Старая Москва

У тебя на каждый вечер

Хватит сказок и вранья,

Ты упрятала увечье

В рваной шубе воронья.

Твой обоз, груженный стужей,

Растерял колокола,

Под одежею дерюжьей

Ты согреться не могла.

Все ж в подъездах у гостиниц

Вновь, как триста лет назад,

Кажешь розовый мизинец

И ледяный синий взгляд.

Сохранился твой народец,

Но теперь уж ты вовек

У скуластых богородиц

Не поднимешь птичьих век.

Ночи глухи, песни глухи -

Сколь у бога немоты!

По церквам твоим старухи

Чертят в воздухе кресты.

Полно, полно,

Ты не та ли,

Что рвала куниц с плеча

Так, что гаснула свеча,

Бочки по полу катались,

До упаду хохоча?

Как пила из бочек пиво?

На пиру в ладоши била?

И грозилась - не затронь?

И куда девалась сила -

Юродивый твой огонь?

Расскажи сегодня ладом,

Почему конец твой лют?

Почему, дыша на ладан,

В погребах с мышами рядом

Мастера твои живут?

Погляди, какая малость

От богатств твоих осталась:

Красный отсвет от пожара,

Да на птичьих лапах мост,

Да павлиний в окнах яро

Крупной розой тканый хвост.

Но боюсь, что в этих кручах,

В этих горестях со зла

Ты вдобавок нам смогла

Мертвые с возов скрипучих

Грудой вывалить тела.

Нет, не скроешь, -  их немало!

Ведь подумать - средь снегов

Сколько все-таки пропало

И лаптей и сапогов!

И пойдут, шатаясь, мимо

От зари и дотемна...

Сразу станет нелюдима

От таких людей страна.

Оттого твой бог овечий,

Бог пропажи и вранья,

Прячет смертные увечья

В рваной шубе воронья.

1932