Сергей
Клычков

* * *

Бежит из глубины волна,

И, круто выгнув спину,

О берег плещется она,

Мешая ил и тину...

Она и бьется, и ревет,

И в грохоте и вое

То вдруг раскинет, то сорвет

Роскошье кружевное...

И каждый камушек в ладонь

Подбросит и оближет

И, словно высекши огонь,

Сияньем сквозь пронижет!..

Так часто тусклые слова

Нежданный свет источат,

Когда стоустая молва

Над ними заклокочет!..

Но не найти потом строки

С безжизненною речью,

Как от замолкнувшей реки

Заросшего поречья!..

Нет прихотливее волны,

И нет молвы капризней:

Недаром глуби их полны

И кораблей, и жизней!..

И только плоть сердечных дум

Не остывает кровью,

Хоть мимо них несется шум

И славы, и злословья!..

1929

Бова

С снегов

И льдин,

С нагих плечей

Высоких гор

В сырой простор

Степей, лугов,

Полян,

Долин

Плывет туман,

Ночей

Убор --

Шатер

Седых богатырей.

В дальней, дальней стороне,

Где светает синева,

Где синеет Торова,

В красном лисьем зипуне

Выезжает на коне

Из грозовых туч Бова.

Колосится под луной

Звезд высоких полоса,

Под туманной пеленой

Спит приморская коса...

Облака как паруса

Над вспенённою волной...

И стучит студеный ключ

В звонком, горном хрустале,

И сверкает булава,

И, спускаясь по скале,

Выезжает из-за туч

К морю синему Бова...

Над пучиной на волне

Диво Дивное сидит,

Вдоль по морю на коне

Диво новое катит...

Озарилися луга,

Загорелися леса,

И согнулась в небеса

Разноцветная дуга...

В колесницу бьется вал

И среди пучин упал

В набегающий прибой

Край одежды голубой:

Скачет Диво и, гоня

Непокорного коня,

Отряхает с бороды

Волн бушующих ряды

И над утренней звездой

Машет шелковой уздой...

Пролетела бирюзою

Стая трепетных зарниц,

И серебряной слезою

С тихо дремлющих ресниц

Голубеющих небес

Месяц канул в дальний лес...

Вот у царственных палат

Море синее стоит,

У расписанных ворот

Водят волны хоровод

И Бова из тяжких лат

Коня досыта поит...

По хоромам на боках

Под туманом темный сад,

Облака в саду висят,

На пушистых облаках

Дуги-радуги горят...

Вот у самых у хором

Луг зеленый лег ковром;

На морские берега

Трубят медные рога,

Королевна в терему

Улыбается ему,

Белой ручкою зовет,

Манит коня к закрому,

Меру зерен подает.

Очи -- свежая роса,

Брови -- словно паруса,

Накрененные волной

Над прозрачной глубиной...

Речи -- птичьи голоса,

Косы -- темные леса,

И легка, как облака,

Белоснежная рука...

На пиру Бова сам-друг

Головой у белых плеч,

Отдал латы, лук и меч,

Пьет и ест из белых рук...

На шелковом поводу

Ходит конь в густом саду,

А седые сторожа,

Очи старые смежа,

Важно гладят у ворот

Вдоль серебряных бород...

На пиру Бова сам-друг,

Пьет и ест из белых рук,

Королевна в терему

Улыбается ему,

Подливает в чашу мед,

Тихо песенку поет:

-- Я царевна-королевна,

В терему одна живу...

Полонила я недавно

Королевича-Бову.

Потерял он коня в сече,

Меч каленый заковал,

Его латами играет

Голубой, далекий вал...

Широко кругом, богато,

Всё одето в синеву,

Не скажу, кого люблю я --

Королевича-Бову!

Где лежит он -- золотая

В небо выросла гора...

Я умру -- велю насыпать

Рядом гору серебра!

Я царевна-королевна,

В терему одна живу,

Хоронила я недавно

Королевича-Бову...

Где гаснут звезды на заре,

Где рассветает синева,

Один в туманном серебре

Спит очарованный Бова...

Из очарованных кудрей

Течет серебряный ручей,

С его могучей головы

Волна широкая кудрей

Лежит в долинах меж травы

И стелется по дну морей...

Цветут цветы у алых губ,

Из сердца вырос крепкий дуб!

