Николай Минский
Бездействие
К престолу божества, покинув дольний мрак,
Избранники в лучах бессмертья подходили.
И каждый вкруг чела носил избранства знак:
Победный лавр иль терн, иль снег безгрешных линий.
И только дух один – печальный, без венца
(Хотя сама печаль светлей, чем диадема),
Храня следы от слёз вдоль бледного лица,
Стоял вдали от всех, пред стражами эдема.
Кто ты, печальный дух? Свершил ли ты дела,
За что бессмертие должно служить наградой?
Я жил в бездействии, боясь добра и зла.
Я в тишине сгорел забытою лампадой.
Любовью к сну во сне вся жизнь моя была,
Любовь – страданием, страдание – отрадой.
1907
Быть может, мир прекрасней был когда-то...
Быть может, мир прекрасней был когда-то,
Быть может, мы отвержены судьбой.
В одно, друзья, в одно я верю свято,
Что каждый век быть должен сам собой.
Нет, за свою печаль, свою тревогу
Я не возьму блаженства прошлых дней.
Мы, отрицая, так же служим богу,
Как наши предки - верою своей.
Пускай мы пьем из ядовитой чаши.
Но если бог поставил миру цель,
Без нас ей не свершиться. Скорби наши -
Грядущих ликований колыбель.
Мои сомненья созданы не мною,
Моя печаль скрывается в веках.
Знать, вера предков родилась больною
И умереть должна у нас в сердцах.
Из рук судьбы свой крест беру смиренно,
Сомнений яд хочу испить до дна.
Лишь то, чем мы живем, для нас священно -
И пусть придут иные времена!
1922
В моей душе любовь восходит...
В моей душе любовь восходит,
Как солнце, в блеске красоты,
И песни стройные рождает,
Как ароматные цветы.
В моей душе твой взор холодный
То солнце знойное зажёг.
Ах, если б я тем знойным солнцем
Зажечь твой взор холодный мог!
1907
Век, что в мире живёт, происходит от мира...
Век, что в мире живёт, происходит от мира,
Лишь твоя красота не от мира сего.
Больше мёртвой земли и живого эфира.
В ней призыв, но куда? Отраженье – чего?
Кто увидел твой свет, кто в сиянья и тени
Твоих медленных глаз смел проникнуть душой,
Тот к пределу пришёл прежних чувств и хотений,
Тот у входа стоит в мир иной и чужой.
Ты горишь, не сгорая, подобно алмазу,
И лучами твоими рассказано то,
Что изведать тебе не случалось ни разу
И чего, может быть, не изведал никто.
Я любовью влекусь, но не знаю, к тебе ли,
Или к тайне твоей, столь чужой для тебя.
Как лампада пред Ликом в безмолвии келий,
Я горю, созерцая, - сгораю, любя.
1907
Вечерняя песня
На том берегу наше солнце зайдёт,
Устав по лазури чертить огневую дугу.
И крыльев бесследных смирится полёт
На том берегу.
На том берегу отдыхают равно
Цветок нерасцветший и тот, что завял на лугу.
Всему, что вне жизни, бессмертье дано
На том берегу.
На том берегу только духи живут,
А тело от зависти плачет, подобно врагу,
Почуяв, что дух обретает приют
На том берегу.
На том берегу кто мечтою живёт,
С улыбкой покинет всё то, что я здесь берегу.
Что смертью зовём, он рожденьем зовёт
На том берегу.
На том берегу отдохну я вполне,
Но здесь я томлюсь и страданий унять не могу,
И внемлю, смущённый, большой тишине
На том берегу.
1896
Волна
Нежно-бесстрастная,
Нежно-холодная,
Вечно подвластная,
Вечно свободная.
К берегу льнущая,
Томно-ревнивая,
В море бегущая,
Вольнолюбивая.
В бездне рождённая,
Смертью грозящая,
В небо влюблённая,
Тайной манящая.
Лживая, ясная,
Звучно-печальная,
Чуждо-прекрасная,
Близкая, дальняя…
1907
Гимн рабочих
Пролетарии всех стран, соединяйтесь!
Наша сила, наша воля, наша власть.
В бой последний, как на праздник, снаряжайтесь.
Кто не с нами, тот наш враг, тот должен пасть.
Станем стражей вкруг всего земного шара
И по знаку, в час урочный, все вперёд.
