Минотавр

В путь, дети, в путь!.. Идемте!.. Днем, как ночью,

Во всякий час, за всякую подачку

Нам надобно любовью промышлять;

Нам надобно будить в прохожих похоть,

Чтоб им за грош сбывать уста и душу...

Молва идет, что некогда в стране

Прекрасной зверь чудовищный явился,

Рыкающий, как бык, железной грудью;

Он каждый год для ласк своих кровавых

Брал пятьдесят созданий - самых чистых

Девиц... Увы, число огромно, боже!

Но зверь другой, покрытый рыжей шерстью,

Наш Минотавр, наш бык туземный - Лондон,

В своей алчбе тлетворного разврата

И день и ночь по тротуарам рыщет;

Его любви позорной каждогодно

Не пятьдесят бывает надо жертв, -

Он тысячи, обжора, заедает

И лучших тел и лучших душ на свете...

«Увы, одни растут в пуху и щелке,

Их радостей источник - добродетель.

А я, на свет исторгнувшись из чрева

Плодливой матери, попала в руки

К оборванной и грязной нищете...

О, нищета - советчица дурная,

Безжалостная!.. сколько ты

Под кровлею убогого жилища

Обираешь жертв пороку!.. На меня

Ты кинулась не вдруг, а дождалась

Моей весны... Когда ж румянец свежий

Зардел в щеках и кудри золотые

Рассыпались по девственным плечам,

Ты тотчас же мой угол указала

Тому, чей глаз, косой и кровожадный,

Искал себе добычи сладострастья...»

«А я была богата... У богатых

Есть также бог, который беспощадно

Своей ногой серебряной их давит:

Приличие - оно холодным глазом

Нашло меня своей достойной жертвой

И кинуло в объятья человека

Бездушного. А я уже любила...

О той любви узнали, только поздно...

От этого я пала глубоко,

Безвыходно. Нет слез таких, нет силы,

Которая б извлечь меня могла

Из пропасти». Ступивши в грязь порока,

Нога скользит и выбиться не может.

Да, горе нам, несчастным магдалинам!

Но городам, от века христианским,

Не много есть таких людей отважных,

Которые бы нам не побоялись

Подать руки, чтоб слезы с глаз стереть...» -

«Я, сестры, я не грязным сластолюбьем

Доведена до участи моей.

Иное зло, с лицом бесстыдным самки,

Исчадие гордыни и тщеславья,

Чудовище, которое у нас,

Различные личины принимая,

Влечет, что день, семейство за семейством

От родины, бог весть в какие страны,

Суля им блеск, взамен того, что есть,

А иногда взамен и самой чести.

Отец мой пал, погнавшись за корыстью;

Он увидал в один прекрасный день,

Как всё его богатство, словно пена,

Морской волной разметано. С нуждой

Я не была знакома. Труд тяжелый,

Дающий хлеб, облитый нашим потом,

Казался мне невыносимо-страшен...

И я, сходя с ступени на ступень,

Изнеженная жертва! - пала в пропасть

Бездонную... Стенайте, плачьте, сестры!

Но как бы стон и плач ваш ни был горек.

Как ни была б печаль едка, - увы! -

Моя печаль, мой плач живее ваших

У вас они текут не из святого

Источника любви, как у меня.

О, для чего любовь я испытала?

Зачем злодей, которому всецело

Я отдала неопытное сердце,

Увлек меня из-под отцовской кровли

И, не сдержав обещанного слова,

Пустил меня по свету мыкать горе?

Агари был в пустыню послан ангел

Спасти ее ребенка. Я ж одна

Без ангела-хранителя невольно,

Закрыв глаза, пошла на преступленье,

Чтоб как-нибудь спасти свое дитя...»

А между тем нам говорят: «Ступайте,

Распутницы!..» И жены, наши сестры,

На улице встречаясь с нами, с криком

Бегут от нас. Мы им тревожим мысли,

Внушаем страх! Но, в свой черед, и мы

Всей силою души их ненавидим.

Ах! нам порой так горько, что при всех

Хотелось бы вцепиться им в лицо

И разорвать в клочки на лицах кожу...

Ведь знаем мы, что их священный ужас -

Ничто, как страх - упасть во мненьи света

И потерять в нем прежнее значенье;

Страх этот мать семейства дочерям

Передает едва ль не с первой юбкой.

Но для чего в проклятиях и стонах

Искать себе отмщенья? Эти камни

Посыпятся на нас же. У мужчин

На привязи, в презрении у женщин,

Что ни скажи - мы будем всё неправы

И участи своей не переменим.

Нет, лучше нам безропотно на свете

Роль тяжкую исчерпать до конца;

По вечерам, в блистающих театрах,

Сгонять тоску с усталого лица;

Пить джин, вино, чтоб их хмельною влагой

Жизнь возбуждать в своем измятом теле

И забывать о страшном ремесле,

Которое страшнее мук кромешных...

Но если жизнь для нас, несчастных, - тень,

Земля - тюрьма; так смерть зато нам легче:

В трущобах нас она не мучит долго,

А захватив рукой кой-как, без шума,

Бросает всех в одну и ту же яму.

О смерть! твой вид и впалые глаза,

Как ни были б ужасны людям, мы

Твоей руки костлявой не боимся:

Объятия твои нам будут сладки,

Затем, что в миг, когда в нас жизнь потухнет,

Как коршуны, далеко разлетятся

Все горести, точившие нам сердце,

И тысячи других бичей, чьи когти

В клочки гнилья с нас обрывали тело.

В путь, сестры, в путь! Идемте... днем, как ночью|

За медный грош любовью промышлять...

Таков наш долг: мы призваны судьбою

Оградой быть семейств и честных женщин!..

1862