолота;

Они вспоминали, как в этом краю

Седое дымилось болото.

Кривыми корнями густая лоза

Сосала соленые соки,

И резали руки и лезли в глаза

Зеленые пики осоки.

И был этот край неприветлив и глух,

Как темное логово смерти,

И тысячу лет

Суеверных старух

Пугали болотные черти.

Но люди, восставшие против чертей,

Но люди, забывшие счет на заплаты,

Поставили на ноги

Жен и детей

И дали им в руки лопаты.

И там, где не всякий решался пройти,

Где вязли по ступицу дроги,

Они провели подъездные пути,

Они проложили дороги.

Глухое безмолвие каждой версты

Они покорили

Трудом терпеливым.

И врезалось поле в земные пласты

Ликующим

Желтым заливом.

Пред ними легли молодые луга,

Широкие зори встречая,

И свежего сена крутые стога –

Душистей цейлонского чая.

И в праздник, когда затихает страда

И косы блестящие немы,

За щедрой наградой приходят сюда

Творцы и герои поэмы.

И, словно прикованы радостным сном,

В ржаном шелестящем затопе

Стоят и любуются крупным зерном,

Лежащим на жесткой ладони.

И ветер уносит обрывки речей,

И молкнут беседы простые.

И кажется так от вечерних лучей,

Что руки у них –

Золотые.

1928

* * *

Мы с тобою не дружили,

Не встречались по весне,

Но глаза твои большие

Не дают покоя мне.

Думал я, что позабуду,

Обойду их стороной,

Но они везде и всюду

Всё стоят передо мной,

Словно мне без их привета

В жизни горек каждый час,

Словно мне дороги нету

На земле без этих глаз.

Может, ты сама не рада,

Но должна же ты понять:

С этим что–то сделать надо,

Надо что–то предпринять.

1948

Мы шли...

Мы шли молчаливой толпою, –

Прощайте, родные места!–

И беженской нашей слезою

Дорога была залита.

Вздымалось над селами пламя,

Вдали грохотали бои,

И птицы летели над нами,

Покинув гнездовья свои.

Зверье по лесам и болотам

Бежало, почуяв войну, –

Видать, и ему неохота

Остаться в фашистском плену.

Мы шли... В узелки завязали

По горстке родимой земли,

И всю б ее, кажется, взяли,

Но всю ее взять не могли.

И в горестный час расставанья,

Среди обожженных полей,

Сурово свои заклинанья

Шептали старухи над ней:

– За кровь, за разбой, за пожары,

За долгие ночи без сна

Пусть самою лютою карой

Врагов покарает она!

Пусть высохнут листья и травы,

Где ступит нога палачей,

И пусть не водою – отравой

Наполнится каждый ручей.

Пусть ворон – зловещая птица –

Клюет людоедам глаза,

Пусть в огненный дождь превратится

Горючая наша слеза.

Пусть ветер железного мщенья

Насильника в бездну сметет,

Пусть ищет насильник спасенья,

И пусть он его не найдет

И страшною казнью казнится,

Каменья грызя взаперти...

Мы верили – суд совершится.

И легче нам было идти.

1942

На горе – белым–бела...

На горе – белым–бела –

Утром вишня расцвела.

Полюбила я парнишку,

А открыться не могла.

Я по улице хожу,

Об одном о нем тужу,

Но ни разу он не спросит,

Что на сердце я ношу.

Только спросит – как живу,

Скоро ль в гости позову...

Не желает он, наверно,

Говорить по существу.

Я одна иду домой,

Вся печаль моя со мной.

Неужели ж мое счастье

Пронесется стороной?

1940

На погосте

Здесь, под тенью вековых берез,

Не найти весёлого рассказа.

Деревенский сумраяный погост

Заселён народом до отказа.

Жизнь не всех лелеет под луной.

И, глаза накрывши полотенцем,

Каждый год - и летом и зимой -

Шли и шли сюда переселенцы.

Каждый год без зависти и зла

Отмерялись новые усадьбы,

И всегда сходилось полсела

Провожать безрадостные свадьбы.

Словно лодки по морским волнам

На какой-нибудь спокойный остров,

Гроб за гробом плыли по полям,

Приближаясь медленно к погосту.

И земля, раскрыв свои пласты,

Им приют давала благосклонно.

Свежие сосновые кресты

Поднимали руки удивлённо.

По весне убогая трава

Вырастала на могилах чёрствых...

Целый век, а может быть, и два

Здесь живые хоронили мёртвых.

И, отдавши долг последний свой,

На деревню молча уходили.

Ели хлеб, замешанный с травой,

Били жён да подати платили;

Звали счастье под своё окно,

Только счастье не спешило в гости.

И надёжным было лишь одно -

В три аршина место на погосте.

1926

На реке

Сердитой махоркой да тусклым костром

Не скрасить сегодняшний отдых...

У пристани стынет усталый паром,

Качаясь на медленных водах.

Сухая трава и густые пески

Хрустят по отлогому скату.

И месяц, рискуя разбиться в куски,

На берег скользит по канату.

В старинных сказаньях и песнях воспет,

Паромщик идет

К шалашу одиноко.

Служил он парому до старости лет,

До белых волос,

До последнего срока.

Спокойные руки, испытанный глаз

Повинность несли аккуратно.

И, может быть, многие тысячи раз

Ходил он туда и обратно.

А ночью, когда над рекою туман

Клубился,

Похожий на серую вату,

Считал перевозчик и прятал в карман

Тяжелую

Медную плату.

И спал в шалаше под мерцанием звезд,

И мирно шуршала

Солома сухая...

Но люди решили, что надобно — мост,

Что нынче эпоха другая.

И вот расступилася вдруг тишина,

Рабочих на стройку созвали.

И встали послушно с глубокого дна

Дубовые черные сваи.

В любые разливы не дрогнут они,—

Их ставили люди на совесть...

Паром доживает последние дни,

К последнему рейсу готовясь.

О нем, о ненужном, забудет народ,

Забудет, и срок этот — близко.

И по мосту месяц на берег скользнет

Без всякого страха и риска.

Достав из кармана истертый кисет,

Паромщик садится

На узкую лавку.

И горько ему, что за выслугой лет

Он вместе с паромом

Получит отставку;

Что всю свою жизнь разменял на гроши,

Что по ветру годы развеял;

Что строить умел он одни шалаши,

О большем и думать не смея.

Ни радости он не видал на веку,

Ни счастье ему не встречалось...

Эх, если бы сызнова жить старику,—

Не так бы оно получалось!

1928

На улице

Апрель ударил голубым крылом

О городскую черствую дорогу.

И вот со звоном выкатился лом

Из шумной двери солнцу на подмогу.

И целый день в руках играет сталь,

Вздыхают глухо ледяные глыбы.

Сегодня день — прозрачный, как хрусталь,

Сегодня день приветливых улыбок.

Весь город напоен ласкающим теплом.

Неугомон у каждого порога...

Апрель ударил голубым крылом

О городскую черствую дорогу.

1924

Наш священник

Уж сколько лет одну и ту же

Ведёт он линию свою:

Обедню нехотя отслужит,

Побьёт от скуки попадью;

Младенцев крестит, а случится -

В могилу старца отпоёт.

А сам при том ворчит и злится,

Что не усердствует народ, -

Что мало и детей родится,

И редко-редко кто помрёт.

И, наставляя наши души

На путь молитвы и поста,

Он каждодневно водку глушит

Во имя бога и Христа.

И, горько жалуясь на грыжу,

Выходит, пьяный, на крыльцо...

Я на закате часто вижу

Его священное лицо.

1929

Ночь молчит. Ни песен, ни огней...

Ночь молчит. Ни песен, ни огней,

Петухи - и те поонемели.

Словно стая белых голубей,

За окном колышутся метели.

Вот она - глухая сторона.

Вот она - забытая деревня!

Есть у нас всего одна луна,

Да и та горит не ежедневно.

Где ж за жизнь великая борьба? -

Ждали мы и не дождались нови.

Оттого-то каждая изба

Хмурит так соломенные брови.

Оттого и вечера глухи

И не льются бойкие припевки.

В города сбежали женихи,

И тоскуют одиноко девки.

Денег ждут суровые отцы,

Ждут подарков матери родные,

Но везут почтовые гонцы

Только письма, письма доплатные:

Дескать, сам хожу почти с сумой, -

Позабудьте про мою подмогу.

Я теперь подался бы домой,

Только нету денег на дорогу.

И коль скоро не найду работ,

То, минуя всякие вокзалы,

Мне придётся двинуться в поход -

Посчитать несчитанные шпалы.

1926

Огонек

На позиции девушка

Провожала бойца,

Темной ночью простилася

На ступеньках крыльца.

И пока за туманами

Видеть мог паренек,

На окошке на девичьем

Всё горел огонек.

Парня встретила славная

Фронтовая семья,

Всюду были товарищи,

Всюду были друзья.

Но знакомую улицу

Позабыть он не мог:

– Где ж ты, девушка милая,

Где ж ты, мой огонек?