Враг смутится, враг не выдержит удара,
Враг падёт, и возвеличится народ.
Мир возникнет из развалин, из пожарищ,
Нашей кровью искуплённый, новый мир.
Кто работник, к нам за стол! Сюда, товарищ!
Кто хозяин, с места прочь! Оставь нам пир!
Братья-други! Счастьем жизни опьяняйтесь!
Наше всё, чем до сих пор владеет враг.
Пролетарии всех стран, соединяйтесь!
Солнце в небе, солнца красное – наш стяг!
1907
Два пути
Нет двух путей добра и зла,
Есть два пути добра.
Меня свобода привела
К распутью в час утра.
И так сказала: «Две тропы,
Две правды, два добра.
Их выбор - мука для толпы,
Для мудреца - игра.
То, что доныне средь людей
Грехом и злом слывет,
Есть лишь начало двух путей,
Их первый поворот.
Сулит единство бытия
Путь шумной суеты.
Другой безмолвен путь, суля
Единство пустоты.
Сулят и лгут, и к той же мгле
Приводят гробовой.
Ты - призрак бога на земле,
Бог - призрак в небе твой.
Проклятье в том, что не дано
Единого пути.
Блаженство в том, что всё равно,
Каким путем идти.
Беспечно, как в прогулки час,
Ступай тем иль другим,
С людьми волнуясь и трудясь,
В душе невозмутим.
Их счастье счастьем отрицай,
Любовью жги любовь.
В душе меня лишь созерцай,
Лишь мне дары готовь.
Моей улыбкой мир согрей.
Поведай всем, о чем
С тобою первым из людей
Шепталась я вдвоем.
Скажи: я светоч им зажгла,
Неведомый вчера.
Нет двух путей добра и зла.
Есть два пути добра».
1900
Дума
Отрады нет ни в чем. Стрелою мчатся годы,
Толпою медленной мгновения текут.
Как прежде, в рай земной нас больше не влекут
Ни солнце знания, ни зарево свободы.
О, кто поймет болезнь, сразившую наш век?
Та связь незримая, которой человек
Был связан с вечностью и связан со вселенной,
Увы, порвалась вдруг! Тот светоч сокровенный,
Что глубоко в душе мерцал на самом дне, —
Как называть его: неведеньем иль верой? —
Померк, и мечемся мы все, как в тяжком сне,
И стала жизнь обманчивой химерой.
Отрады нет ни в чем — ни в грезах детских лет,
Ни в скорби призрачной, ни в мимолетном счастье.
Дает ли юноша в любви святой обет,
Не верь: как зимний вихрь, бесплодны наши страсти.
Твердит ли гражданин о жертвах и борьбе,
Не верь — и знай, что он не верит сам себе!
Бороться — для чего? Чтоб труженик злосчастный
По терниям прошел к вершине наших благ
И водрузил на ней печали нашей стяг
Иль знамя ненависти страстной!
Любить людей — за что? Любить слепцов, как я,
Случайных узников в случайном этом мире,
Попутчиков за цепью бытия,
Соперников на ненавистном пире...
И стоит ли любить, и можно ли скорбеть,
Когда любовь и скорбь и всё — лишь сон бесцельный?
О, страсти низкие! Сомнений яд смертельный!
Вопросы горькие! Противоречий сеть,
Хаос вокруг меня! Над бездною глубокой
Последний гаснет луч. Плывет, густеет мрак.
Нет, не поток любви или добра иссяк —
Иссякли родники, питавшие потоки!
Добро и зло слились. Опять хаос царит,
Но Божий дух над ним, как прежде, не парит...
Есть гимны звучные, — я в детстве им внимал...
Есть гимны звучные, — я в детстве им внимал.
О, если б мог тебе я посвятить их ныне!
Есть песни дивные, — злой вихорь разбросал
Их звуки светлые по жизненной пустыне...
О, как ничтожно всё, что после я писал,
Пред тем, что пели мне в младенческие годы
И голоса души, и голоса природы!
О, если бы скорбеть душистый мог цветок,
Случайно выросший на поле битвы дикой,
Забрызганный в крови, затоптанный в песок, —
Он бы, как я, скорбел... Я с детства слышал крики
Вражды и мук. Туман кровавый заволок
Зарю моих надежд, прекрасных и стыдливых.
