Барак ночью

Хвост саламандры синеет на углях,

Каплями с бревен стекает смола,

Лампочки глаз, напряженный и круглый,

Щупает тени в далеких углах.

Чья-то ладонь в темноте выступает,

Дышит тяжелыми ребрами дом.

Бьется, как птица под крышей сарая,

Маленький Эрос с подбитым крылом.

Ветер тонким песьим воем...

Ветер тонким песьим воем

Завывает за горой.

Взвод стрелков проходит строем,

Ночь… Бараки... Часовой…

Это – мне, а что с тобою?

Серый каменный мешок?

Или ты прикрыл рукою

Пулей раненный висок?

Все понятнее свобода...

Все понятнее свобода,

Все доступнее покой…

Ты в себя уйди, как в воду

Погружаясь с головой.

Там, под темными пластами,

Плавай, щупая песок…

Глубже… Сны пошли кругами…

Глубже… Мысли поплавок

Где-то сверху там молчанье.

Но прозрачность – холодна.

Красным окунем сознанье

Понимается со дна

День мой в труде тяжелом...

День мой в труде тяжелом,

С лопатой в руках течет,

А мысли летят, как пчелы,

С цветов собирая мед.

Весенние перья солнца

На комья земли падают,

Цветы раскрывают донца,

И все это – радует.

Но кругом – человеческие лица

Молчаливы, как морды животных,

Оттого по ночам мне не спится,

Я лоб оттираю потный.

Колыма

Мы выходим на рассвете,

Целый день стоим с пилой;

Где-то есть жена и дети,

Дом, свобода и покой.

Мы о них давно забыли —

Только больно ноет грудь.

Целый день мы пилим, пилим

И не можем отдохнуть.

Но и ночью отдых краток:

Только, кажется, прилег

В мерзлом холоде палаток,

Уж опять гудит гудок,

И опять мы начинаем.

Режет ветер, жжет мороз.

В Колыме, я твердо знаю:

Сколько снега, столько слез.

Комары звенят по лесам...

Комары звенят по лесам,

Тонко поют луне.

Ночью знаю: ты сам

Думаешь обо мне.

По полетам гусиных стай,

По зеленой крови цветов,

Проливаемой через край –

Слышу твой зов.

Он прошел через сотню дорог,

Он дыханьем стоит в окне.

Значит, тоже не смог

Ты забыть обо мне?

Значит, снова встречай,

Через тысячи лет

Каждый май

На земле возникающий свет.

На свете есть много мук...

На свете есть много мук,

Но горше нет пустоты,

Когда вырвут детей из рук,

И растить их будешь не ты.

Ты живешь. Но случайный смех,

Детский голос, зовущий мать,

И память встает о тех,

И ранит тебя опять.

Ран любовных горят края,

Горек запах родных похорон,

Взявшись за руки, скорби стоят –

Всех их смоет река времен.

Но не смыть, не забыть, не залить,

Если отнял детей чужой –

Эта рана всегда горит,

Эта горечь всегда с тобой.

Тихо пальцы опускаю...

Тихо пальцы опускаю

В снов синеющую воду.

Снег весенний в полдень тает,

Оседая – пахнет мёдом.

По лесам проходят тени,

Улыбаясь дальним склонам.

В неба колокол весенний

Солнца бьёт широким звоном.

Я сижу, смежив ресницы,

В пальцах сны перебирая,

И душа тяжёлой птицей

К небу крылья подымает.

Что же? Значит истощенье?..

Что же? Значит истощенье?

Что же – значит, изнемог?

Страшно каждое движенье

Изболевших рук и ног.

Страшен голод: бред о хлебе.

“Хлеба, хлеба” - сердца стук.

Далеко в прозрачном небе

Равнодушный солнца круг.

Тонким свистом клуб дыханья,

Это – минус пятьдесят.

Что же? Значит умиранье?

Горы смотрят и молчат.