Ночь на Босфоре

К чему мне вымыслы? к чему мечтанья мне

   И нектар сладких упоений?

Я раннее прости сказал младой весне,

   Весне надежд и заблуждений!

Не осушив его, фиал волшебств разбил;

При первых встречах жизнь в обманах обличил

И призраки принес в дань истине угрюмой;

Очарованья цвет в руках моих поблек,

И я сорвал с чела, наморщенного думой,

   Бездушных радостей венок.

Но, льстивых лжебогов разоблачив кумиры,

Я правде посвятил свой пламенный восторг;

   Не раз из непреклонной лиры

   Он голос мужества исторг.

   Мой Аполлон — негодованье!

При пламени его с свободных уст моих

   Падет бесчестное молчанье

   И загорится смелый стих.

Негодование! огонь животворящий!

Зародыш лучшего, что я в себе храню,

   Встревоженный тобой, от сна встаю

И, благородною отвагою кипящий,

   В волненьи бодром познаю

Могущество души и цену бытию.

Всех помыслов моих виновник и свидетель,

Ты от немой меня бесчувственности спас;

В молчаньи всех страстей меня твой будит глас:

   Ты мне и жизнь и добродетель!

   Поклонник истины в лета,

   Когда мечты еще приятны,—

Взывали к ней мольбой и сердце и уста,

Но ветер разносил мой глас, толпе невнятный.

Под знаменем ее владычествует ложь;

Насильством прихоти потоптаны уставы;

С ругательным челом бесчеловечной славы

Бесстыдство председит в собрании вельмож.

Отцов народов зрел господствующих страхом,

Советницей владык — губительную лесть;

Печальную главу посыпав скорбным прахом,

Я зрел: изгнанницей поруганную честь,

Доступным торжищем — святыню правосудья,

Служенье истине — коварства торжеством,

Законы, правоты священные орудья,

Щитом могучему и слабому ярмом.

Зрел промышляющих спасительным глаголом,

Ханжей, торгующих учением святым,

В забвеньи бога душ — одним земным престолам

Кадящих трепетно, одним богам земным.

   Хранители казны народной,

   На правый суд сберитесь вы;

Ответствуйте: где дань отчаянной вдовы?

   Где подать сироты голодной?

Корыстною рукой заграбил их разврат.

Презрев укор людей, забыв небес угрозы,

Испили жадно вы средь пиршеских прохлад

Кровавый пот труда и нищенские слезы;

На хищный ваш алтарь в усердии слепом

Народ имущество и жизнь свою приносит;

Став ваших прихотей угодливым рабом,

Отечество от чад вам в жертву жертвы просит.

Но что вам? Голосом алкающих страстей

Мать вопиющую вы дерзко заглушили;

От стрел раскаянья златым щитом честей

Ожесточенную вы совесть оградили.

Дни ваши без докук и ночи без тревог.

   Твердыней, правде неприступной,

Надменно к облакам вознесся ваш чертог,

И непорочность, зря дней ваших блеск преступный,

Смущаясь, говорит: «Где ж он? где ж казни бог?

   Где ж судия необольстимый?

Что ж медлит он земле суд истины изречь?

Когда ж в руке его заблещет ярый меч

И поразит порок удар неотразимый?»

   Здесь у подножья алтаря,

   Там у престола в вышнем сане

   Я вижу подданных царя,

   Но где ж отечества граждане?

   Для вас отечество — дворец,

   Слепые властолюбья слуги!

   Уступки совести — заслуги!

   Взор власти — всех заслуг венец!

Нет! нет! не при твоем, отечество! зерцале

На жизнь и смерть они произнесли обет:

   Нет слез в них для твоих печалей,

   Нет песней для твоих побед!

   Им слава предков без преданий,

   Им нем заветный гроб отцов!

   И колыбель твоих сынов

   Им не святыня упований!

   Ищу я искренних жрецов

   Свободы, сильных душ кумира —

   Обширная темница мира

   Являет мне одних рабов.

   О ты, которая из детства

   Зажгла во мне священный жар,

   При коей сносны жизни бедства,

   Без коей счастье — тщетный дар,

   Свобода! пылким вдохновеньем,

   Я первый русским песнопеньем

   Тебя приветствовать дерзал;

   И звучным строем песней новых

   Будил молчанье скал суровых

   И слух ничтожных устрашал.

   Лучший вознесясь от мрачной сей юдоли,

   Свидетель нерожденных лет —

Свободу пел одну на языке неволи,

   В оковах был я, твой поэт!

   Познают песнь мою потомки!

   Ты свят мне был, язык богов!

   И мира гордые обломки

   Переживут венцы льстецов!

Но где же чистое горит твое светило?

Здесь плавает оно в кровавых облаках,

Там бедственным его туманом обложило,

И светится едва в мерцающих лучах.

   Там нож преступный изуверства

   Алтарь твой девственный багрит;

   Порок с улыбкой дикой зверства

   Тебя злодействами честит.

   Здесь власть в дремоте закоснелой,

   Даров небесных лютый бич,

   Грозит цепьми и мысли смелой,

   Тебя дерзающей постичь.

   Здесь стадо робкое ничтожных

   Витии поучений ложных

   Пугают именем твоим;

   И твой сообщник — просвещенье

   С тобой, в их наглом ослепленье,

   Одной секирою разим.

   Там хищного господства страсти

   Последнею уловкой власти

   Союз твой гласно признают;

   Но под щитом твоим священным

   Во тьме народам обольщенным

   Неволи хитрой цепь куют.

   Свобода! о младая дева!

   Посланница благих богов!

   Ты победишь упорство гнева

   Твоих неистовых врагов.

   Ты разорвешь рукой могущей

   Насильства бедственный устав

   И на досках судьбы грядущей

   Снесешь нам книгу вечных прав,

   Союз между граждан и троном,

   Вдохнешь в царей ко благу страсть,

   Невинность примиришь с законом,

   С любовью подданного власть.

   Ты снимешь роковую клятву

   С чела поникшего к земле

   И пахарю осветишь жатву,

   Темнеющую в рабской мгле.

   Твой глас, будитель изобилья,

   Нагие степи утучнит,

   Промышленность распустит крылья

   И жизнь в пустыне водворит;

   Невежество, всех бед виновник,

   Исчезнет от твоих лучей,

   Как ночи сумрачный любовник

   При блеске утренних огней.

Он загорится, день, день торжества и казни,

День радостных надежд, день горестной боязни!

Раздастся песнь побед, вам, истины жрецы,

      Вам, други чести и свободы!

Вам плач надгробный! вам, отступники природы!

Вам, притеснители! вам, низкие льстецы!

Но мне ли медлить? Грязную их братью

Карающим стихом я ныне поражу;

На их главу клеймо презренья положу

      И обреку проклятью.

   Пусть правды мстительный Перун

   На терпеливом небе дремлет,

Но мужественный строй моих свободных струн

   Их совесть ужасом объемлет.

   Пот хладный страха и стыда

   Пробьет на их челе угрюмом,

   И честь их распадется с шумом

   При гласе правого суда.

Страж пепла их, моя недремлющая злоба

Их поглотивший мрак забвенья разорвет

И, гневною рукой из недр исхитив гроба,

Ко славе бедственной их память прикует.

1849