Друг! Не ищи меня в моих стихах пытливых.
В них рядом встретишь ты созвучья робких мук
И робких радостей, смесь веры и сомнений.
Я в сумерки веков рожден, когда вокруг
С зарей пугливою боролись ночи тени.
Бывало, чуть в душе раздастся песни звук,
Как слышу голос злой: «Молчи, поэт досужный!
И стань в ряды бойцов: слова теперь ненужны».
Ты лгал, о голос злой! Быть может, никогда
Так страстно мир не ждал пророческого слова.
Лишь слово царствует. Меч был рабом всегда.
Лишь словом создан свет, лишь им создастся снова.
Приди, пророк любви! И гордая вражда
Падет к твоим ногам и будет ждать смиренно,
Что ты прикажешь ей, ты — друг и царь вселенной!
1883
Как за бегущим валом вал...
Как за бегущим валом вал,
Часы неслись над отмелью забвенья.
Качаясь, маятник рождал
И отрицал рождения мгновенья.
Я после многих грустных лет
Слова любви шептал преображённый.
Ты взором отвечала: нет,
Гася огонь, твоей душой зажжённый.
1907
Как сон, пройдут дела и помыслы людей...
Как сон, пройдут дела и помыслы людей.
Забудется герой, истлеет мавзолей,
И вместе в общий прах сольются.
И мудрость, и любовь, и знанья, и права,
Как с аспидной доски ненужные слова,
Рукой неведомой сотрутся.
И уж не те слова под тою же рукой —
Далеко от земли, застывшей и немой,
Возникнут вновь загадкой бледной.
И снова свет, блеснет, чтоб стать добычей тьмы,
И кто-то будет жить не так, как жили мы,
Но так, как мы, умрет бесследно.
И невозможно нам предвидеть и понять,
В какие формы дух оденется опять,
В каких созданьях воплотится.
Быть может, из всего, что будит в нас любовь,
На той звезде ничто не повторится вновь...
Но есть одно, что повторится.
Лишь то, что мы теперь считаем праздным сном, —
Тоска неясная о чем-то неземном,
Куда-то смутные стремленья,
Вражда к тому, что есть, предчувствий робкий свет
И жажда жгучая святынь, которых нет, —
Одно лишь это чуждо тленья.
В каких бы образах и где бы средь миров
Ни вспыхнул мысли свет, как луч средь облаков,
Какие б существа ни жили, —
Но будут рваться вдаль они, подобно нам,
Из праха своего к несбыточным мечтам,
Грустя душой, как мы грустили.
И потому не тот бессмертен на земле,
Кто превзошел других в добре или во зле,
Кто славы хрупкие скрижали
Наполнил повестью, бесцельною, как сон,
Пред кем толпы людей — такой же прах, как он, —
Благоговели иль дрожали.
Но всех бессмертней тот, кому сквозь прах земли
Какой-то новый мир мерещился вдали —
Несуществующий и вечный,
Кто цели неземной так жаждал и страдал,
Что силой жажды сам мираж себе создал.
Среди пустыни бесконечной.
1887
Ложь и правда
Давно я перестал словам и мыслям верить.
На всем, что двойственным сознаньем рождено,
Сомнение горит, как чумное пятно.
Не может мысль не лгать, язык — не лицемерить.
Но как словам лжеца, прошептанным во сне,
Я верю лепету объятой сном природы,
И речи мудрецов того не скажут мне,
Что говорят без слов деревья, камни, воды.
И ты, мой друг, и ты, кто для меня была
Последней правдою живой, и ты лгала,
И я оплакивал последнюю потерю.
Теперь твои слова равны словам другим.
И все ж глаза горят лучом, земле чужим,
Тебе и мне чужим, горят — и я им верю.
1893
Любовь к ближнему
Любить других, как самого себя...
Но сам себя презреньем я караю.
Какой-то сон божественный любя,
В себе и ложь и правду презираю.
И если человека я любил,
То лишь в надежде смутной и чудесной
Найти в другом луч истины небесной,
Невинность сердца, мыслей чистых пыл.
Но каждый раз, очнувшись от мечтаний,
В чужой душе все глубже и ясней
Я прозревал клеймо своих страстей,
Свою же ложь, позор своих страданий.
