* * *

Я говорил: Ты хочешь, хочешь?

Могу я быть тобой любим?

Ты счастье странное пророчишь

Гортанным голосом твоим.

А я плачу за счастье много,

Мой дом — из звезд и песен дом,

И будет сладкая тревога

Расти при имени твоем.

И скажут: Что он? Только скрипка,

Покорно плачущая, он,

Ее единая улыбка

Рождает этот дивный звон».

И скажут: «То луна и море,

Двояко отраженный свет,—

И после:— О какое горе,

Что женщины такой же нет!»»

Но, не ответив мне ни слова,

Она задумчиво прошла,

Она не сделала мне злого,

И жизнь по–прежнему светла.

Ко мне нисходят серафимы,

Пою я полночи и дню,

Но вместо женщины любимой

Цветок засушенный храню.

1917