Трудовик
Учитель технологии Альфред Михайлович сидел за столом и с пролетарской болью смотрел на то, как ученики восьмого класса пытаются делать полки для книг. Что–то получалось только у Мухамеджанова, который, правда, книг до своего переезда в Россию не видел, но руками работать умел. Отличник Чернышов вертел в руках ножовку, не понимая, как пользоваться этим агрегатом; двоечник Солдатов хмуро смотрел на разложенные перед ним доски; Обухов, выходец из верующей семьи, на всякий случай молился на тиски; Жмыхов, ещё в первом классе решивший стать стилистом, копался в своём рюкзачке в поисках зеркальца, а весельчак Шувалов весело долбил по доске молотком, пытаясь вбить в неё гвоздь. Пальцы у Шувалова были уже кроваво-красные.
Учитель встал, вздохнул, прошёлся по классу и остановился возле Шувалова.
– А ты кем собираешься работать, Шувалов? Кем стать хочешь? – на лице учителя появился почти ленинский прищур, без доброты, но с суровой хитрецой.
В последнее время я так много сплю, что где-то там, откуда приходят сны, хороших снов для меня уже не осталось. А снятся только страшные страхи: то я боюсь во сне умереть ни с того ни с сего, то ещё хуже − снится, что я начинаю забывать свой двор. Вот и решила в свои редкие просыпания рассказывать про мой двор вслух…
Хоронили Петра Данилыча. Только не надо путать его с Пётрыванычем. Пётр Данилыч был начальник. Потому что у Ляльки, его жены, была лиса. У лисы было две головы и шесть ног. Они свешивались с Лялькиных ватных плеч во все стороны от Ляльки…
У Пётрываныча не было лисы, и жены тоже совсем не было. Бабушка говорила, что он водопроводчик, поэтому чинит воду. Я его любила, потому что всегда целовала. И деда Бабая я любила и целовала, пока, конечно, не пошла в школу…
А Пётрываныч и когда я в школу пошла, делал хорошие вещи.
Пансионат «Крылья»
В «Крылья» Лёху устроил муж сестры – шурин, свояк, как там правильно. Это всё мать: никак не могла успокоиться, что Лёха работает в обычной больничке, за копейки горшки выносит – так ей представлялось. Бессмысленно было объяснять, что медбрат и санитар – разные вещи, мать всегда всё знала лучше всех. Идея с медколледжем, кстати, тоже принадлежала ей. Правда, в соответствии с планом Лёха должен был потом стать врачом, а он отказался наотрез: задолбался учиться, да и денег требовалось немерено. С этим мать смирилась, а вот с больницей никак не могла. В итоге она надавила на Ирку, а Ирка на своего малахольного мужа, и через десятые руки нашелся какой-то знакомый, приятель которого заведовал загородным пансионатом.
Пансионат было сильно сказано, на деле оказалось, что «Крылья» – это дом престарелых, но не простой, а элитный.
Часть 1 в № 20 (620)
2
...Мы поехали в Крым, поехали в Крым – зимой!
Мы поехали в Крым – на юг, оказались – во сне ли, в сказке ли, но уж точно – не там, где должно было солнце греть и цветы в тепле распускаться и благоухать, – нет, конечно – в раю, конечно – в благодатном краю, и всё же – в непривычной среде, где, кроме солнца, моря, тепла и света, здесь присутствовал всюду – снег.
Снег – в горах и на перевалах, на дорогах и на тропинках, на скамейках, на крышах, на листьях жёстких, сухо хрустящих пальм, снег – совсем не холодный, влажный, кратковременный, рыхловатый, залетевший сюда случайно, понимающий, что растает, обречённый, но всё же – снег.
Но над снегом – сияло солнце.
Ну а с ним – приходило тепло.
Весь южный берег Крыма дивился такой вот двойственности: сочетанию здесь, у моря, в дни февральские, вроде бы холода, но за холодом – и тепла.
Раз, два, три, четыре, пять –
Вышел зайчик погулять…
Детская считалочка
Окончание
Часть 1 в № 19 (619) от 1 июля 2023 года
Часть 2 в № 20 (620) от 11 июля 2023 года
Глава VIII
Пропавшая невеста, или, кстати о помидорах
Город Ухдрюйск стегала пурга.
Разогнавшись по пустынным просторам Восточно-Сибирского плоскогорья, тёплый ветер Азии обрушил на балок Сени Зайчикова мегатонны снежной пыли. Балок содрогнулся, но тепло держал.
Сеня, вольготно развалившись на лежанке, иногда всхрюкивая от удовольствия, читал последнее издание горячо и преданно любимой книги «Производство альфрейно-живописных работ» большого теоретика малярных дел А. Е. Семифлюсова.
Ему мерещился новенький мраморный дворец в центре Ухдрюйска, где он по заказу горсовета выполняет альфрейные работы, руководствуясь последними предначертаниями А. Е. Семифлюсова.
Элегический покой тонким, рыжеватым осенним раствором прольётся в пространство, и нити, протянутые в души от стихов П. Боровикова, завибрируют ответной грустью:
Прячется солнце в рыжие чащи,
не настоящим кажется день.
Мысли о смерти осенью чаще
с листьями тащат мокрую тень.
Хотя – интонация стоически-спокойна: возможно, мысли о смерти страшнее её самой, так естественно венчающей жизнь – если никто не предложил других вариантов?
П. Боровиков умер в 38, высказавшись плотно и полно, а кем услышан, становится не очень важно в нашенские времена, поэзию низведшие на уровень филателии или разведения кактусов…
Хочешь не хочешь – поверишь в высшие инстанции: ведь кто-то же дал дар писать стихи?