И всех людей, равно за всех скорбя,
Я не люблю, как самого себя.
1893
Многогрешными устами...
Многогрешными устами
Много грешных уст и чистых
Целовал я под лучами
Дня и в тьме ночей душистых.
Целовал их после пышных
Клятв и пламенных признаний,
Целовал без слов излишних
В торопливом обладанье.
Клятвы все давно забыты,
Как слова туманной сказки,
И в забвенье общем слиты
Ими купленные ласки.
Вы ж доныне в сердце живы,
О, случайные свиданья,
Лёгких встреч восторг нелживый,
Безымянные лобзанья.
1907
Моей вы вняли грустной лире...
Моей вы вняли грустной лире,
Хоть не моей полны печали.
Я не нашёл святыни в мире,
Вы счастья в нём не отыскали.
Так рвётся к небу и не может
Достичь небес фонтан алмазный,
И душу нежит и тревожит
Его рассказ непересказный.
А рядом ива молодая
Поникла под напев унылый.
Её манит земля сырая,
Прильнуть к земле у ней нет силы…
1907
Молитва
Прости мне, Боже, вздох усталости.
Я изнемог
От грусти, от любви, от жалости,
От ста дорог.
У моря, средь песка прибрежного,
Вот я упал —
И жду прилива неизбежного,
И ждать устал.
Яви же благость мне безмерную
И в этот час
Дай увидать звезду вечернюю
В последний раз.
Ее лучу, всегда любимому,
Скажу «прости»
И покорюсь неотвратимому,
Усну в пути.
1895
На корабле
Ни дум, ни тревог… Эти дни я живу,
Отдавшись во власть благодетельной фее.
Здесь небо светло, и чем дальше плыву,
Тем глубже оно и светлее.
Вот якорь свободен и парус надут.
Вперёд! – и пусть жемчуг кипит за кормою.
Как шейхи, навстречу нам волны идут
Зелёные, с белой чалмою.
На палубе собран племён маскарад:
Кайфуют, хохочут, беседуют шумно.
Речей не пойму я – и верить я рад,
Что каждое слово разумно.
Ни дум, ни тревог… Я сомненья забыл
С их жгучей тоской, с их насмешкою яркой.
Я тёмную книгу познанья закрыл
И яркой любуюсь виньеткой.
1907
На палубе сырой мелькали мы, как тени...
На палубе сырой мелькали мы, как тени.
Напрягши взор, глядел смущённый капитан.
И Волга, и земля исчезли в отдаленье.
Над ставшим кораблём шатром стоял туман.
И день прошёл, и ночь. И день забрезжил снова.
Вдруг долетел к нам звон и замер в белой мгле, -
Воскресный благовест, привет села родного…
Там люди! Там земля! Там праздник на земле!
Окутан мглой страстей, тоски и унижений,
Я слышу иногда какой-то бодрый зов.
То голос ли земной грядущих поколений,
Или привет иных счастливейших миров?
И верю я в тот миг: есть край обетований.
И жадно внемлю гул далёких ликований.
1907
Над могилой В. Гаршина
Ты грустно прожил жизнь. Больная совесть века
Тебя отметила глашатаем своим;
В дни злобы ты любил людей и человека
И жаждал веровать, безверием томим.
Но слишком был глубок родник твоей печали;
Ты изнемог душой, правдивейший из нас, —
И струны порвались, рыданья отзвучали...
В безвременье ты жил, безвременно угас!
Я ничего не знал прекрасней и печальней
Лучистых глаз твоих и бледного чела,
Как будто для тебя земная жизнь была
Тоской по родине недостижимо-дальней.
И творчество твое, и красота лица
В одну гармонию слились с твоей судьбою,
И жребий твой похож, до страшного конца,
На грустный вымысел, рассказанный тобою.
И ты ушел от нас, как тот певец больной,
У славы отнятый могилы дуновеньем;
Как буря, смерть прошла над нашим поколеньем,
Вершины все скосив завистливой рукой.
Чья совесть глубже всех за нашу ложь болела,
Те дольше не могли меж нами жизнь влачить,
А мы живем во тьме, и тьма нас одолела...
Без вас нам тяжело, без вас нам стыдно жить!
1888
Напрасно над собой я делаю усилья...
Напрасно над собой я делаю усилья,
Чтобы с души стряхнуть печали тяжкий гнет.
