Кофе

Тебя сбирала девушка нагая

По зарослям благоуханной Явы.

Как ящерицу, дико обжигая,

Ей кожу рыжей сделал луч кудрявый.

Замучена полуденной работой,

К любовнику, такому же нагому,

Она бежала в лунное болото,

К сплетенному из вешних прутьев дому.

И там кричали, радуясь, как дети,

Что труд прошел, а ночь еще продлится,

Показывая на жемчужном свете

Блестящие от долгой ласки лица.

С утра голландец с ремешковой плеткой

На пристани следил за упаковкой

Клейменых ящиков — и кровью кроткой

Окрашивал тугую плетку ловко.

Потом с валов могучих океана

Корабль срезал бунтующую пену,

Пока в каюте мягкой капитана

Купцы высчитывали вес и цену.

До пристани, закутанной в туманы,

Томились, гордо засыпая, зерна.

А там, на Яве, кровяные раны

На девушке горели рыже–черной...

Любуешься порою, как в фарфоре

Кипит с отливом золотистым кофе,

И вдруг — в мозгу встает желаний море,

И кровь томит тоска по катастрофе:

Сломать насилье! Снять с дикарской воли

Бесстыдство злое купли и продажи!

Плетей не надо для цветов магнолий!

Не надо солнцу океана стражи!

Отмстить за бешенство бичей ременных!

Пусть хищники в туман уйдут кровавый!

Да здравствует свобода угнетенных

Во всех краях и на болотах Явы!

1920, Баку