Николай Щербина
* * *
Южная ночь – это верная связь
с миром, испуганным дальней грозою.
Жаль, что она чересчур удалась
и укрепилась стремленьем к разбою.
Стлались составы. Крестьянствовал порт.
С шумом бульдозер проехал по макам.
Там, где спускался к скале огород,
пахло крыжовником, гарью и лаком.
Свет в раздевалках по школам не гас,
и путевой переклички начало
не оставляло отчётливых фраз
для уходящего в море причала.
С вахты солдаты уйти не могли,
но между урн были их сигареты,
а на асфальте валялись в пыли
кнопки от сорванной кем-то газеты.
Утро на миг проступило из тьмы.
В гавани вольной настырные краны
свыклись с работой. Теперь до зимы
им разгружать этот город стеклянный.
Я возвращался на тихий вокзал.
Мне по-особому грустно не стало!
Видишь, как солнечный луч отыскал
зеркало в чьём-то окне у вокзала.
Видишь, вон там, замечтавшись о том,
как разошёлся шов лиственных кросен,
на деревянной доске угольком
автопортрет пишет ранняя осень.