Наталья
Никулина

из цикла проза поэта * * *

– Мне снятся странные сны, – 
сказала она ему. – 
Сначала всё происходит по-настоящему, 
но вскоре я начинаю понимать, что 
вижу во сне свой рассказ о чём-то 
     непонятном, 
участником чего я тоже являюсь. 
Позже я вдруг понимаю, что 
из живых людей в нём – только я, 
которая по мере осознания 
     происходящего, превращается в 
     куклу. 
А потом выясняется, что я смотрю фильм 
     о себе 
как сторонний наблюдатель, где я тоже 
     кукла, 
вырезанная из дерева. 
– Но ты меня не слушаешь, дорогой… 
– Слушаю, ты забыла сказать, что 
в конце фильма события начинают бежать 
в обратную сторону и правая сторона 
меняется с левой. 
– Вспомнила! Так и было! 
Я попыталась зайти не в тот подъезд… 
Вернее, я попыталась зайти в тот, 
который в прошлом был настоящим, 
а тот, который был мне нужен в 
     переходном состоянии, 
я не успела найти, потому что 
     проснулась в прошлом. 
Интересно, – подумала она, осторожно 
     взглянув на него, – 
А деревянной я стану в будущем или в 
     прошлом?.. 
или это обязательное условие Вечности? 
  
     * * * 
  
– Знаешь, я нашла доказательство 
того, что все мы из будущего, – сказала 
     она. 
– Ты серьёзно? 
– Настолько, насколько ты мне это 
     позволишь… 
– Ну, и… 
– Если бы мы не были из будущего, 
мы бы никогда ничего нового не 
     придумали. 
И вовсе не потому, что всё новое – 
это хорошо забытое старое, 
а потому что всё придуманное и 
     созданное нами – 
продукт высшей цивилизации… 
Мы потихоньку возвращаемся в своё 
     прошлое. 
– Ты же сказала: будущее. 
– В прошлое, которое стало будущим. 
Ненадолго, чтобы мы успели, как следует 
     его запомнить. 
  
     * * * 
  
– Никаких чистых листов! 
Стираются только прощёные грехи! 
Палимпсест выдумали революционеры! – 
Сказал он сам себе, – и подумал, – 
пора придумывать новый альфавид. 
– Ты хотел сказать, алфавит? – 
     поправила его она. 
– Да. Понимаешь, все поверхности давно 
     исписаны! 
Но все упорно пишут поверх написанного. 
Некоторые пока пишут свои тексты, 
успевают прочитать чужие, а это 
     чревато… повторами. 
Неизменно лишь ирокезское и перуанское 
     письмо. 
А заметнее – шумерская клинопись, – 
подумав, добавил он. 
– И египетские иероглифы, – добавила 
     она. 
– К тому же, редко кто может их понять. 
Что-то такое и надо придумать, – 
сказал он сам себе ещё раз, – 
чтобы история перестала, наконец, 
     повторяться 
с такой безумной и последовательной 
     настойчивостью. 
  
     * * * 
  
чёрные дыры 
не отпускают 
не отпускает и Бог