Невидимый гений
Кроме приведённой шутки массовому читателю почти ничего неизвестно о замечательном поэте и о его не менее замечательном творчестве. А творческое наследие Влодова обширно и многообразно. Но волею судеб поэт попал в своеобразную зону невидимости.
Справедливости ради нужно сказать и о том, что в нашем альманахе есть авторская страница Юрия Влодова «…А гений тощ, как щепка», давали мы и две подборки поэта: «Ослух. Восхитительный!» и «Я заглянул в зерцало бытия…»
Однако разговор о творческом наследии Юрия Александровича, мы уверены, ещё далеко не окончен…
Он один из тех, кого раздирали на цитаты,
а имя старались не упоминать.
Евгений Лесин
Быть может, он великий, безвестный катакомбный поэт!..
Тимур Зульфикаров
Влодов был одним из самых заподполенных поэтов-диссидентов, поэтому его творческая биография изобилует самыми разнообразными легендами и мифами. Широкой публике о нём мало что известно, хотя его самого в литературной и окололитературной среде в те годы, в годы застоя, знали неплохо.
«Его знали, но знание своё скрывали», – скажет об этом Евгений Лесин. Ни в прессе, ни в каких-либо официальных местах его имя старались не упоминать. Почему так? Потому что он был в чёрных списках у соответствующих органов.
Влодов знал об этой своей чёрной метке, поэтому особо никуда и не стремился, довольствуясь случайными публикациями в каких-то случайных и вовсе в нелитературных местах, ещё более редкими выступлениями, а также славой гениального поэта в узких кругах московской литературной богемы.
Слава эта давала ему то немногое, что ему было необходимо для жизни: кров, хлеб, вино и женщин. И дальнейшую возможность писать свои гениальные стихи.
По возрасту Влодов принадлежал к поколению шестидесятников, но, конечно, попасть в эту их обойму никак не мог, поскольку это был государственный проект, а ни к каким подобным проектам его и на дух не подпускали, что он там не напиши. Ясное дело, что собственно поэтический талант Советской властью в расчёт не брался, или, скорее, брался, но только на заметку соответствующими органами, поскольку представлял опасность для существующей системы. Таланту у избранников власти полагалось быть, но только в небольших количествах и чисто для прикрытия.
Да и помимо послушания для участия в этих проектах требовалась красивая биография. И даже более, чем собственно литературная одарённость. Перефразируя известную рекламу можно сказать: «Талант – ничто! Имидж –всё!». А имидж у Влодова с точки зрения Советской власти был абсолютно никудышным.
Конечно, все эти «чёрные метки» и «белые пятна» только прибавляли его личности легендарности и в конечном итоге играли за, а не против. Но в реальной жизни это вряд ли вселяло во Влодова оптимизм. Поклонникам его творчества, может, и приятно было смаковать какие-либо, из ряда вон выходящие очередные факты и события его жизни, но ему самому проживать такую жизнь было весьма непросто.
К слову сказать, диссидентом он таким уж ярым вовсе не был, в том классическом понимании, в каком обычно употребляют это слово. Диссидент – это оппозиционер, противостоящий властям, ненавидящий эту власть, эту систему, и мечтающий о другой, более лучшей и справедливой. Литературные диссиденты обычно клеймили власть в своих творениях, и позиция их в отношении властей была чёткая и осмысленная.
Влодов же, на самом деле, своим творчеством и позицией властям особо не противостоял. Да, в годы молодости им был написан ряд антисоветских стихов, которые загубили отчасти его литературную карьеру. Но потом он счёл это молодёжным ребячеством и перестал подобные стихи писать. Он попробовал себя на этой стезе, понял, что делает всё это, как всегда, лучше всех, поэтому и потерял к этому делу интерес, поскольку интерес этот был мимолётным. Диссидентствовать в стихах Влодову скоро наскучило, и он переключился на писание стихов с очень серьёзной тематикой и проблематикой.