Высоко в небе дуб стоит,

Над ним, прозрачна и светла,

Корона звездная горит,

А корни омывает мгла

И глубина земли таит...

В его ветвях станицы сов

Жестокой тешатся игрой,

Когда вечернею порой

Они слетятся из лесов

Делить добычу над горой:

Так жутко слушать их полет,

Следить их медленную тень --

С их черных крыльв мрак плывет

Над снами дальних деревень,

Забывших навсегда Бову

И в снах своих, и наяву...

1910

Была душа моя светла...

Была душа моя светла

Той теплотою человечьей,

С какою глупая ветла

Хватает путника за плечи!

С какой приземистая рожь

Отвешивает всем поклоны...

С чего же, милый друг, с чего ж

Под бровью огонёк зелёный?..

Иль за плечами добрый дух

Сложил лазоревые крылья?..

Уж не с того ли, верный друг,

Порою зол, порой уныл я?

Ах, знаю я, что злоба - ложь,

И нету тяжелее муки

Познать, что чаще прячут нож,

Когда на сердце держат руки!

Что часто и друзья мои

В признанья, связанные с дрожью,

Мешают тайный яд змеи,

Что на друзей и сам похож я?

О, эта золотая дрожь

И взгляд, с участьем обронённый,

С каким отвешивает рожь

И под серпом земле поклоны!

Тяжка людская коловерть!

И всё ж, смирясь душою сирой,

В ней надо встретить даже смерть

Как нежное лобзанье миру!

1925

В багровом полыме осины...

В багровом полыме осины,

Берёзы в золотом зною,

Но стороны своей лосиной

Я в первый раз не узнаю!

Деревня прежняя: Дубровки,

Отцовский хутор, палисад,

За палисадом, как в обновки,

Под осень вырядился сад!

Отец и мать за хлопотнёю,

Всегда нехваток, недосуг.

И виснут вышивкой цветною

В окне околица и луг.

В лугу, как на рубашке, проймы,

Река-бочажница вдали...

В трубу серебряную с поймы

По зорям трубят журавли...

Идёт, ка прежде, всё по чину,

Как заведёно много лет...

Лишь вместо лампы и лучины

Пылает небывалый свет.

У окон столб, с него на провод

Струится яблочкин огонь...

...И кажется: к столбу за повод

Изба привязана, как конь!..

Солома - грива... жерди - сбруя...

Всё тот же мерин... тот же воз...

Вот только в сторону другую

У коновязи след колёс...

1925

В жизни всему свои сроки...

В жизни всему свои сроки,

Всякому лиху пора...

Две белопёрых сороки

Сядут на тын у двора.

Всё по порядку гадалки

Вспомнят, что сам позабыл,

Что погубить было жалко

И, не губя, погубил...

Словно бродяги без крова,

В окна заглянут года...

Счастье - как пряник медовый!

С солью краюха - беда!

Лень ли за дверь оглянуться,

Палкой воровок спугнуть.

Жалко теперь обмануться.

Трудно теперь обмануть...

Вечер пройдёт и обронит

Щит золотой у ворот...

Кто ж тебя за руку тронет,

Кто же тебя позовёт?

Те же, как веточки, руки,

Те же росинки у глаз.

Только теперь и разлуки

Не посулят ни на час...

Юность - пролёт голубиный!

Сердце - пугливый сурок!

То лишь краснеет рябина

В стрекоте вещих сорок!

1936

В лесу на проталой полянке...

В лесу на проталой полянке,

В дремучем весеннем бору

Устроили зайцы гулянки,

Затеяли зайцы игру...

Звенели весенние воды,

И прыгал с пригорка родник,

И зайцы вели хороводы,

Забывши про мой дробовик.

И зайцы по-заячьи пели,

Водили за лапки зайчих...

И радостно сосны шумели,

И звёзды качались на них...

Всю ночь я бродил всё и слушал,

Ах, друг мой, открою тебе:

За бедную заячью душу

Я так благодарен судьбе!..

1936

* * *

В нашей роще есть хоромы,

А кругом хором — туман...

Там на тропках вьются дремы

И цветет трава–дурман...

Там в лесу, на косогоре,

У крыльца и у окон.

Тихий свет — лесные зори,

Как оклады у икон...

