Памяти Анненского

К таким нежданным и певучим бредням

        Зовя с собой умы людей,

Был Иннокентий Анненский последним

        Из царскосельских лебедей.

Я помню дни: я, робкий, торопливый,

        Входил в высокий кабинет,

Где ждал меня спокойный и учтивый,

        Слегка седеющий поэт.

Десяток фраз, пленительных и странных,

        Как бы случайно уроня,

Он вбрасывал в пространства безымянных

        Мечтаний – слабого меня.

О, в сумрак отступающие вещи

        И еле слышные духи,

И этот голос, нежный и зловещий,

        Уже читающий стихи!

В них плакала какая-то обида,

        Звенела медь и шла гроза,

А там, над шкафом, профиль Эврипида

        Слепил горящие глаза.

…Скамью я знаю в парке; мне сказали,

        Что он любил сидеть на ней,

Задумчиво смотря, как сини дали

        В червонном золоте аллей.

Там вечером и страшно и красиво,

        В тумане светит мрамор плит,

И женщина, как серна боязлива,

        Во тьме к прохожему спешит.

Она глядит, она поёт и плачет,

        И снова плачет и поёт,

Не понимая, что всё это значит,

        Но только чувствуя – не тот.

Журчит вода, протачивая шлюзы,

        Сырой травою пахнет мгла,

И жалок голос одинокой музы,

        Последней – Царского Села.

1911