На петербургской даче

Промокло небо и земля,

Душа и тело отсырели.

С утра до вечера скуля,

Циничный ветер лезет в щели.

   Дрожу, как мокрая овца...

   И нет конца, и нет конца!

Не ем прекрасных огурцов,

С тоской смотрю на землянику:

Вдруг отойти в страну отцов

В холерных корчах — слишком дико...

   Сам Мережковский учит нас,

   Что смерть страшна, как папуас.

В объятьях шерстяных носков

Смотрю, как дождь плюет на стекла.

Ах, жив бездарнейший Гучков,

Но нет великого Патрокла!

   И в довершение беды

   Гучков не пьет сырой воды.

Ручьи сбегают со стволов.

Городовой надел накидку.

Гурьба учащихся ослов

Бежит за горничною Лидкой.

   Собачья свадьба... Чахлый гром.

   И два спасенья: бром и ром.

На потолке в сырой тени

Уснули мухи. Сатанею...

Какой восторг в такие дни

Узнать, что шаху дали в шею!

   И только к вечеру поймешь,

   Что твой восторг — святая ложь...

Горит свеча. Для счета дней

Срываю листик календарный —

Строфа из Бальмонта2. Под ней:

«Борщок, шнель–клопс и мусс янтарный».

   Дрожу, как мокрая овца...

   И нет конца, и нет конца!

1909