* * *

Я — посвященный от народа,

На мне великая печать,

И на чело свое природа

Мою прияла благодать.

Вот почему на речке–ряби,

В ракитах ветер–Алконост

Поет о Мекке и арабе,

Прозревших лик карельских звезд.

Все племена в едином слиты:

Алжир, оранжевый Бомбей

В кисете дедовском зашиты

До золотых, воскресных дней.

Есть в сивке доброе, слоновье,

И в елях финиковый шум,—

Как гость в зырянское зимовье

Приходит пестрый Эрзерум.

Китай за чайником мурлычет,

Чикаго смотрит чугуном...

Не Ярославна рано кычет

На забороле городском,—

То богоносный дух поэта

Над бурной родиной парит;

Она в громовый плащ одета,

Перековав луну на щит.

Левиафан, Молох с Ваалом —

Ее враги. Смертелен бой.

Но кроток луч над Валаамом,

Целуясь с ладожской волной.

А там, где снежную Печору

Полою застит небосклон,

В окно к тресковому помору

Стучится дед — пурговый сон.

Пусть кладенечные изломы

Врагов, как молния, разят,—

Есть на Руси живые дрёмы,

Невозмутимый, светлый сад.

Он в вербной слезке, в думе бабьей,

В богоявленье наяву,

И в дудке ветра об арабе,

Прозревшем Звездную Москву.

1918