Собачья склока

Перевод из Огюста Барбье

1

Когда тяжелый зной гранил большие плиты

На гулких набережных здесь,

Набатом вспаханный и пулями изрытый

Изрешечен был воздух весь;

Когда Париж кругом, как море роковое,

Народной яростью серчал

И на покашливанье старых пушек злое

Марсельской песнеи отвечал,

Там не маячила, как в нашем современьи,

Мундиров золотых орда, –

То было в рубище мужских сердец биенье,

И пальцы грязные тогда

Держали карабин тяжелый и граненый,

А руганью набитый рот

Сквозь зубы черные кричал, жуя патроны:

«Умрем, сограждане! Вперед!

2

А вы, в льняном белье, с трехцветкою в петлице,

В корсет затянутые львы,

Женопобные, изнеженные лица,

Бульварные герои, вы, –

Где были вы в картечь, где вы скрывались молча

В дни страшных сабельных потерь,

Когда великий сброд и с ним святая сволочь

В бессмертьи взламывали дверь?

Когда Париж кругом давился чудесами,

В трусливой подлости своей

Вы, как могли, тогда завесили коврами

Страх ваших розовых ушей…

3

Свобода – это вам не хрупкая графиня,

Жеманница из Сен–Жермен,

С черненной бровкою и ротиком в кармине

И томной слабостью колен, –

Нет, это женщина грудастая, большая,

Чей голос груб и страсть сильна,

Она смугла лицом, и, бедрами качая,

Проходит площадью она.

Ей нравится народ могучий и крикливый,

И барабанный перекат,

Пороховой дымок и дальние наплывы,

Колоколов густой набат.

Ее любовники – простонародной масти,

И чресла сильные свои

Для сильных бережет и не боится власти

Рук, не отмытых от крови.

4

То дева бурная, бастильская касатка

И независимость сама,

Чья роковая стать и твердая повадка

В пять лет народ свела с ума.

А после, охладев к девическим романам,

Фригийский растоптав колпак,

С двадцатилетним вдруг бежала капитаном

Под звуки труб в военный мрак.

И великаншею – не хрупкою фигуркой –

С трехцветным поясом встает

Перед облупленной расстрелом штукатуркой,

Нам утешенье подает,

Из рук временщика высокую корону

В три дня французам возвратит,

Раздавит армию и, угрожая трону,

Булыжной кучей шевелит.

5

Но стыд тебе,  Париж, прекрасный и гневливый!

Еще вчера, величья полн,

Ты помнишь ли, Париж, как, мститель справедливый,

Ты выкорчевывал престол?

Торжественный Париж, ты ныне обесчещен,

О город пышных похорон

Разрытых мостовых, вдоль стен глубоких трещин,

Людских останков и знамен.

Прабабка городов, лавровая столица,

Народами окружена,

Чье имя на устах у всех племен святится,

Затмив другие имена,

Отныне ты, Париж, – презренная клоака,

Ты – свалка гнусных нечистот,

Где маслянистая приправа грязи всякой

Ручьями черными течет.

Ты – сброд бездельников и шалопаев чинных,

И трусов с головы до ног,

Что ходят по домам и в розовых гостиных

Выклянчивают орденок.

Ты – рынок крючников, где мечут подлый жребий –

Кому падет какая часть

Священной кровию напитанных отребий

Того, что раньше было власть.

6

Вот так же, уязвлен и выбит из берлоги,

Кабан, почуя смерти вкус,

На землю валится, раскидывая ноги, –

В затылок солнечный укус,

И с пеною у рта, и высунув наружу

Язык, рвет крепкие силки,

И склоку трубит рог, и перед сворой дюжей

«Возьми его!» – кричат стрелки.

Вся свора, дергаясь и ерзая боками,

Рванется. Каждый кобелек

Визжит от радости и ляскает зубами,

Почуяв лакомый кусок.

И там пойдет грызня и перекаты лая

С холма на холм, с холма на холм.

Ищейки, лягаши и доги, заливаясь,

Трясутся: воздух псарней полн.

Когда кабан упал с предсмертною икотой, –

Вперед! Теперь царюют псы.

Вознаградим себя за трудную работу

Клыков и борзые часы.

Над нами хлыст умолк. Нас грозный псарь не дразнит,

По нашу душу не свистит,

Так пей парную кровь, ешь мясо – ето праздник!

…………………………………………..

И, как охочая к труду мастеровщина,

Налягут все на теплый бок,

Когтями мясо рвут, хрустит в зубах щетина, –

Отдельный нужен всем кусок.

То право конуры, закон собачьей чести:

Тащи домой наверняка,

Где ждет ревнивая, с оттянутою шерстью

Гордячка–сука муженька,

Чтоб он ей показал, как должно семьянину,

Дымящуюся кость в зубах

И крикнул: «Это власть! – бросая мертвечину. –

Вот наша часть в великих днях…»