Нет, не проходят дни унынья и бессилья,
Прилив отчаянья растет.
Без образов, как дым, плывут мои страданья,
Беззвучно, как туман, гнетет меня тоска,
Не стало слез в глазах, в груди — негодованья.
Как смерть, печаль моя тяжка.
И сам я не пойму, зачем, для чьей забавы
Ряжу ее теперь в цветной убор стихов.
Ужель страданьями гордиться я готов?
Ужель взамен я жажду славы?
Как радости людей и скорби их смешны.
Забвенья! Сумрака! Безлюдья! Тишины!..
1885
Наше горе
Не в яррко блещущем уборе
И не на холеном коне
Гуляет-скачет наше Горе
По нашей серой стороне.
Пешком и голову понуря,
В туманно-сумрачную даль
Плетется русская печаль.
Безвестна ей проклятий буря,
Чужда тоскливая тоска,
Смешна кричащая невзгода.
Дитя стыдливого народа,
Она стыдлива и робка,
Неразговорчива, угрюма,
И тяжкий крест несет без шума.
И лишь в тяни родных лесов,
Под шепот ели иль березы,
Порой вздохнет она без слов
И льет невидимые слезы.
Нам эти слезы без числа
Родная муза сберегла...
1878
Не всё ль равно, правдива ты иль нет...
Не всё ль равно, правдива ты иль нет,
Порочна иль чиста. Какое дело,
Пред кем, когда ты обнажала тело,
Чьих грубых ласк на нём остался след.
Не истину – её искать напрасно –
Лишь красоту в тебе я полюбил.
Так любим тучи, камни, блеск светил;
Так море, изменяя, всё ж прекрасно,
И как порой, при виде мёртвых скал,
Наш дух, почуяв жизнь, замрёт в тревоге, -
Так лживый взор твой говорит о боге,
О всём, что в мире тщетно я искал.
И не сотрёт ничьё прикосновенье
1907
Ноктюрн
Полночь бьет... Заснуть пора...
Отчего-то страшно спать.
С другом, что ли, до утра
Вслух теперь бы помечтать.
Вспомнить счастье детских лет,
Детства ясную печаль...
Ах, на свете друга нет,
И что нет его, не жаль!
Если души всех людей
Таковы, как и моя,
Не хочу иметь друзей,
Не могу быть другом я.
Никого я не люблю,
Все мне чужды, чужд я всем,
Ни о ком я не скорблю
И не радуюсь ни с кем.
Есть слова... Я все их знал.
От высоких слов не раз
Я скорбел и ликовал,
Даже слезы лил подчас.
Но устал я лепетать
Звучный лепет детских дней.
Полночь бьет... Мне страшно спать,
А не спать еще страшней...
1885
Она, как полдень хороша...
Она, как полдень хороша,
Она загадочней полночи.
У ней не плакавшие очи
И не страдавшая душа.
А мне, чья жизнь — борьба и горе,
По ней томиться суждено.
Так вечно плачущее море
В безмолвный берег влюблено
1878
Осенняя песня
Город закутан в осенние ризы.
Зданья теснятся ль громадой седой?
Мост изогнулся ль над тусклой водой?
Город закутан в туман светло-сизый.
Белые арки, навесы, шатры,
Дым неподвижный потухших костров.
Солнце — как месяц; как тучи — сады.
Гул отдаленной езды,
Гул отдаленный, туман и покой.
В час этот ранний иль поздний и смутный
Ветви без шума роняют листы,
Сердце без боли хоронит мечты
В час этот бледный и нежный и мутный.
Город закутан в забывчивый сон.
Не было солнца, лазури и дали.
Не было песен любви и печали,
Не было жизни, и нет похорон.
Город закутан в серебряный сон.
1896
Перед луною равнодушной...
Перед луною равнодушной,
Одетый в радужный туман,
В отлива час волной послушной,
Прощаясь, плакал океан.
Но в безднах ночи онемевшей
Тонул бесследно плач валов,
Как тонет гул житейских слов
В душе свободной и прозревшей.
1900
Портрет
Я долго знал её, но разгадать не мог.
Каким-то раздвоением чудесным
Томилась в ней душа. Её поставил Бог
На рубеже меж пошлым и небесным.
