Руки

Пером спокойным вам не передать,

Что чувствует сегодня сердце, роясь

В глубинах тела моего.

Стою один — опущенный по пояс

В большое горе. Горе, как вода,

Течет вокруг; как темная звезда —

Стоит над головой. Просторное, большое

Оно отяготело навсегда,—

Большая темная вода.

Возьму крупицами разбросанное счастье,

Переломлю два лучика звезды,

У девушки лицо перецелую,

Переболею до конца искусство,

Всегда один,— я сохраню мою

Простую жизнь. Но почему она,

Она меня переболеть не хочет?

И каждый час, и каждый миг

Сознанья открывается родник:

У жизни два крыла, и каждое из них

Едва касается трудов моих.

Они летят — распахнуты, далече,

Ночуют на холодных площадях,

Наутро бьются в окна учреждений,

В заводские летают корпуса,—

И вот — теплом обвеянные лица

Готовы на работе слиться.

Мне кажется тогда:

Какая жизнь!

И неужели это так и нужно,

Чтоб в отдаленье жил писатель

И вечно неудобный, как ребенок?

Я говорю себе: не может быть,

И должен я совсем иначе жить.

Не может быть!

И жарок лёт минут,

И длится ожиданье,

И тонкие часы поют,

И вечер опустился на ладони,

И вот я увидал большие руки —

Они росли всегда со мной,

Чуть розоватые и выпуклые, и в морщинках,

И в узелочках жил,— сейчас они тверды,

Напряжены едва заметной дрожью,

Они спокойные и просятся к труду.

Я руки положу на подоконник —

Они спокойнее и тише станут,

Их ночью звезды обольют,

К ним утром зори прикоснутся,

Согреет кожу трудовое солнце,

Ну, а сейчас...

Сейчас пускай дрожат,—

Им все равно за мыслью не угнаться,

Она растрескалась, летит, изнемогая,

И все-таки еще твердит:

Простая,

Совсем простая — наша жизнь!

1928