И подруга далекая

Парню весточку шлет,

Что любовь ее девичья

Никогда не умрет;

Всё, что было загадано,

В свой исполнится срок, –

Не погаснет без времени

Золотой огонек.

И просторно и радостно

На душе у бойца

От такого хорошего

От ее письмеца.

И врага ненавистного

Крепче бьет паренек

За Советскую родину,

За родной огонек.

1942

Ой, вы, зори вешние…

Ой, вы, зори вешние,

Светлые края!

Милого нездешнего

Отыскала я.

Он приехал по морю

Из чужих земель.

– Как тебя по имени? –

Говорит: – Мишель.

Он пахал на тракторе

На полях у нас.

– Из какого края ты? –

Говорит: – Эльзас.

– Почему ж на родине

Не хотел ты жить? –

Говорит, что не к чему

Руки приложить…

Я навстречу милому

Выйду за курган…

Ты не шей мне, матушка,

Красный сарафан, –

Старые обычаи

Нынче не под стать, –

Я хочу приданое

Не такое дать.

Своему хорошему

Руки протяну,

Дам ему в приданое

Целую страну.

Дам другую родину,

Новое житьё, –

Всё, что есть под солнышком,

Всё кругом – твоё!

Пусть друзьям и недругам

Пишет в свой Эльзас –

До чего богатые

Девушки у нас!

1935

Ой, туманы мои...

Ой, туманы мои, растуманы,

Ой, родные леса и луга!

Уходили в поход партизаны,

Уходили в поход на врага.

На прощанье сказали герои:

– Ожидайте хороших вестей.–

И на старой смоленской дороге

Повстречали незваных гостей.

Повстречали – огнем угощали,

Навсегда уложили в лесу

За великие наши печали,

За горючую нашу слезу.

С той поры да по всей по округе

Потеряли злодеи покой:

День и ночь партизанские вьюги

Над разбойной гудят головой.

Не уйдет чужеземец незваный,

Своего не увидит жилья...

Ой, туманы мои, растуманы,

Ой, родная сторонка моя!

1942

Ой, цветет калина

Ой, цветет калина

В поле у ручья.

Парня молодого

Полюбила я.

Парня полюбила

На свою беду:

Не могу открыться,

Слова не найду.

Он живет – не знает

Ничего о том,

Что одна дивчина

Думает о нем...

У ручья с калины

Облетает цвет,

А любовь девичья

Не проходит, пет.

А любовь девичья

С каждым днем сильней.

Как же мне решиться –

Рассказать о ней?

Я хожу, не смея

Волю дать словам...

Милый мой, хороший,

Догадайся сам!

1949

Опять печалится над лугом...

Опять печалится над лугом

Печаль пастушьего рожка.

И, словно гуси, друг за другом

Плывут по небу облака.

А я брожу неторопливо

По этим памятным местам.

Какого здесь ищу я дива,

Чего я жду — не знаю сам.

У этих сел, у этих речек,

На тихих стежках полевых

Друзей давнишних я не встречу

И не дождусь своих родных.

Одни ушли, свой дом покинув,—

И где они и что нашли?

Другим селибу в три аршина

Неподалеку отвели...

Какого ж здесь искать мне чуда,

Моя родная сторона!

Но я — твой сын, но я — отсюда,

И здесь прошла моя весна.

Прошла моя незолотая,

Моя незвонкая прошла.

И пусть она была такая,—

Она такая мне мила.

И мне вовеки будет дорог

Край перелесков и полей,

Где каждый дол и каждый взгорок

Напоминают мне о ней.

Пусть даже стерлись все приметы,

Пусть не найти ее следа,

И все ж меня дорога эта

Зовет неведомо куда.

1945

Ореховые палки

Когда июль раскидывал навес

И золотилась рожь

От солнечной закалки,

Отец мой шёл по воскресеньям в лес

И вырубал

Ореховые палки.

Он гладил их ножами по коре,

Чтоб стали ровными, как детские ручонки.

Он их сушил под солнцем на дворе,

Чтоб стали палки

Веселы и звонки.

А после к ним дубовые бичи

Привязывал ременною полоской.

И цеп готов.

Он скоро застучит

По кудрям ржи

Уверенно и хлёстко.

И под крылом овинной тишины,

На старом развалившемся помосте,

Нетерпеливо ждал он у стены,

Пока снопы к нему

Приедут в гости.

Пока возьмут его две крепкие руки,

В которых много силы и смекалки…

Так каждый год

Ходили мужики

Рубить в лесу

Ореховые палки.

Но вот теперь я очень удивлён,

Как будто сын родителей нездешних:

Я был в лесу,

И мне со всех сторон

Спокойно кланялся

Нетронутый орешник.

Он позабыл набеги топоров,

Его лишь ветры тёплые качали.

И в полусумраке овинов и дворов

Цепы заброшенные

Замолчали.

Ужели голод в этой стороне?

И сердце дрогнуло

И вдаль рванулось пылко…

………………..

За речкой

На общественном гумне

Отчётливо стучала

Молотилка.

1925

Освободителям Ельни

Идут вперед неустрашимо

Бойцы — товарищи мои.

И Ельня — город мой родимый —

Опять в кругу своей семьи.

Пусть он разрушен, искалечен,—

Он возродится из руин!

И подвиг твой да будет вечен,

Советский воин–исполин!

31 августа 1943

Партизанка

Я весь свой век жила в родном селе,

Жила, как все,— работала, дышала,

Хлеба растила на своей земле

И никому на свете не мешала.

И жить бы мне спокойно много лет,—

Женить бы сына, пестовать внучонка...

Да вот поди ж нашелся людоед —

Пропала наша тихая сторонка!

Хлебнули люди горя через край,

Такого горя, что не сыщешь слова.

Чуть что не так — ложись и помирай:

Всё у врагов для этого готово;

Чуть что не так — петля да пулемет,

Тебе конец, а им одна потеха...

Притих народ. Задумался народ.

Ни разговоров не слыхать, ни смеха.

Сидим, бывало,— словно пни торчим...

Что говорить? У всех лихая чаша.

Посмотрим друг на друга, помолчим,

Слезу смахнем — и вся беседа наша.

Замучил, гад. Замордовал, загрыз...

И мой порог беда не миновала.

Забрали всё. Одних мышей да крыс

Забыли взять. И всё им было мало!

Пришли опять. Опять прикладом в дверь,—

Встречай, старуха, свору их собачью...

«Какую ж это, думаю, теперь

Придумал Гитлер для меня задачу?»

А он придумал: «Убирайся вон!

Не то,— грозят,— раздавим, словно муху...»

«Какой же это,— говорю,— закон —

На улицу выбрасывать старуху?

Куда ж идти? Я тут весь век живу...»

Обидно мне, а им того и надо:

Не сдохнешь, мол, и со скотом в хлеву,

Ступай туда,— свинья, мол, будет рада.

«Что ж,— говорю,— уж лучше бы свинья,—

Она бы так над старой не глумилась.

Да нет ее. И виновата ль я,

Что всех свиней сожрала ваша милость?»

Озлился, пес,— и ну стегать хлыстом!

Избил меня и, в чем была, отправил

Из хаты вон... Спасибо и на том,

Что душу в теле все–таки оставил.

Пришла в сарай, уселась на бревно.

Сижу, молчу — раздета и разута.

Подходит ночь. Становится темно.

И нет старухе на земле приюта.

Сижу, молчу. А в хате той порой

Закрыли ставни, чтоб не видно было,

А в хате — слышу — пир идет горой,—

Стучит, грючит, гуляет вражья сила.

«Нет, думаю, куда–нибудь уйду,

Не дам глумиться над собой злодею!

Пока тепло, авось не пропаду,

А может быть, и дальше уцелею...»

И долог путь, а сборы коротки:

Багаж в карман, а за плечо — хворобу.

Не напороться б только на штыки,

Убраться подобру да поздорову.

Но, знать, в ту ночь счастливая звезда

Взошла и над моею головою:

Затихли фрицы — спит моя беда,

Храпят, гадюки, в хате с перепою.

Пора идти. А я и не могу,—

Целую стены, словно помешалась...

«Ужели ж всё пожертвовать врагу,

Что тяжкими трудами доставалось?

Ужели ж, старой, одинокой, мне

Теперь навек с родным углом проститься,

Где знаю, помню каждый сук в стене

И как скрипит какая половица?

Ужели ж лиходею моему

Сиротская слеза не отольется?

Уж если так, то лучше никому

Пускай добро мое не достается!

Уж если случай к этому привел,

Так будь что будет — лучше или хуже!»

И я дубовый разыскала кол

И крепко дверь притиснула снаружи.

А дальше, что же, дальше — спички в ход,—

Пошел огонь плести свои плетенки!

А я — через калитку в огород,

В поля, в луга, на кладбище, в потемки.

Погоревать к покойнику пришла,

Стою перед оградою сосновой:

— Прости, старик, что дом не сберегла,

Что сына обездолила родного.

Придет с войны, а тут — ни дать ни взять,

В какую дверь стучаться — неизвестно...