Скучно ль, весело ль Дубравне

Жить в светлице над рекой —

К ней никто в резные ставни

В ночь не стукнется клюкой.

Стережет ее хоромы

Голубой речной туман,

И в тумане вьются дремы

И цветет трава–дурман...

Ах, в весенний срок с опушки

По утрам и вечерам

Строгий счет ведут кукушки

Буйной юности кудрям,—

В ночь выходит месяц плавать,

Метит звездами года.

Кто ж дойдет и глянет в заводь,

Юн останется всегда...

Скучно ль, весело ль Дубравне:

Все одна она, одна —

Только смотрят звезды в ставни

Да сквозь сон журчит Дубна.

1914, 1918

* * *

В свой черед идет год за год,

И захочешь сам ты, нет ли:

В верный срок морщины лягут,

Словно после зайца петли.

И прикроют их седины,

Словно белою порошей,

И кому–то всё едино,

Что плохой ты, что хороший!

1929

Вечер

Над низким полем из болота

На пашню тянут кулики,

Уж камышами вдоль реки

Плывет с волною позолота.

Туман ложится в отдаленье,

Земля горбом - свежа, черна,

В меже соха, как привиденье,

И вверх зубцами борона.

Вдали леса, и словно лица,

Глядят над нами купола...

И тихо бродит вкруг села

Серебряная мглица...

Встает луна за крайней хатой,

И, словно латы, возле хат

На травке, мокрой и хохлатой,

У окон лужицы лежат...

1914

Впереди одна тревога...

Впереди одна тревога

И тревога позади...

Посиди со мной немного,

Ради Бога, посиди!

Сядь до мною, дай мне руку,

Лоб не хмурь, глаза не щурь,

Боже мой, какая мука!

И всему виною: дурь!

Ну и пусть: с чертой земною

Где-то слиты звезды, синь...

Сядь со мною, сядь со мною,

Иль навек уйди и сгинь!

Завтра, может быть, не вспыхнет

Над землей зари костер,

Сердце навсегда утихнет,

Смерть придет - полночный вор.

В торбу черную под ветошь

С глаз упрячет медяки...

Нет уж, лучше в прорубь! Нет уж,

Лучше к черту в батраки!

Черт сидит и рыбку удит

В мутном омуте души...

Оттого, знать, снятся груди -

Счастья круглые ковши!

Пьешь из них, как будто не пил

У судьбы из добрых рук,

Не ступал на горький пепел

Одиночеств и разлук, -

Будто сердца жернов тяжкий

Никогда еще любовь

Не вертела, под рубашкой

Пеня бешеную кровь, -

Словно на душе, на теле

Нет еще ее помет!

Нет тебя на самом деле,

Друг мой, не было и нет!

Но пускай ты привиденье,

Тень твоя иль ты сама,

Дай мне руку, сядь хоть тенью,

Не своди меня с ума.

1934

* * *

Всегда найдется место

Для всех нас на погосте,

И до венца невесту

Нехорошо звать в гости...

У червяка и слизня

И то всё по укладу,

И погонять ни жизни,

Ни смерти нам не надо!

Всему пора и сроки,

И каждому страданью

У матери жестокой –

У жизни оправданье!

И радость и кручина,

Что горько и что сладко,

Пусть всё идет по чину,

Проходит по порядку!..

И потому страшнее

Нет ничего уловки,

Когда себе на шею

Кладут петлю веревки...

Страшны пред ликом смерти

В отчаяньи и скуке

С запискою в конверте

Опущенные руки!..

Пусть к близким и далеким

Написанные кровью

Коротенькие строки

Исполнены любовью –

Всё ж в роковой записке

Меж кротких слов прощенья

Для дальних и для близких

Таится злое мщенье.

Для всех одна награда,

И лучше знают кости,

Когда самим им надо

Улечься на погосте!

1929

* * *

Всего непосильнее злоба

И глаз уголки в черноте...

Быть может, и так пронесло бы,

Да радость и годы не те...

Земной я, как все, и не спорю,

Что в сердце — как в курной избе.

Но нет для меня больше горя

Принесть это горе тебе...

Неплохо б узнать, хорошо бы

Размекать пораньше в тиши,

Что вот облака да сугробы,

Да дали одни хороши.