Прибавить луч один к изменчивым чертам –
И Винчи мог бы с них писать лицо Мадонны;
Один убавить луч – за нею по пятам
Развратник уличный помчался ободрённый.
В её словах был грех и страстью взор горел,
Но для греха она была неуязвима.
Она бы соблазнить могла и херувима,
Но демон обольстить её бы не сумел.
Ей чуждо было всё, что мир считал стыдливым,
И, в мире не признав святого ничего,
Она лишь в красоте ценила божество,
И грех казался ей не злым, а некрасивым.
И некрасивыми, как грех, казались ей
Объятия любви и материнства муки.
Она искала встреч и жаждала разлуки,
Святая без стыда, вакханка без страстей.
Тебе, я знаю, жить недолго суждено.
Смеёшься ль ты порой, грустишь ли одиноко,
Всегда ты нам чужда, душа твоя далёко.
Так тучи в поздний час, когда в полях темно,
Последним золотом заката догорая,
Блестит одна, земле и небесам чужая.
Как тучка лёгкая, короткой жизни путь
Проходишь ты, горя красою безучастной.
Боишься ты любви, томя напрасно грудь
Мечтами гордыми и жалостью бесстрастной.
Но более, чем жизнь, чем свет и божество,
Твоей души люблю я красоту больную.
И много стражду я, и тяжело ревную,
Но изменить в тебе не мог бы ничего.
Быть может, близок день, и я приду с цветами
Туда, где цвет увял нездешней красоты.
Как тучка бледная, сольёшься с небесами,
Растаешь в вечности, загадочной, как ты.
1907
Посвящение
Liberta va cercando...
Чистилище. 1, 71
Я цепи старые свергаю,
Молитвы новые пою.
Тебе, далекой, гимн слагаю,
Тебя, свободную, люблю.
Ты страсть от сердца отрешила,
Твой бледный взор надежду сжег.
Ты жизнь мою опустошила,
Чтоб я постичь свободу мог.
Но впавшей в океан бездонный
Возврата нет волне ручья.
В твоих цепях освобожденный,
Я — вечно твой, а ты — ничья.
1896
Поэту
Не до песен, поэт, не до нежных певцов!
Ныне нужно отважных и грубых бойцов.
Род людской пополам разделился.
Закипела борьба, - всякий стройся в ряды,
В ком не умерло чувство священной вражды.
Слишком рано, поэт, ты родился!
Подожди, - и рассеется сумрак веков,
И не будет господ, и не будет рабов, -
Стихнет бой, что столетия длился.
Род людской возмужает и станет умен,
И спокоен, и честен, и сыт, и учен...
Слишком поздно, поэт, ты родился!
1900
Пред зарею
Приближается утро, по еще ночь.
(Исайя, гл. 21,12)
Не тревожься, недремлющий друг,
Если стало темнее вокруг,
Если гаснет звезда за звездою,
Если скрылась лупа в облаках
И клубятся туманы в лугах.
Это стало темней — пред зарею...
Не пугайся, неопытный брат,
Что из нор своих гады спешат
Завладеть беззащитной землею,
Что бегут пауки, что, шипя,
На болоте проснулась змея:
Это гады бегут — пред зарею...
Не грусти, что во мраке ночном
Люди мертвым покоятся сном,
Что в безмолвии слышны порою
Только глупый напев петухов
Или злое ворчание псов-.
Это — сон, это — лай пред зарею...
1878
Самоубийца
Фрагмент
Лень умереть. Лень мыслию инертной
Минувшее прощально обозреть.
Лень думать над запискою предсмертной.
Лень усыплять свой страх. Лень умереть.
Лень отыскать и распечатать склянку,
Где Вечность спит и ждет, что позову.
Лень перейти с лица земли в изнанку.
Лень умереть - и оттого живу.
1922
Серенада
Тянутся по небу тучи тяжелые,
Мрачно и сыро вокруг.
Плача, деревья качаются голые..
Не просыпайся, мой друг!
Не разгоняй сновиденья веселые,
Не размыкай своих глаз.
Сны беззаботные,
Сны мимолетные
Снятся лишь раз.
Счастлив, кто спит, кому в осень холодную
Грезятся ласки весны.
Счастлив, кто спит, кто про долю свободную
В тесной тюрьме видит сны.
Горе проснувшимся! В ночь безысходную
Им не сомкнуть своих глаз.