Прости, сынок! Но не могла я стать

У извергов скотиной бессловесной.

Прости, сынок! Забудь отцовский дом,

Родная мать его не пощадила —

На всё пошла, но праведным судом

Злодеев на погибель осудила.

Жестокую придумала я месть —

Живьем сожгла, огнем сжила со света!

Но если только бог на небе есть —

Он все грехи отпустит мне за это.

Пусть я стара, и пусть мой волос сед,—

Уж раз война, так всем идти войною...

Тут подошел откуда–то сосед

С ружьем в руках, с котомкой за спиною.

Он осторожно посмотрел кругом,

Подумал молча, постоял немного,

«Ну, что ж,— сказал,— Антоновна, идем!

Видать, у нас теперь одна дорога...»

И мы пошли. Сосед мой впереди,

А я за ним заковыляла сзади.

И вот, смотри, полгода уж поди

Живу в лесу у партизан в отряде.

Варю обед, стираю им белье,

Чиню одёжу — не сижу без дела.

А то бывает, что беру ружье,—

И эту штуку одолеть сумела.

Не будь я здесь — валяться б мне во рву,

А уж теперь, коль вырвалась из плена,

Своих врагов и впрямь переживу,—

Уж это так. Уж это непременно.

1942

Пели две подруги

Пели две подруги,

Пели две Маруси,

Как осенним утром

Улетали гуси;

Как прощались гуси

Со своим гнездовьем:

С речками, с лесами,

С тихим Приднепровьем;

И кричали гуси,

В небе пропадая,

Что всего дороже

Сторона родная…

*

Улетали гуси,

Лето закатилось.

По лесам брусника

В кузовок просилась;

По лесам орешник

Гнулся, безутешен,

И ронял орехи

Со своих орешин.

И пошли подруги

Тропами лесными.

Поднималось небо

Высоко над ними.

Осыпались липы,

Облетали клены.

Лист на землю падал,

Словно раскалённый.

Стлалася тропинка

Золотой каёмкой,

И хотелось песни –

Ласковой, негромкой.

И внезапно в небе

Гуси прокричали

О разлуке тяжкой,

О своей печали.

Прокричали гуси

Над лесной округой,

Два пера на память

Сбросили подругам.

И подруги стали,

Головы закинув,

Словно две осенних,

Две лесных рябины.

И запели разом,

Стаю провожая,

Что всего дороже

Сторона родная…

Первое письмо

Ваня, Ваня! За что на меня ты в обиде?

Почему мне ни писем, ни карточки нет?

Я совсем стосковалась и в письменном виде

Посылаю тебе нерушимый привет.

Ты уехал, и мне ничего не известно,

Хоть и лето прошло и зима…

Впрочем, нынче я стала такою ликбезной,

Что могу написать и сама.

Ты бы мог на успехи мои подивиться, –

Я теперь — не слепая и глупая тварь:

Понимаешь, на самой последней странице

Я читаю научную книгу – букварь.

Я читаю и радуюсь каждому звуку,

И самой удивительно – как удалось,

Что такую большую, мудрёную штуку

Всю как есть изучила насквозь.

Изучила и знаю… Ванюша, ты слышишь?

И такой на душе занимается свет,

Что его и в подробном письме не опишешь,

Что ему и названия нет.

Будто я хорошею от каждого слова,

Будто с места срывается сердце моё,

Будто вся моя жизнь начинается снова

И впервые, нежданно, я вижу её.

Мне подруги давно говорят на учёбе,

Что моя голова попросторнее всех…

Жалко, нет у меня ненаглядных пособий, –

Я тогда не такой показала б успех!..

Над одним лишь я голову сильно ломаю,

Лишь одна незадача позорит мне честь:

Если что напечатано – всё понимаю,

А напишут пером – не умею прочесть.

И, себя укоряя за немощность эту,

Я не знаю, где правильный выход найти:

Ваших писем не слышно, и практики нету,

И научное дело мне трудно вести.

Но хочу я, чтоб всё, как и следует, было,

И, конечно, сумею своё наверстать…

А тебя я, Ванюша, навек полюбила

И готова всю душу и сердце отдать.

И любой твоей весточке буду я рада,

Лишь бы ты не забыл меня в дальней дали.

Если карточки нет, то её и не надо,–

Хоть письмо, хоть открытку пришли.

1932

Песня о Родине

1

Та песня с детских лет, друзья,

     Была знакома мне:

«Трансвааль, Трансвааль — страна моя,

     Ты вся горишь в огне».

Трансвааль, Трансвааль — страна моя!..

     Каким она путем

Пришла в смоленские края,

     Вошла в крестьянский дом?

И что за дело было мне,

     За тыщи верст вдали,

До той страны, что вся в огне,

     До той чужой земли?

Я даже знал тогда едва ль —

     В свой двенадцать лет,—

Где эта самая Трансвааль

     И есть она иль нет.

И всё ж она меня нашла

     В Смоленщине родной,

По тихим улицам села

     Ходила вслед за мной.

И понял я ее печаль,

     Увидел тот пожар.

Я повторял:

        — Трансвааль, Трансвааль!-

      И голос мой дрожал.

И я не мог уже — о нет!—

     Забыть про ту страну,

Где младший сын — в тринадцать лет —

     Просился на войну.

И мне впервые, может быть,

     Открылося тогда —

Как надо край родной любить,

     Когда придет беда;

Как надо родину беречь

     И помнить день за днем,

Чтоб враг не мог ее поджечь

     Погибельным огнем...

          2

«Трансвааль, Трансвааль — страна моя!..»

     Я с этой песней рос.

Ее навек запомнил я

     И, словно клятву, нес.

Я вместе с нею путь держал,

     Покинув дом родной,

Когда четырнадцать держав

     Пошли на нас войной;

Когда пожары по ночам

     Пылали здесь и там

И били пушки англичан

     По нашим городам;

Когда сражались сыновья

     С отцами наравне...

«Трансвааль, Трансвааль — страна моя,

     Ты вся горишь в огне...»

          3

Я пел свой гнев, свою печаль

     Словами песни той,

Я повторял:

          — Трансвааль, Трансвааль!-

     Но думал о другой,—

О той, с которой навсегда

     Судьбу свою связал.

О той, где в детские года

     Я палочки срезал;

О той, о русской, о родной,

     Где понял в первый раз:

Ни бог, ни царь и не герой

     Свободы нам не даст;

О той, что сотни лет жила

     С лучиною в светце,

О той, которая была

     Вся в огненном кольце.

Я выполнял ее наказ,

     И думал я о ней...

Настал, настал суровый час

     Для родины моей;

Настал, настал суровый час

     Для родины моей,—

Молитесь, женщины, за нас -

     За ваших сыновей...

          4

Мы шли свободу отстоять,

     Избавить свет от тьмы.

А долго ль будем воевать —

     Не спрашивали мы.

Один был путь у нас — вперед!

     И шли мы тем путем.

А сколько нас назад придет —

     Не думали о том.

И на земле и на воде

     Врага громили мы.

И знамя красное нигде

     Не уронили мы.

И враг в заморские края

     Бежал за тыщи верст.

И поднялась страна моя

     Во весь могучий рост.

Зимой в снегу, весной в цвету

     И в дымах заводских —

Она бессменно на посту,

     На страже прав людских.

Когда фашистская чума

     В поход кровавый шла,

Весь мир от рабского ярма

     Страна моя спасла.

Она не кланялась врагам,

     Не дрогнула в боях.

И пал Берлин к ее ногам,

     Поверженный во прах.

Стоит страна большевиков,

     Великая страна,

Со всех пяти материков

     Звезда ее видна.

Дороги к счастью — с ней одной

     Открыты до конца,

И к ней — к стране моей родной —

     Устремлены сердца.

Ее не сжечь, не задушить,

     Не смять, не растоптать,—

Она живет и будет жить

     И будет побеждать!

          5

«...Трансвааль, Трансвааль!..» —

                    Я много знал

     Других прекрасных слов,

Но эту песню вспоминал,

     Как первую любовь;

Как свет, как отблеск той зари,

     Что в юности взошла,

Как голос матери-земли,

     Что крылья мне дала.

Трансвааль, Трансвааль!— моя страна,

     В лесу костер ночной...

Опять мне вспомнилась она,

     Опять владеет мной.

Я вижу синий небосвод,

     Я слышу бой в горах:

Поднялся греческий народ

     С оружием в руках.

Идет из плена выручать

     Судьбу своей земли,

Идет свободу защищать,

     Как мы когда-то шли.

Идут на битву сыновья

     С отцами наравне...

«Трансвааль, Трансвааль — страна моя,

     Ты вся горишь в огне...»

Пускай у них не те слова

     И пусть не тот напев,

Но та же правда в них жива,

     Но в сердце — тот же гнев.

И тот же враг, что сжег Трансвааль,—

     Извечный враг людской,—

Направил в них огонь и сталь

     Безжалостной рукой.

Весь мир, всю землю он готов

     Поджечь, поработить,

Чтоб кровь мужей и слезы вдов

     В доходы превратить;

Чтоб даже воздух, даже свет

     Принадлежал ему...