Влодов стал скорее внутренним диссидентом, он противостоял властям не столько творчеством, сколько образом жизни, образ этот был неправильным, диссидентским, антисоветским. В те благополучные годы, когда все жили более-менее устроенно, он же, напротив, жил как последний бомж: скитался, не имел документов, нигде не работал, да вдобавок ещё и пьянствовал и развратничал напропалую. Таким образом, всей своей жизнью, неустроенной и погибельной, Влодов отрицал такое мироустройство, такое общество, такую власть. Ведь если один из самых лучших поэтов в стране загнан жизнью в такую бяку, что дальше некуда, то что можно сказать хорошего о такой власти, о такой системе? Ничего. Вот это и было настоящее, подлинное диссидентство, жизненный нонконформизм.
Такой образ жизни был по достоинству оценён только органами, где Влодова занесли в самые чёрные списки и сочли очень опасной фигурой. Поэтому от его вредного влияния старались, как могли, оградить перспективную творческую молодёжь. Его пытались не подпускать не только к святая святых – к Союзу писателей, но и к Литературному институту, и даже к общежитию оного. Но не всегда это ещё и получалось. Влодов, куда ему надо, умел проникать, несмотря ни на какие запреты. Одно время, во годы оны, Влодов вместе с Рубцовым захаживал в общежитие Литинститута, устраивая в комнатах студентов пьянки и всяческие безобразия. Поэтому на вахте даже повесили объявление: «Рубцова и Яврея не пускать!». Явреем был, конечно же, Влодов. По национальности он был полукровкой: мама являлась русской, а папа – евреем, ну а внешность он имел чисто еврейскую.
Стихи эти у него получились очень хорошими, но поскольку он военным поэтом не числился, в обойму поэтов-фронтовиков не входил, эти его стихи в итоге так и пропали без толку. Конечно, ряд стихотворений ему удалось опубликовать в некоторых местах, в том числе и в «МК», но они прошли незамеченными.
Потому что его, так сказать, электорат, от него, как от поэта-диссидента, военных стихов не ждал, а поэты-фронтовики не знали, как к такому новоявленному коллеге отнестись, что с этим делать. От партии вроде как никаких указаний на этот счёт не поступало, ну и они сделали вид, что ничего такого и как бы не произошло. Как высказался Равиль Бухараев в своей статье о творчестве Влодова: «Никто не потеснился тогда».
А диссидентских кругах признали только одно его военное стихотворение, в котором усмотрели какой-то иронический подтекст, это «Памяти маршала Жукова». Ну, наверное, ещё и потому, что оно перекликалось с одноимённым стихотворением Бродского. Это стихотворение о Жукове Влодова всё время просили прочесть на каких-то диссидентских сборищах, и были в восторге от него.
Это же стихотворение заметит впоследствии и известный критик Евгений Сидоров и выскажется о нём в том плане, что это стихотворение никак не хуже стихотворения Бродского, а даже и сильнее гораздо.
Так что в годы застоя даже имея такие проходные для печати военные стихи, Влодов так и не смог с ними толком никуда продвинуться, довольствуясь лишь случайными, разовыми публикациями некоторых стихов, которые ничего, по большому счёту, в его судьбе не решали.
Таким образом, для того, чтобы иметь, так сказать, некое моральное право не просто писать стихи о войне, но и быть военным поэтом, надо было иметь соответствующий имидж – имидж поэта-фронтовика. Кто попало не имел право прикасаться к этой святой для государства теме. Да, вот так, и никак не иначе.
Ещё одна важная тема Влодовских писаний – это стихи на историческую тематику, своеобразная такая портретная поэтическая живопись: образы царей, королей, полководцев, поэтов…Они собраны в книгу «Портреты». Влодову было интересно работать в этой области и у него получились замечательные портреты Чингиз-хана, Наполеона, Ивана Грозного, Петра Первого, Екатерины Великой, также как и портреты своих собратьев по перу, писателей и поэтов прошлого. Среди них Пушкин, Лермонтов, Толстой, Достоевский, Есенин, Блок, Мандельштам… Как выскажется об этой его теме поэт-эмигрант Борис Кочерга, живущий сейчас в Нью-Йорке, «его портреты такого художественного уровня и значимости, как те великие, которые там изображены».