Возможно, и запределье открывает вариации посмертного творчества, не представимого нам здесь, в низине, в недрах вечного вращения юлы юдоли.
Раз, два, три, четыре, пять –
Вышел зайчик погулять…
Детская считалочка
Часть 1 в № 19 (619) от 1 июля 2023 года
Глава V
Какая дуэль без секунданта
Сене Зайчикову снились героические сны. Там он партизанил, общался по-иностранному с роскошными, не местной красоты женщинами. Раскованно, но сдержанно совершал различные подвиги.
Потом, на работе, обрывки смутных фраз мешали, как остатки жилистого антрекота в зубах.
– Либештод, авант ла леттре, – шептал Сеня, купорося стены. – Что бы это могло значить?
Как-то в субботу солнце, забравшись повыше, устроило совместно с южным ветром оттепель. Куржак на окнах стаял. Воробьи очухались и бойко зачирикали. Смутное беспокойство тронуло Сеню.
Он внимательно осмотрел своё холостяцкое хозяйство. Всё вроде на месте: кастрюли на полках чисты, рейсмус сыт, инструмент наточен, «Персей и Андромеда» Рубенса, выдранная из «Огонька», висит над лежанкой не криво, стол протёрт и пуст, на полу дорожка пахнет снегом, но что-то не так! И тогда Зайчиков решил навестить задушевную подругу – буфетчицу Машу.
…Море
Вспомним теперь – о море.
Эти вечные всплески чаянья, эти выплески грусти в поисках долгожданного и надёжного, почему-то необходимого, неизвестно зачем приснившегося, от сторонних взглядов укрывшегося где-то рядом, вон там, наверное, убежища на земле.
Этот гул или грохот, эта, с отрешённостью в дружбе, усталость, это – в конце концов – нахлынувшее нежданно, застигнувшее врасплох, озадачившее, смутившее, вдохновившее на поступки, ну а может быть, и на подвиги, запоздалое понимание, словно вспышка молнии, вдруг, прояснившая разом сознание, сквозь туман: я тоже стихия, да, представьте, и на земле мне, мятежному, делать нечего, посему простите, прощайте, в путь, вперёд, я само по себе.
Этот запах влажных ракушек и водорослей мохнатых, эти мидии, присосавшиеся к бугристому, ноздреватому, подводному тёмному камню или…
Предвкушение
Возможно, наши постоянные авторы и читатели обратили внимание на очерк «Образ перевёрнутого времени», который появился на страницах альманаха 1 ноября 2022 года. В нём мы обещали опубликовать сочную повесть Владимира Белякова «Добрый Сеня». Обещание выполняется. Читайте и вкушайте. Можно не сомневаться, что вы не раз улыбнётесь, находя знакомые образы и сюжетные линии, связывающие главного героя повествования Сеню Зайчикова с остальными персонажами.
Что вас ждёт впереди? Калейдоскоп коротких историй о странностях человеческой души, жёсткая сатира на наше прошлое и настоящее. И никакой политики… По значимости я бы приравнял «Сеню...» к прекрасной повести Венедикта Ерофеева «Москва – Петушки». Да, у каждого автора свой почерк, своё мастерство, но тем и интереснее взглянуть на нашу жизнь под разным углом зрения.
Владимир Маяковский
Товарищу Нетте, пароходу и человеку
Я недаром вздрогнул.
Не загробный вздор.
В порт,
горящий,
как расплавленное лето,
разворачивался
и входил
товарищ «Теодор
Нетте».
Это – он.
Я узнаю его.
В блюдечках – очках спасательных кругов.
– Здравствуй, Нетте!
Как я рад, что ты живой
дымной жизнью труб,
канатов
и крюков.
Подойди сюда!
Тебе не мелко?
От Батума,
чай, котлами покипел…
Помнишь, Нетте, –
в бытность человеком
ты пивал чаи
со мною в дипкупе?
Медлил ты.
Маяковский глазами психолога
Имя Владимира Маяковского знакомо, без преувеличения, всей стране. Человек в костюме «подсолнух». Автор гениальных, ярких и неповторимых стихотворений, пьес, поэм. В чём истоки его поэтического феномена? Что порождает такие нестандартные речевые обороты? И можно ли проследить пути формирования его творческих особенностей? Попробуем разобраться.
Для того, чтобы понять автора, важно отследить его сиблинговую (от англ. sibling – брат, сестра) позицию: с одной стороны, он младший ребёнок в семье, а с другой – единственный сын. Обе позиции предполагают привилегированное положение ребёнка. Младших балуют: родители уже имеют опыт воспитания старших детей и спокойнее относятся к поведению младших.
Единственный сын становится наследником и следующим главой в роду. Хотя в России непосредственного закона о майорате…
Продолжение.
Начало в № 27 (591) 21 сентября 2022 года
Белая шубка
Проснулся как-то Побрехаец утром раненько, скинул ноги свои жилистые с полатей, позевал, почесался с удовольствием во всех местах, да решил водицы испить. А вода-то в ведре молодым синеватым ледком тронулась. Пришла зима значит. Выглянул в окошко Побрехаец, батюшки, красота-то какая необыкновенная!
Пушистый, белый-пребелый снег покрыл поля-огороды, деревья и заборы, избёнки и копёшки сена. Всё стало светло и празднично. По краям крыш образовались гребешки чудесных сосулек, при морозном ветре они тихонько вызванивали немудрящую мелодию, а весной они так весело дзинькали капелью, что Побрехайцу самому всегда хотелось петь. Тут на улицу высыпало всё население, встречая первый снег. Кто знал толк в сосульках, не спеша собирал первый урожай со своих крыш, потом укладывали их в вишнёвый сироп и уж потом вечерами наслаждались всем семейством, тихонько посасывая зимнее лакомство.