Но вся земля ответит:

                    — Нет!

     Вовек не быть тому!

И за одним встает другой

     Разгневанный народ,—

На грозный бой, на смертный бой

     И стар и млад идет,

И остров Ява, и Китай,

     И Греции сыны

Идут за свой родимый край,

     За честь своей страны;

За тех, что в лютой кабале,

     В неволе тяжкой мрут,

За справедливость на земле

     И за свободный труд.

Ни вражья спесь, ни злая месть

     Отважным не страшна.

Народы знают:

          правда есть!

     И видят — где она.

Дороги к счастью —

             с ней одной

     Открыты до конца,

И к ней —

        к стране моей родной

     Устремлены сердца,

Ее не сжечь, не задушить,

     Не смять, не растоптать.

Она живет и будет жить

     И будет побеждать!

Февраль 1948

Песня трудовых резервов

С одним желаньем, с думою одною,

Со всех концов родной своей земли

Мы собралися дружною семьею,

Мы все учиться мастерству пришли.

Пройдут года, настанут дни такие,

Когда советский трудовой народ

Вот эти руки, руки молодые

Руками золотыми назовет.

Куда бы нас отчизна ни послала,

Мы с честью дело сделаем свое:

Она взрастила нас и воспитала,

Мы все — сыны и дочери ее.

Мы будем всюду первыми по праву

И говорим от сердца от всего,

Что не уроним трудовую славу

Своей страны, народа своего.

1948

По росистой луговой...

По росистой луговой,

По извилистой тропинке

Провожал меня домой

Мой знакомый с вечеринки.

Возле дома он сказал,

Оглядевшись осторожно:

– Я бы вас поцеловал,

Если это только можно.

Я ответила ему,

Что, конечно, возражаю,

Что такого никому

Никогда не разрешаю.

Сразу парень загрустил,

Огорченный стал прощаться, –

Дескать, значит, я не мил,

Дескать, лучше б не встречаться.

Я в глаза ему смотрю:

– Раз такое положенье,

То уж ладно, – говорю, –

Поцелуй... без разрешенья.

1946

* * *

Попрощаться с теплым летом

Выхожу я за овин.

Запылали алым цветом

Кисти спелые рябин.

Всё молчит – земля и небо,

Тишина у всех дорог.

Вкусно пахнет свежим хлебом

На току соломы стог.

Блекнут травы. Дремлют хаты.

Рощи вспыхнули вдали.

По незримому канату

Протянулись журавли.

Гаснет день. За косогором

Разливается закат.

Звонкий месяц выйдет скоро

Погулять по крышам хат.

Скоро звезды тихим светом

Упадут на дно реки.

Я прощаюсь с теплым летом

Без печали и тоски.

1925

Поэма ухода

(Хуторская Россия)

В этой сумрачной хате

   для меня ничего не осталось,

Для моей головы

   эта темная хата низка...

Здесь у каждой стены

   приютились нужда и усталость,

В каждой щели шуршит

   тараканья тоска.

Я, наверно, уйду.

   Я сегодня недаром встревожен

И тревоги своей

   не могу превозмочь.

За окном — тишина.

   За окном залегло бездорожье

И сплошная, закрытая наглухо ночь.

Выйдешь в поле,

   а в поле — ни сукина сына,—

Хочешь пой,

   хочешь вой,

   хочешь бей головой ворота!—

На двенадцать засовов

   заперта хуторская Россия,

И над ней

   умирает луна —

Эта

   круглая сирота.

Вот он, край,

   где просторному слову

   появляться не велено,

Где насквозь теснота —

   от земли и до звезд,

Где и земли, и воды,

   и леса поразделены,

Где для общего блага

   оставлен лишь только погост.

В каждой хате —

   свои сновидения длинные,

И своя тишина,

   и свои над рекой соловьи;

В каждом поле —

   своя «пограничная линия»,

И дороги,

   и тропы свои.

Это здесь

   человека заедает глухая тревога

За погоду,

   за хлеб,

   за судьбу посевных площадей.

Летом ставится ставка

   на всевышнего господа бога,

А зимою —

   надежда на «добрых людей».

И когда, в недород,

   все амбары подметены начисто,

К «добрым людям»

   идешь ты за хлебом, скорбя.

И цепные собаки

   довоенного качества

У дубовой калитки

   встречают тебя.

Поклонись до земли

   и проси, бесталанный,— прощения

За голодное время,

   за свою незадачную рожь...

И проходят года

   за мое вам почтение,

И теряется молодость

   за здорово живешь...

Долго был я привязан

   к этому гиблому месту,

Но сегодня

   моя наступила пора:

Я уйду.

   Заберу я и мать и невесту,

И коня своего

   уведу со двора.

Я поводья возьму

   в эту правую руку,—

Так водил я когда–то

   в ночное коней.

Свежий ветер по дружбе

   мне на листьях сыграет разлуку,

Провожая меня

   до больших росстаней.

Я возьму напоследок

   краюху соленого хлеба

И уйду на село,

   где живет незабвенный товарищ Петров,

Где зеленые звезды

   покорно спускаются с неба,

Чтоб указывать путь

   для ночных тракторов.

Я к нему подойду —

   к человеку хорошей науки —

И скажу, что пришел

   под его под колхозную власть.

Я вручу ему молодость,

   силу и руки,

И крестьянскую участь,

   и крестьянскую часть.

Он ответит мне — голосом

   теплым и чистым,

Он покажет,

   где силы мои приложить.

Я, наверное, стану

   неплохим трактористом

И сумею

   доверие заслужить.

Решено окончательно.

   Мой возврат навсегда невозможен.

Я — созревшее яблоко,

   отлетевшее с яблони прочь...

Затихающий месяц

   на дальний пригорок положен,

И на музыку ветра

   положена ночь.

1929

Припомним, друзья и подруги

Посвящается Н–скому заводу

Сегодня, на празднике людном,

Мы с вами припомним, друзья,

Как двигалась в путь многотрудный

Рабочая наша семья;

Как смертью враги нам грозили,

Как шли в Подмосковье бои,

Как мы под бомбежкой грузили

Станки заводские свои;

Как, сидя в теплушках на сене,

Глядели мы в сумрак ночной,

Как где–то в тумане осеннем

Остался наш город родной...

Припомним, друзья и подруги,

Расскажем без всяких прикрас,

Какие свирепые вьюги

На пристани встретили нас;

Как в старой нетопленной школе

Мы жили у мертвой реки,

Как сердце сжималось от боли,

Что снег заметает станки,

Что к ним не придут пароходы

Ни с этой, ни с той стороны,

Что дальше нам не было ходу,

Быть может, до самой весны...

Припомним, друзья и подруги,

Как ночи и дни напролет

По той незнакомой округе

Искали мы с вами подвод;

Как тяжко тащили на сани

Железную грузную кладь,—

Тащили и падали сами

И, вставши, тащили опять;

Как вдаль — по полям, по откосам,

По длинной дороге степной —

Пошли, потянулись обозы

На целые версты длиной.

Весь свет застилала пороша,

Пройдешь — и не видно следов...

И всё же мы вынесли ношу,

В которой сто тысяч пудов;

И всё же — хоть тяжко нам было —

Спасли, отстояли завод.

И вот он — на полную силу

Работает, дышит, живет!

Товарищи, вспомним об этом

И будем тверды до конца!

И пусть торжествующим светом

Наполнятся наши сердца;

Пусть душу согреет сознанье,

Что мы ни на шаг, ни на миг

В суровые дни испытанья

Не сдали позиций своих;

Что мы никому не давали

Позорить рабочую честь

И что в фронтовом арсенале

И наше оружие есть,

И наше грохочет громами

В годину великой войны...

Когда–то мы делали с вами

Часы для советской страны;

Когда–то в уюте квартирном,

В спокойные ясные дни,

На стенах, на столике мирном

Секунды считали они.

Но в наши дома оголтело

Вломились фашистские псы,—

И родина нам повелела

Готовить иные часы —

Часы со смертельным заводом

Для тех, кто пошел на грабеж,

Для тех, кто над нашим народом

Занес окровавленный нож;

Часы для злодеев матерых,

Что кровь неповинную льют,

Часы, после боя которых

Враги никогда не встают.

Так что же, друзья и подруги,—

Пусть будет работа дружна!

Пусть наши проворные руки

Похвалит родная страна;

Пусть станет убийцам грозою

Советский завод часовой,

Пусть плачут кровавой слезою

Они над своею судьбой;

Пусть ночи встают гробовые

Над тем, кто нацелился в нас,

Пусть наши часы боевые

Пробьют его смертный час!

1942

Провожанье

Дайте в руки мне гармонь

   Золотые планки!

Парень девушку домой

   Провожал с гулянки.

Шли они — в руке рука —

   Весело и дружно.

Только стежка коротка —

   Расставаться нужно.

Хата встала впереди —

   Темное окошко...

Ой ты, стежка, погоди,

   Протянись немножко!

