Последний язычник

Письмо из VI века в ХХ

 Гордость,

       мысль,

           красота –

                     все об этом давно отгрустили.

Все креститься привыкли,

                     всем истина стала ясна...

Я последний язычник

 Среди христиан Византии.

Я один не привык...

            Свою чашу я выпью до дна.

Я для вас ретроград –

 то ль душитель рабов и народа,

То ли в шкуры одетый

 дикарь с придунайских равнин...

Чушь!

 Рабов не душил я –

    от них защищал я свободу.

И не с ними –

 со мной

    гордость Рима и мудрость Афин.

Но подчищены книги...

   И вряд ли уже вам удастся

Уяснить, как мы гибли,

     притворства и лжи не терпя,

Чем гордились отцы,

   как стыдились, что есть ещё рабство.

Как мой прадед сенатор  

    скрывал христиан у себя...

А они пожалеют меня?

    Подтолкнут ещё малость:

Что жалеть, если смерть –

    не конец, а начало судьбы.

Власть всеобщей любви

    напрочь вывела всякую жалость,

А рабы нынче – все.

    Только власти достигли рабы.

В рабстве – равенство их:

    все – рабы, и никто не в обиде.

Всем подчищенных истин

    доступна равно

       простота

Миром правит Любовь, –  

    и живут для Любви –

       ненавидя.

Коль Христос есть Любовь,

     каждый час распиная

        Христа.

Нет, отнюдь не из тех я,

    кто гнал их к арене и плахе,

Кто ревел на трибунах,

    у низменной страсти в плену.

Все такие давно

              поступили в попы и монахи.

И меня же с амвонов

    поносят за эту вину.

Но в ответ я молчу.

    Всё равно мы над бездной повисли.

Всё равно мне конец,

    всё равно я пощады не жду.

Хоть, последний язычник,

    смущаюсь я гордою мыслью,

Что я ближе монахов

    к их вечной любви и Христу.

Только я – не они, –

    сам себя не предам никогда я,

И пуская я погибну,

    но я не завидую им:

То, что вижу я, – вижу.

    И то, что я знаю, – я знаю.

Я последний язычник.

    Такой, как Афины и Рим.

Вижу ночь пред собой.

   А для всех ещё раннее утро.

Но века – это миг.

   Я провижу дороги судьбы:

Все они превзойдут.

   Всё в них будет: и жалость, и мудрость...

Но тогда,

 как меня,

    их потопчут другие рабы.

За чужие грехи

   и чужое отсутствие меры,

Всё опять низводя до себя,

    дух свободы кляня:

Против старой Любви,

   ради новой немыслимой Веры,

Ради нового рабства...

   Тогда вы поймёте меня.

Как хотелось мне жить,

   хоть от жизни давно отгрустили,

Как я смысла искал,

   как я верил в людей до поры...

Я последний язычник

   среди христиан Византии.

Я отнюдь не последний,

   кто видит,

     как гибнут миры.