Есть у Влодова и стихи о полукровстве, о нелёгкой судьбе человека с таким происхождением. Ведь весь драматизм ещё был в том, что это самое полукровство сыграло с Влодовом злую шутку, он лишался покровительства и тех, и других. Никто не смел взять его на знамя: русские считали его евреем, а евреи – русским. И в чём-то другом ни одну из сторон убедить было нельзя.
Влодов от обиды и безысходности в своё время хотел создать союз полукровок, объединив в нём всех, таких же обездоленных подобным происхождением, как и он сам. И надеялся, создав такой союз, отомстить всем своим обидчикам. Он считал полукровок гораздо более умными и талантливыми, чем людей с чистыми кровями.
Обида у него была, в первую очередь, на русских, среди которых он жил и для которых он был просто евреем. Никакую русскую маму они у него не признавали, видя его жгучую еврейскую внешность, огромный нос, картавость. Влодов в сердцах писал:
Собутыльник лапотных чугреев,
Я кружу с котомкой налегке,
Самый одарённый из евреев,
Пишущих на русском языке.
Я пою дворцы моей эпохи,
Славлю тараканьи закутки,
Есть в моей котомке хлеба крохи,
Рукописей старых лоскутки.
Но, несмотря на то, что русским Влодов был только по паспорту, стихи о России, о русской доле он писал очень сильные и проникновенные и они получались у него более русскими, чем у всех русских поэтов вместе взятых. Но поскольку не полагалось «Яврея» брать на русское знамя, то советские поэты-русофилы могли только на кухонных выпивках читать «русские» стихи Влодова, заливаясь при этом пьяными слезами:
В русском сердце – терпенья на долгие годы,
И тепла, что идёт от родимой земли,
В русском сердце живут племена и народы,
В нём Европа и Азия место нашли.
В русском сердце спокойный, размеренный климат,
Не уловишь подчас поворота к зиме,
А кого это щедрое сердце не примет,
Тот действительно лишний на русской земле.
Или вот такое:
Задышало поле мглою,
Заходила хмарь,
Будто кто прикрыл полою
Золотой фонарь.
Средь равнины быстротечной
Глух и нем стою,
Будто кто закрыл навечно
Родину мою.
Где любовь моя и сила? –
Райские деньки?
Мгла ночная загасила
Сердца угольки.
Но самой главной книгой Юрия Влодова является книга «Люди и боги». Стихи в ней написаны, в основном, на библейские сюжеты. Стихов в книге очень много. Даже неизвестно пока что их приблизительное количество, потому что большая часть их находится в рукописях. Но из того, что проявлено, удалось издать в этом году в издательстве «Время» малый вариант этой книги из 86 стихотворений.
О чём эта книга? О Боге и Дьяволе, о Христе и Иуде, о Деве Марии и Марии Магдалине, а также о добре и зле, о любви и ненависти, о верности и предательстве, словом, о тех вечных вопросах, которые волновали человека во все времена.
Всё это, конечно, хорошо, но есть опасение, что как бы и с этими стихами Влодов не попал в своеобразную зону невидимости.
Ведь хотя они и на библейско-евангельскую тематику, но это вовсе не религиозные стихи и вряд ли когда они будут приняты верующими и одобрены церковным начальством. Людей же светских, и незнакомых ещё с этой его темой, наверное, могут отпугнуть не только стихи на подобную тему, но даже и название книги.
Ведь не поймёшь вот так сразу, что к религии эти стихи не имеют никакого отношения.
А с другой стороны, может быть, так надо, чтобы Влодов оставался в какой-то степени невидимым? Может, вовсе и не для людей создавались эти стихи? Возможно, «Поэт Юрий Влодов» – это какой-то непонятный нам проект Высших Сил, созданный ими самими для их собственных нужд? Может, он виден в астрале, а здесь это вовсе и необязательно? Кто знает? Может быть. Всё в нашей жизни возможно.
Сентябрь-2012
Фото из семейного архива
PS-45. В номере от 11 декабря 2012 годы мы публикуем ещё одну подборку Юрия Влодова – «Литературные портреты». Редчайшее для жанра портрета сочетание метафоричности, характерности, потрясающего чувства юмора и нежности...