Ты потише провожай,

   Парень сероглазый,

Потому что очень жаль

   Расставаться сразу...

Дайте ж в руки мне гармонь,

   Чтоб сыграть страданье.

Парень девушку домой

   Провожал с гулянья.

Шли они — рука в руке,

   Шли они до дому,

А пришли они к реке,

   К берегу крутому.

Позабыл знакомый путь

   Ухажер–забава:

Надо б влево повернуть,—

   Повернул направо.

Льется речка в дальний край

   Погляди, послушай...

Что же, Коля, Николай,

   Сделал ты с Катюшей?!

Возвращаться позже всех

   Кате неприятно,

Только ноги, как на грех,

   Не идут обратно.

Не хотят они домой,

   Ноги молодые...

Ой, гармонь моя, гармонь,—

   Планки золотые!

1936

Продажа коровы

Голод глух, и голод слеп,

Он не верит слову.

И приходится на хлеб

Разменять корову.

Под осенним холодком,

В сумрачном рассвете,

Попрощаться с молоком

Молча вышли дети.

Вот оно сейчас уйдёт, –

Надо наглядеться.

И застыло у ворот

Стриженое детство.

А хозяин, словно вор,

Пойманный в дороге,

Всё рассматривал в упор

Собственные ноги.

Мать корову обняла

С горестною речью,

И корова поняла

Горесть человечью.

Ей лишь мудрость не дана,

Чтоб ответить словом,

И ревёт, ревёт она

Безнадёжным рёвом…

На жену, на детвору

Посмотрел хозяин:

– Что стоите на ветру,

Светите глазами?!

И, прошлёпав по грязи,

Сел и дёрнул вожжи:

– Ну-ка, Чалый, вывози!

Помоги нам, боже!

1926-1927

Прощальная (Далекий мой!..)

Далекий мой! Пора моя настала.

В последний раз я карандаш возьму..

Кому б моя записка ни попала,

Она тебе писалась одному.

Прости–прощай! Любимую веснянку

Нам не певать в веселый месяц май.

Споем теперь, как девушку–смолянку

Берут в неволю в чужедальний край;

Споем теперь, как завтра утром рано

Пошлют ее по скорбному пути...

Прощай, родной! Забудь свою Татьяну.

Не жди ее. Но только отомсти!

Прости–прощай!.. Что может дать рабыне

Чугунная немецкая земля?

Наверно, на какой–нибудь осине

Уже готова для меня петля.

А может, мне валяться под откосом

С пробитой грудью у чужих дорог,

И по моим по шелковистым косам

Пройдет немецкий кованый сапог...

Прощай, родной! Забудь про эти косы.

Они мертвы. Им больше не расти.

Забудь калину, на калине росы,

Про всё забудь. Но только отомсти!

Ты звал меня своею нареченной,

Веселой свадьбы ожидала я.

Теперь меня назвали обреченной,

Лихое лихо дали мне в мужья.

Пусть не убьют меня, не искалечат,

Пусть доживу до праздничного дня,

Но и тогда не выходи навстречу —

Ты не узнаешь всё равно меня.

Всё, что цвело, затоптано, завяло,

И я сама себя не узнаю.

Забудь и ты, что так любил, бывало,

Но отомсти за молодость мою!

Услышь меня за темными лесами,

Убей врага, мучителя убей!..

Письмо тебе писала я слезами,

Печалью запечатала своей...

Прости–прощай!..

1942

Прощание

Дан приказ: ему – на запад,

Ей – в другую сторону...

Уходили комсомольцы

На гражданскую войну.

Уходили, расставались,

Покидая тихий край.

«Ты мне что–нибудь, родная,

На прощанье пожелай...»

И родная отвечала:

«Я желаю всей душой –

Если смерти, то – мгновенной,

Если раны, – небольшой.

А всего сильней желаю

Я тебе, товарищ мой,

Чтоб со скорою победой

Возвратился ты домой».

Он пожал подруге руку,

Глянул в девичье лицо:

«А еще тебя прошу я, –

Напиши мне письмецо».

«Но куда же напишу я?

Как я твой узнаю путь?»

«Все равно, – сказал он тихо.–

Напиши... куда–нибудь!»

1935

Радиомост

Каждый день суров и осторожен,

Словно нищий у чужих ворот…

Был наш край от мира отгорожен

Сумрачным безмолвием болот.

Эта глушь с тоскою неразлучна:

Ветер спал на старом ветряке,

Падал дождь, и было очень скучно,

И дремали мысли в тупике.

Но взметнулись, вспыхнули зарницы,–

Чрез болота, пашни и кусты

К деревням и сёлам из столицы

Протянулись радиомосты.

И в углу прокуренном Нардома,

Сбросив груз соломенной тоски,

Вечером доклад из Совнаркома

Слушали, столпившись, мужики.

Грудь полна восторженного гула,

Но кругом – такая тишина,

Будто всех внезапно захлестнула

Голубая радиоволна.

А когда невидимые скрипки

Зазвенели струнами вдали,

Тёплые широкие улыбки

На корявых лицах зацвели.

Этот день никто не позабудет,

Этот день деревню поднял ввысь.

И впервые неохотно люди

По своим избушкам разбрелись.

1925

Раздумье

Дом у Вани с железною крышей,

Сапоги у него под лак.

А за что же любить мне Мишу,

Если Миша простой батрак?

Знает сердце, что он хороший

И не сгубит моей красы.

Но зато у Ивана - калоши,

Но зато у Ивана - часы.

Я и Миша - хорошая пара,

Если б только земля да кров...

Но у Вани ведь два самовара,

Но у Вани ведь столько коров!

И во всём у него излишки,

Всё в избытке - куда ни взгляни.

А у Миши лишь только книжки,

Да и то без картинок они.

И приходят к нему по делу

Все такие ж, как он, голыши,

У Ивана же - пять наделов,

А семья-то - четыре души.

Полон сад его яблонь и вишен,

Кошелёк у него не пустой.

А за что же любить мне Мишу,

Если он комсомолец простой?..

Разрываются мысли на части,

Навалилось раздумье вдруг:

Ну, какое тут выбрать счастье,

Ну, какое же взять из двух?

Сердце девичье правду слышит

И цветёт, словно алый мак:

Я люблю, я люблю тебя, Миша,

Я люблю ни за что тебя, так!

1924

Рассказ о кольцевой почте

Дорога стала веселей:

Весна поет из всех оврагов...

Я заменяю на селе

Наркома почт

И телеграфов.

Моя работа высока

И тонкой требует науки:

Людская радость и тоска

Через мои проходят руки.

И в этот теплый месяц май,

Когда шумят приветно клены,

Пошлет село

В далекий край

Свои

Нижайшие поклоны.

Оно расспросит у меня —

О чем написано в газете,

Какая нынче злоба дня

И что хорошего

На свете.

Оно расскажет городам

Свои удачи и напасти...

В ответ —

Я письма передам

И директивы высшей власти.

Я передам

И вновь пойду

Стучаться в окна и калитки,

Читая бегло на ходу

Полей зеленые открытки.

Мне так приятно в двадцать лет

Встречать проснувшуюся озимь!

Но... ждет журналов и газет

Библиотекарша в совхозе.

И вновь горит мое лицо,

И вновь колышется рубашка,

И я

Взлетаю на крыльцо

Легко, как белая бумажка.

Я гляжу на нее

Через двери в упор,

Я снимаю пред ней

Головной убор.

Я из кожаной сумки

Письмо достаю,

Я дрожащей рукою

Письмо подаю.

И мне

За скромные труды

Такая щедрая награда!—

Она дает стакан воды

С улыбкой первого разряда.

И брызжет солнце и весна

В его сверкающие грани,

А у дверей

Стоит она —

Живой портрет

В сосновой раме.

Я побежден...

Я всё гляжу...

Присох язык, и нет вопросов...

Да,

Я теперь перехожу

В распоряженье

Наркомпроса.

Уж целый год и шесть недель

Люблю ее, не забывая.

Прости меня, Наркомпочтель,

Прости,

Дорога кольцевая!

1929

Рассказ про Степана и про смерть

1

К Степановой хате весной, перед вечером,

Подкралася смерть неприметной тропой.

- Степан Алексеич! Раздумывать нечего...

Степан Алексеич! Пришла за тобой.

Как видно, пропала ухватка железная, -

Лежишь ты да зря переводишь харчи...

- Что верно, то верно - хвораю, болезная,

Что правда, то правда - лежу на печи.

Давно уж задумал я думу нездешнюю,

Давно отошёл от полей и двора...

- Ну, что ж, приготовь свою душеньку грешную,

Сегодня твоя наступила пора...

- Готов я. И доски для гроба натёсаны,

И выбрано место... Дорога одна...

А только нельзя ли отсрочить до осени? -

Уж больно хорошая нынче весна.

Хочу перед ночью своей нескончаемой

При свете, при лете пожить, подышать,

На всё на живое взглянуть на прощание,

Чтоб легче мне было в могиле лежать.