Сны беззаботные,
Сны мимолетные
Снятся лишь раз.
1879
Смерть. Сонет
Она печальна у одра болезни,
В расстанный час, при громком плаче жён;
Торжественна в движеньи похорон,
В протяжности заупокойной песни;
Грозна пред плахой, за стеной тюрьмы;
Мечтательна под тенью ив надгробных;
Всесильна на полях сражений злобных;
Уродлива в дыхании чумы.
Но ужас смерти, близкой, неотлучной,
Постиг я лишь наедине с собой,
В мельканьи дней под лепет однозвучный,
В усталости души, ещё живой,
В забвении всего, что было свято,
В измене всем, кого любил когда-то.
1907
Утешение
Оно не в книгах мудреца,
Не в сладких вымыслах поэта,
Не в громких подвигах бойца,
Не в тихих подвигах аскета.
Но между тем, как скорби тень
Растет, ложась на все святое, -
Смотри: с востока, что ни день,
Восходит солнце золотое.
И каждый год цветет весна,
Не зная думы безотрадной,
И, солнца луч впивая жадно,
Спешат на волю семена.
И всходы тайной силой пучит,
И вскоре листья рождены,
И ветер ласковый их учит
Шептать название весны.
Душа свершила круг великий.
И вот, вернувшись к детским снам,
Я вновь, как праотец мой дикий,
Молюсь деревьям и звездам.
1920
Художнику
Нужно быть весьма смиренным,
Гибким, зыбким, переменным,
Как бегущая волна,
Небрезгливым, как она, —
Раскрывать всему объятья,
Льнуть, касаться, окружать,
Все, что видишь, без изъятья
Обнимать иль отражать.
Нужно быть весьма бесстрастным,
Уходящим, безучастным,
Как бегущая волна,
Бесприютным, как она, —
Видеть полдень, полночь, зорю
В месте каждый раз ином,
Вечно помнить об одном:
К морю! К морю! К морю! К морю!
1905
Я влюблен в свое желанье полюбить...
Я влюблен в свое желанье полюбить,
Я грущу о том, что не о чем грустить.
Я людскую душу знаю наизусть.
Мир, как гроб истлевший, мерзостен и пуст.
В проповеди правды чую сердцем ложь,
В девственном покое - сладострастья дрожь.
Мне смешна невинность, мне не страшен грех,
Люди мне презренны, я - презренней всех.
Но с житейским злом мириться не могу,
Недовольство в сердце свято берегу,
Недовольство богом, миром и судьбой,
Недовольство ближним и самим собой.
1904
Я знал, что счастья нет. Вдруг счастие сошло...
Я знал, что счастья нет. Вдруг счастие сошло
Такое жгучее, что им дышать нет силы.
Дитя! Сестра! Жена. Моё добро и зло,
Мой неискупный грех, мой подвиг непостылый!
Живое божество, кому мои уста
Несут и мёд молитв, и вместе яд лобзаний,
Непостижимый сон средь буйства обладаний.
О, тайна для души, для взоров – нагота!
1907
Я слишком мал, чтобы бояться смерти...
Я слишком мал, чтобы бояться смерти.
Мой щит не Бог, а собственная малость.
Пытался я бессмертие измерить,
Но сонной мыслью овладела вялость.
Я слишком мал, чтобы любить и верить.
Душе по силам только страсть иль жалость.
Под сводом неба, кажется, безмерным
Я вижу лишь свой труд, свою усталость.
Лежал я где-то на одре недуга.
Мутился ум. И вдруг Она предстала,
Твердя: «Молись! Я - вечности начало,
Я - ключ всех тайн, порог священный круга».
И я ответил с дрожию испуга:
- Мне холодно. Поправь мне одеяло.
1920
Я увидел её...
Я увидел её. Как чужие, мы друг мимо друга
Без привета прошли.
Мы прошли, не смутясь, лишь глаза выраженья испуга
Утаить не могли.
И с злорадством невольным, и с дрожью проснувшейся муки
Я замедлил свой взор:
О, как грустно на ней отразилися годы разлуки,
Как увяла с тех пор!
Я её не жалел. Но отрадное чувство твердило
Там внутри, в глубине:
Может быть, хоть одну из морщин этих ранних родило
Сожаленье ко мне.
1907