Опять же, хоть стар я, а всё же с понятием,

И знать, понимаешь ли, надобно мне -

Что наши решили насчёт неприятеля

И как повернутся дела на войне.

Узнаю про всё и умру успокоенный, -

Ни словом, ни делом тебе не солгу... -

И смерть отвечала: - Пусть будет по-твоему,

До первого снега отсрочить могу.

2

Вот лето промчалось. Покосы покошены.

Хлеба обмолочены. Тихо кругом.

Земля принакрылася белой порошею,

И речка подёрнулась первым ледком.

В окошко старик посмотрел, запечалился:

Знакомая гостья спешит через двор.

- Степан Алексеич! Отсрочка кончается...

Степан Алексеич! Таков уговор...

- Что верно, то верно... Пора мне скопытиться, -

Степан говорит, - отслужил и в запас.

Да знаешь ли, дело такое предвидится,

Что мне умереть невозможно сейчас.

За всё моя совесть потом расквитается,

А нынче бы надо со мной погодить:

Прибыток в дому у меня ожидается -

Невестка мне внука должна народить.

И хочешь не хочешь, но так уж приходится, -

Позволь мне хоть малость постранствовать тут:

Мне б только дождаться, когда он народится,

Узнать бы - какой он и как назовут.

- И много ль для этого надобно времени?

- Ну, месяц, ну, два... Так о чём же тут речь?..

К тому же, пока ещё нет замирения,

На немцев бы надо тебе приналечь.

А там - приходи. Три аршина отмеривай, -

Степан не попросит уже ничего.

И будет лежать он - спокойный, уверенный,

Что живо, что здравствует племя его.

Солдату бывалому, старому воину -

Сама понимаешь - не грех уступить... -

И смерть отвечала: - Пусть будет по-твоему,

Хитришь ты, я вижу, да так уж и быть...

3

Мороз отскрипел. Отшумела метелица.

Снега потеряли свою белизну.

Туман вечерами над речкою стелется,

На улицах девушки кличут весну.

Ручей на дорогу откуда-то выбежал, -

Запел, заиграл, молодой баламут!..

Степан Алексеич поднялся - не выдержал,

Уселся на лавку и чинит хомут.

И любо Степану, и любо, и дорого,

Что он не последний на ниве людской;

Поди не надеялись больше на хворого,

А хворый-то - вот он, выходит, какой!

И сам хоть куда, и работа не валится

Из старых толковых Степановых рук.

А внуком и вправду Степан не нахвалится,

Да как нахвалиться? - орёл, а не внук!

Накопит он силы, войдёт в разумение,

А там - и пошёл по отцовским стопам!

Задумался старый... И в это мгновение

Послышался голос: - Готов ли, Степан? -

Степан оглянулся: - Явилася, странница!..

А я-то, признаться, забыл уж давно:

На старости память, как видно, туманится,

И помнить про всё старику мудрено.

- Ой, врёшь ты, Степан, - заворчала пришелица, -

Совсем очумел от моей доброты!

Я думала - всё уж... А он канителится -

Расселся и чинит себе хомуты!

Ужели ж напрасно дорогу я мерила?

Хорош, человече! Куда как хорош!

А я-то на честное слово поверила,

А мне-то казалось, что ты не соврёшь... -

Старик не сдержался: - Казалось! Казалося!

Подумаешь тоже - нарушил обет!..

Да что ты, всамделе, ко мне привязалася,

Как будто другого занятия нет?

Понравилось, что ли, за старым охотиться?

Стоишь над душой, а не знаешь того,

Что скоро с победою сын мой воротится

И пишет он мне, чтобы ждал я его.

И как же не встретиться с ним, не увидеться,

И как не дождаться желанного дня?

Великой обидою сердце обидится,

Коль праздник мой светлый придёт без меня.

Не вовремя ты на меня изловчилася,

Не в срок захотела меня уложить:

Уж как бы там ни было, что б ни случилося,

А Гитлера должен Степан пережить!

И что ты ни делай, и что ни загадывай, -

Пока не услышу, что Гитлер подох,

Ты лучше в окошко моё не заглядывай,

Ты лучше ко мне не ступай на порог.

И это тебе моё слово последнее,

И это тебе окончательный сказ!.. -

Подумала смерть, постояла, помедлила,

Махнула рукою и скрылась из глаз.

1944

Роман

Каждый день в квартире глянец

Эта женщина наводит.

Каждый вечер иностранец

К этой женщине приходит.

Встречи их ненарушимы, -

Всё обдумано заране.

До утра скрипят пружины

В перегруженном диване.

Ну, а утром надевает

Он рубашки и подтяжки,

И у лампы «забывает»

В двадцать долларов бумажки.

И хозяйка очень рада,

Да и есть на то причины:

Ничего ведь ей не надо,

Кроме денег и мужчины.

Но когда нейдёт к ней мистер -

Сколько жалоб, сколько стонов! -

Не проси тогда амнистий

Для московских телефонов.

Днём и ночью балабонит,

Днём и ночью рвётся к другу.

И, крича, с квартиры гонит

Неповинную прислугу.

Велики её страданья,

Страсть её неугасима...

Наконец он ей свиданье

Назначает у Торгсина.

Путь открыт. Конфликт улажен.

Заживает в сердце рана.

Приступают персонажи

К продолжению романа.

1932

Русской женщине

...Да разве об этом расскажешь

В какие ты годы жила!

Какая безмерная тяжесть

На женские плечи легла!..

В то утро простился с тобою

Твой муж, или брат, или сын,

И ты со своею судьбою

Осталась один на один.

Один на один со слезами,

С несжатыми в поле хлебами

Ты встретила эту войну.

И все – без конца и без счета –

Печали, труды и заботы

Пришлись на тебя на одну.

Одной тебе – волей–неволей –

А надо повсюду поспеть;

Одна ты и дома и в поле,

Одной тебе плакать и петь.

А тучи свисают все ниже,

А громы грохочут все ближе,

Все чаще недобрая весть.

И ты перед всею страною,

И ты перед всею войною

Сказалась – какая ты есть.

Ты шла, затаив свое горе,

Суровым путем трудовым.

Весь фронт, что от моря до моря,

Кормила ты хлебом своим.

В холодные зимы, в метели,

У той у далекой черты

Солдат согревали шинели,

Что сшила заботливо ты.

Бросалися в грохоте, в дыме

Советские воины в бой,

И рушились вражьи твердыни

От бомб, начиненных тобой.

За все ты бралася без страха.

И, как в поговорке какой,

Была ты и пряхой и ткахой,

Умела – иглой и пилой.

Рубила, возила, копала –

Да разве всего перечтешь?

А в письмах на фронт уверяла,

Что будто б отлично живешь.

Бойцы твои письма читали,

И там, на переднем краю,

Они хорошо понимали

Святую неправду твою.

И воин, идущий на битву

И встретить готовый ее,

Как клятву, шептал, как молитву,

Далекое имя твое...

1945

Слово о России

Советская Россия,

Родная наша мать!

Каким высоким словом

Мне подвиг твой назвать?

Какой великой славой

Венчать твои дела?

Какой измерить мерой –

Что ты перенесла?

В годину испытаний,

В боях с ордой громил,

Спасла ты, заслонила

От гибели весь мир.

Ты шла в огонь и в воду,

В стальной кромешный ад,

Ложилася под танки

Со связками гранат;

В горящем самолете

Бросалась с облаков

На пыльные дороги,

На головы врагов;

Наваливалась грудью

На вражий пулемет,

Чтобы твои солдаты

Могли идти вперед...

Тебя морили мором

И жгли тебя огнем,

Землею засыпали

На кладбище живьем;

Тебя травили газом,

Вздымали на ножах,

Гвоздями прибивали

В немецких блиндажах...

Скажи, а сколько ж, сколько

Ты не спала ночей

В полях, в цехах, в забоях,

У доменных печей?

По твоему призыву

Работал стар и мал:

Ты сеяла, и жала,

И плавила металл;

Леса валила наземь,

Сдвигала горы с мест, –

Сурово и достойно

Несла свой тяжкий крест...

Ты все перетерпела,

Познала все сполна.

Поднять такую тяжесть

Могла лишь ты одна!

И, в бой благословляя

Своих богатырей,

Ты знала – будет праздник

На улице твоей!..

И он пришел! Победа

Твоя недалека:

За Тисой, за Дунаем

Твои идут войска;

Твое пылает знамя

Над склонами Карпат,

На Висле под Варшавой

Твои костры горят;

Твои грохочут пушки

Над прусскою землей,

Огни твоих салютов

Всплывают над Москвой...

Скажи, какой же славой

Венчать твои дела?

Какой измерить мерой

Тот путь, что ты прошла?

Никто в таком величье

Вовеки не вставал.

Ты – выше всякой славы,

Достойней всех похвал!

И все народы мира,

Что с нами шли в борьбе,

Поклоном благодарным

Поклонятся тебе;

Поклонятся всем сердцем

За все твои дела,

За подвиг твой бессмертный,

За все, что ты снесла;

За то, что жизнь и правду

Сумела отстоять,

Советская Россия,

Родная наша мать!

1944

Слушайте, товарищи...

– Слушайте, товарищи!

Наши дни кончаются,

Мы закрыты – заперты

С четырех сторон...

Слушайте, товарищи!

Говорит, прощается

Молодая гвардия,

Город Краснодон.

Все, что нам положено,

Пройдено, исхожено.

Мало их осталося –

Считанных минут.

Скоро нас, измученных,

Связанных и скрученных,

На расправу лютую

Немцы поведут.

Знаем мы, товарищи, –

Нас никто не вызволит,

Знаем, что насильники

Довершат свое,

Но когда б вернулася

Юность наша сызнова,

Мы бы вновь за родину

Отдали ее.

Слушайте ж, товарищи!

Все, что мы не сделали,

Все, что не успели мы

На пути своем, –

В ваши руки верные,

В ваши руки смелые,

В руки комсомольские

Мы передаем.

Мстите за обиженных,

Мстите за униженных,

Душегубу подлому

Мстите каждый час!

Мстите за поруганных,

За убитых, угнанных,

За себя, товарищи,

И за всех за нас.

Пусть насильник мечется

В страхе и отчаянье,

Пусть своей Неметчины

Не увидит он! –

Это завещает вам

В скорбный час прощания

Молодая гвардия,

Город Краснодон.

26 октября 1943

Снова замерло все до рассвета

Снова замерло всё до рассвета –

Дверь не скрипнет, не вспыхнет огонь.

Только слышно – на улице где–то

Одинокая бродит гармонь:

То пойдёт на поля, за ворота,

То обратно вернется опять,

Словно ищет в потёмках кого–то

И не может никак отыскать.

Веет с поля ночная прохлада,

С яблонь цвет облетает густой...

Ты признайся – кого тебе надо,

Ты скажи, гармонист молодой.

Может статься, она – недалёко,

Да не знает – её ли ты ждёшь...

Что ж ты бродишь всю ночь одиноко,

Что ж ты девушкам спать не даёшь?!

1945

Спой мне, спой, Прокошина…

Памяти моей матери

Спой мне, спой, Прокошина,

Что луга не скошены,

Что луга не скошены,

Стёжки не исхожены.

Пусть опять вспомянется

Всё, что к сердцу тянется,

Пусть опять почудится

Всё, что не забудется:

Сторона далёкая,

Хата в два окна,

В поле рожь высокая,

Тёплая весна,

Ельники, березники

И друзья-ровесники…

Под отцовской крышею

Здесь я жил и рос,

Здесь ребячье первое

Слово произнёс.

И отсюда в юности

Начал долгий путь,

Чтоб судьбу счастливую

Встретить где-нибудь;

Чтоб своё законное

Место отыскать.

И меня за росстани

Проводила мать.

Обняла, заплакала…

– Ну, сынок, иди!.. –

И осталась, бедная,

Где-то позади.

И осталась, горькая

На закате дня –

Думать и надеяться,

Ожидать меня.

И мне часто чудится,

Что сидит она

И глазами блёклыми

Смотрит из окна.

Смотрит, не покажется ль

Пыль на большаке,

Смотрит, не появится ль

Путник вдалеке.

Может быть, появится,

Может, это я…

И опять мне хочется

В дальние края,

В дальние, смоленские,

К матери родной,

Будто не лежит она

В поле под сосной,

Будто выйдет, старая,

Встретит у ворот

И со мною под вечер

На поля пойдёт;

Станет мне рассказывать

Про вчерашний сон,

Про дожди весенние,

Про колхозный лён;

Станет мне показывать

Все места подряд,

Где мальчишкой бегал я

Много лет назад;

Где луга зелёные

Вместе с ней косил

И куда ей завтраки

Я в жнитво носил…

Всё опять припомнится,

Встанет предо мной,

Будто не лежит она

В поле под сосной;

Будто тёплым вечером

Смотрит из окна,

А кругом – широкая,

Дружная весна…

Спой же, спой, Прокошина,

Что трава не скошена…

1939

Старик Нечай

Ты что ж решил: Нечай — старик,

   Нечаю всё равно?!

Старик, да жить трудом привык...

   Вот то–то и оно!

Не в те ударил ты опять,

   Не в те колокола:

К чему года мои считать,—

   Ты б сосчитал дела!

Я, может, хлеба одного

   Взрастил за долгий век,

Что если в гурт собрать его,—

   Так что там твой Казбек!

А хлеб какой! Отборный сплошь,

   Лежит — к зерну зерно.

Возьмешь в ладони и замрешь...

   Вот то–то и оно!

А сколько сена дал Нечай

   С бригадою своей?

А сено ж пахло, словно чай,—

   Заваривай и пей!

Что тут, что там — я первым был,

   Не сплоховал Нечай.

Да ты, как видно, позабыл,

   Где здравствуй, где прощай.

И вышло так, что я сейчас

   Остался в стороне,—

Знать, на смех курам ты припас

   Такую должность мне:

Весной в поля пойдет народ,

   А я — сиди с дубьем,

Спасай, вояка, огород

   От кур да воробьев!

Добился почести людской,

   Дождался, старина.

Да мне ж, при должности такой,

   Житья не даст жена.

«Ты,— скажет,— что ж, любезный муж,

   Совсем сошел на нет?..»

И стыдно будет мне к тому ж

   На фронт писать ответ.

На фронте сыну моему

   Два ордена дано,—

Читал, наверно, почему...

   Вот то–то и оно!

А чем хвалиться стану я?—

   Живу, мол, без забот,

Мол, вместо чучела меня

   Послали в огород...

Как будто впрямь я вышел весь,

   Добился до конца.

Приятна, что ль, такая весть

   Для красного бойца?

Пусть я старик, но никакой

   Не вижу в том беды:

Давно известно — старый конь

   Не портит борозды.

И ты меня не обижай,

   Ты дай бригаду мне:

Такой получим урожай —

   На диво всей стране.

Уж тут позиций не сдадим,

   В кусты не удерем,

А то еще и молодым,

   Пожалуй, нос утрем.

Уж если слаб я бить врага,

   Никак не подхожу,

Так хлеб растить, косить луга —

   Всю душу положу!

Всё, как на фронте, будет в срок,

   Всё, как и быть должно:

Нечай в работе знает прок...

   Вот то–то и оно!

1942

Стоит ветла унылая...

Стоит ветла унылая,

Шумит она, качается

   Над высохшим ручьем...

А нам, подружка милая,

А нам о чем печалиться,

   А нам жалеть о чем?

Пойдем, подружка верная,

За озеро, за мельницу,

   Под месяц молодой.

В полях тропа вечерняя

Сама собою стелется

   Нам под ноги с тобой.

Над травами зелеными

Плывет гармонь влюбленная,

   Плывет и не плывет.

А травы — всё немятые,

А парни — неженатые,

   А всё кругом цветет.

Поют в четыре голоса

Нам песню величальную

   Четыре соловья.

О чем же ты задумалась,

Чего же ты печальная,

   Ровесница моя?

1948

Только клён

Памяти Лиды

С той поры, как воздали тебе

Мы последние скорбные почести,

Я остался на этой земле

В безысходном своём одиночестве.

И всё горше мне день от дня –

Неприютно, тревожно, неслаженно…

Только клён и встречает меня,

Клён, твоими руками посаженный.

Только он, что стоит у ворот

И в лучах предзакатных купается.

Только клён. Только клён. Но и тот,

Между прочим, уже осыпается.

1956

У Ванюши не пахана пашенка...

У Ванюши не пахана пашенка,—

Закружила Ванюшу Наташенька.

Что ни день — у зеленого ельника

Он встречается с дочкою мельника.

Осыпает он девушку ласками,

Ублажает красивыми сказками,

Развлекает ее разговорами

Про любовь да про разные стороны.

А в селе, у колодцев, как водится,

Где досужие кумушки сходятся,

Всё уже решено окончательно:

Дескать, парень и впрямь завлекательный,

Дескать, свадьба предвидится знатная...

А на деле — случилось обратное.

Заседанье в ячейке назначили,

Ваньке выговор примастачили,

Припаяли ему внушение,

Что вошел с кулаком в сношения,

Что в июньскую полночь синюю

Искривил комсомольскую линию.

Присмолили ему, примастачили,

В протоколах про всё обозначили:

Не ходи на чужую околицу,

Не зарись на кулацкую горницу!

1928

У мавзолея Ленина

Проходит ночь. И над землей все шире

   Заря встает, светла...

Не умер он: повсюду в этом мире

   Живут его дела.

И если верен ты его заветам —

   Огням большой весны,—

В своей стране ты должен стать поэтом,

   Творцом своей страны.

На стройке ль ты прилаживаешь камень,—

   Приладь его навек,

Чтобы твоими умными руками

   Гордился человек.

Растишь ли сад, где вечный голод плакал,

   Идешь ли на поля,—

Работай так, чтоб от плодов и злаков

   Ломилась вся земля.

Услышишь гром из вражеского стана

   У наших берегов,—

Иди в поход, сражайся неустанно

   И будь сильней врагов!

Какое б ты ни делал в жизни дело,

   Запомни — цель одна:

Гори, дерзай, чтоб вечно молодела

   Великая страна;

Чтобы, когда в холодные потемки

   Уйдешь ты — слеп и глух,

Твое бы имя понесли потомки

   Как песню,— вслух.

1935

Уезжает девушка

Скоро па платформе

Прозвучит свисток.

Уезжает девушка

На Дальний Восток.

Девушка хорошая –

Лучше не сыскать,

Девушка любимая –

Жалко отпускать.

На веселой станции,

Солнцем залитой,

С девушкой прощается

Парень молодой;

И не знает парень,

Что ей говорить,

И не знает парень,

Что ей подарить.

Всю бы душу отдал,

Только не берет,

Ласково смеется

Да глядит вперед.

Подарил бы солнце –

Солнца не достать.

И решает парень:

– Научусь летать.

На восток дорогу

В тучах проложу,

Все, что не досказано,

После доскажу.

Полечу, как птица,

Прямо на зарю,

Все, что не подарено,

После подарю.

Поезд отправляется, –

Девушка, прощай!

Летчика–молодчика

Через год встречай.

На ветру колышется

Вышитый платок.–

Уезжает девушка

На Дальний Восток.

1937

Украина моя, Украина!

Памяти неизвестного лейтенанта,

геройски погибшего в боях за Украину

Пробил час, наступило мгновенье,

И в неясной предутренней мгле

Поднимались войска в наступленье,

Шли войска к украинской земле;

Шли на запад по снежным равнинам

Земляки, побратимы, друзья...

Украина моя, Украина,

Мать родная моя!

Всё, что думалось, чудилось, пелось,

Всё на этом лежало пути...

Раньше всех лейтенанту хотелось

До своей Украины дойти.

Вся в цвету вспоминалась калина,

Что под вечер ждала соловья...

Украина моя, Украина,

Мать родная моя!

Сколько б верст до тебя ни осталось —

Мы к порогу придем твоему...

Но упал лейтенант, и казалось,

Что уже не подняться ему:

Налетела фашистская мина,

Жаркой крови хлестнула струя...

Украина моя, Украина,

Мать родная моя!

Всю тебя искромсали, скрутили,

Исковеркали всю чужаки...

— Поднимите меня, побратимы,

Дайте на ноги встать, земляки!

Я рядов боевых не покину,—

Пусть умру, но дойду до нее...

Украина моя, Украина,

Сердце мое!..

Мы противиться были не в силах,

Возразить не могли ничего,—

В те часы даже смерть отступила

Перед жгучим желаньем его.

Он поднялся: «За мною, орлята!» —

И взметнулась людская волна.

И видны уже белые хаты,

Украина видна!..

Он дошел до родимого края,

С честью выполнил воинский долг,

Но, последние силы теряя,

Покачнулся, упал и замолк.

Скорбно шапки снимала дружина —

Земляки, побратимы, друзья...

Украина моя, Украина,

Ненько моя!..

Январь 1943

Услышь меня, хорошая

Услышь меня, хорошая,

Услышь меня, красивая –

Заря моя вечерняя,

Любовь неугасимая!

Иду я вдоль по улице,

А месяц в небе светится,

А месяц в небе светится,

Чтоб нам с тобою встретиться.

Еще косою острою

В лугах трава не скошена,

Еще не вся черемуха

В твое окошко брошена;

Еще не скоро молодость

Да с нами распрощается.

Люби ж, покуда любится,

Встречай, пока встречается.

Встречай меня, хорошая,

Встречай меня, красивая –

Заря моя вечерняя,

Любовь неугасимая!

24 июля 1945

Утро

Проснись,

Приди

И посмотри:

    Земля наполнена весною

    И красное число зари

    Еще горит передо мною.

    Следы босых моих подошв

    Встречает радостно природа.

    Смотри:

    Вчера был мутный дождь,

    Сегодня –

    Трезвая погода.

Поселок спит...

    Он здесь рожден,

    Чтоб сделать жизнь светлей и выше.

    И чисто вымыты дождем

    Его чешуйчатые крыши.

    Над ним, пойдя на смелый риск,

    Антенны вытянулись в нитку.

...Но вот высокий тракторист

Ладонью выдавил калитку.

    Еще сквозит ночная лень

    В его улыбке угловатой.

    Он изучает новый день,

    Облокотясь на радиатор,

    И курит медленный табак.

Его рубашка – нараспашку;

Чрез полчаса, заправив бак,

Он выйдет в поле на распашку.

Он черный выстелет настил,

Он над землей возьмет опеку,

И двадцать лошадиных сил

Покорны будут человеку.

И смело скажет человек,

Встречая сумерки косые,

Что здесь

Окончила свой век

Однолошадная Россия.

1929

Хорошо весною бродится...

Хорошо весною бродится

По сторонке по родной,

Где заря с зарею сходится

Над полями в час ночной;

Где такое небо чистое,

Где ночами с давних пор

С молодыми гармонистами

Соловьи заводят спор,

Поглядишь — глазам не верится:

Вдаль на целую версту —

То ли белая метелица,

То ль сады стоят в цвету.

Ветка к ветке наклоняется —

И шумит и не шумит.

Сердце к сердцу порывается,

Песня с песней говорит.

И легко, привольно дышится,

И тебя к себе зовет

Всё, что видится и слышится,

Что живет и что цветет.

1948

Черёмуха

Что, друзья, случилося со мною?

Обломал я всю черёмуху весною.

Я носил, таскал её возами,

А кому носил – вы знаете и сами.

В сумерки спешил я из-за речки,

Целый ворох оставлял я на крылечке,

Я бросал в окошко молчаливо

Белое лесное сказочное диво.

Я хотел, чтоб девушка вниманье

Обратила на моё существованье,

Чтоб она хоть раз да услыхала,

Как душа моя в черёмухе вздыхала.

А она, притворная, молчала,

Словно вовсе ничего не замечала,

А она меня не пощадила, –

В пепел все мои надежды превратила.

Да к тому ж, за все мои печали,

На селе меня «Черёмухой» прозвали.

Как иду я – шепчутся девчата:

Дескать, вот идет Черёмуха куда-то;

И поют, конечно, не случайно:

«Отчего, мол, ты, черёмуха, печальна?..»

И хожу я со своею болью,

Со своею несказанною любовью.

Что мне делать – сам не понимаю,

Но сирень я тоже, видно, обломаю.

1951

Шел со службы пограничник...

(У колодца)

Шел со службы пограничник,

Пограничник молодой.

Подошел ко мне и просит

Угостить его водой.

Я воды достала свежей,

Подала ему тотчас.

Только вижу – пьет он мало,

А с меня не сводит глаз.

Начинает разговоры:

Дескать, как живете здесь?

А вода не убывает –

Сколько было, столько есть.

Не шути напрасно, парень, –

Дома ждут меня дела...

Я сказала: «До свиданья!» –

Повернулась и пошла.

Парень стал передо мною,

Тихо тронул козырек:

– Если можно, не спешите, –

Я напьюсь еще разок.

И ведро с водой студеной

Ловко снял с руки моей.

– Что же, пейте, – говорю я,

Только пейте поскорей.

Он напился, распрямился,

Собирается идти:

– Если можно, пожелайте

Мне счастливого пути.

Поклонился на прощанье,

Взялся за сердце рукой...

Вижу – парень он хороший

И осанистый такой.

И чего – сама не знаю –

Я вздохнула горячо

И сказала почему–то:

– Может, выпьете еще?

Улыбнулся пограничник,

Похвалил мои слова...

Так и пил он у колодца,

Может, час, а может, два.

1939

Школьники

В сентябрьский день, дорогою прямой,

Неторопливо, сдержанно, солидно

Из школы двое шествуют домой -

С урока географии, как видно.

Один - пофилософствовать не прочь,

Он говорит, помахивая ранцем:

- У нас вот - день, а в это время ночь

У этих, как их там, американцев.

Ведь правда, получается чуднО:

У них - темно, у нас же солнце всходит;

У нас - обед, а там уж спят давно, -

Всё шиворот-навыворот выходит.

И так всегда - и сто, и тыщу лет... -

И, от земли не поднимая взгляда,

Второй сказал презрительно в ответ:

- Буржуи, что ж... Так им, чертям, и надо!

1933

Я в жизни всем тебе обязан...

Нашей Партии

Я в жизни всем тебе обязан,

Мне без тебя дороги нет.

И я навек с тобою связан

С далеких юношеских лет.

И там еще, под отчей крышей,

И знал, и сердцем чуял я,

Что не бывает цели выше,

Чем цель высокая твоя.

Ты – ум и правда всех народов,

Заря, взошедшая во мгле;

И мир, и счастье, и свободу

Ты утверждаешь на земле.

И этот путь свой необычный

С тобой лишь мог пройти народ –

Путь от лучины горемычной

И до космических высот.

И не мечта уже, не призрак

Маячит нам во мгле глухой –

Живое пламя коммунизма