А тут всё так грустно и грубо,

И мне самому невдомек,

С чего я в пушистые губы

Целую в опушке пенек!..

И дрожь, и тепло на утробе,

Хоть губы твоим не чета...

И в облаке или сугробе

Земли пропадает черта.

И так хорошо мне в узоре

Дремотных прозрачных лесов

В недолгие зимние зори

Вглядеться без дум и без слов!..

И сердцем одним до озноба

Изведать предвечный покой,

К груди лебединой сугроба

Прильнув воспаленной щекой...

1928–1929

Вышла Лада на крылечко...

Вышла Лада на крылечко,

Уронила перстенек,

Бирюзовое колечко,

За березовый пенек.

Покатилося далечко

Бирюзовое колечко:

По опавшему лесочку,

По затянутым ручьям --

По хрустальному мосточку

К ранним утренним лучам!

Синим морем всё-то краешком

По песочку да по камешкам,

Пред волною вдали

На далекий край земли!

На краю земли в пещере

Есть золоченые двери,

Есть и камень перед дверью,

А сквозь щели на двери

Блещут крылья, клюв и перья

Птицы огненной -- зари!..

1910

Глядят нахмуренные хаты...

Глядят нахмуренные хаты,

И вот -- ни бедный, ни богатый

К себе не пустят на ночлег --

Не всё ль равно: там человек

Иль тень от облака, куда-то

Проплывшая в туман густой;

Ой, подожок мой суковатый,

Обвитый свежей берестой,

Родней ты мне и ближе брата!

И ниже полевой былинки

Поникла бедная душа:

Густынь лесная и суглинки,

Костырь, кусты и пустоша --

Ой, даль моя, ты хороша,

Но в даль иду, как на поминки!

Заря поля окровенила,

И не узнать родимых мест:

Село сгорело, у дороги

Стоят пеньки и, как убогий,

Ветряк протягивает шест.

Не разгадаешь: что тут было --

Вот только спотыкнулся крест

О безымянную могилу.

1919

* * *

Года мои, под вечер на закате

   Вздымаясь в грузной памяти со дна,

Стоят теперь, как межевые знаки,

   И жизнь, как чаща с просека, видна.

Мне сорок лет, а я живу на средства,

   Что не всегда приносят мне стихи,

А ведь мои товарищи по детству –

   Сапожники, торговцы, пастухи!

У них прошла по строгому укладу,

   В трудах, всё та же вереница лет:

Им даром счастья моего не надо,

   А горя моего у них же нет?!

Для них во всем иные смысл и сроки

   И уж куда нужней, важней дратва,

Чем рифмами украшенные строки,

   Расшитые узорами слова...

А я за полное обмана слово,

   За слово, всё ж кидающее в дрожь,

Всё б начал вновь и отдал бы всё снова

   За светлую и радостную ложь...

1929

Дедова пахота

Бел туман спадает с выси,

На селе кричат грачи,

В седины его вплелися

Солнца раннего лучи!

Коня ивинкой сухою

Понукает он порой...

Славны думы за сохою!

Светлы очи пред зарей!

Запахал дед озимое,

Поясной поклон сложил,

Обошел кругом с сумою,

Хлебной крошкой обсорил.

За день дед не сел у пашни,

Распрямился и окреп...

Тепел вечер был вчерашний,

Мягок будет черный хлеб!

Не с того ли яровая

В поле скатерть за селом...

Будет всем по караваю!

Всем по чарке за столом!..

1911

Дедова песенка

Боронил дед зараня

Под весенний гром,

Рано рожь-боярыня

Вышла из хором!..

Пред ея палатою

С горы под уклон

Вывел рать кудлатую

Полководец-лен!

Лен, мой лен!

Мой зеленый лен!

Зорил с заряницею,

Сеял из кошла,

Рожь с княжной-пшеницею

На гумно пришла!

Гости меж овинами,

Шапки на бекрень!

Здравствуй лен с новинами,

С бражкою ячмень!

Лен, мой лен!

Ой, зеленый лен!

Заварит дед солоду

На весь белый свет -

Пелось, пилось смолоду:

Ой-ли, люли, дед!

Не твоя ли пашенка

Средь поля пуста,

Пашенка-монашенка,

Пустырь-сирота!

Лен, мой лен!

Ой-ли, люли, лен!

1913

* * *

День и ночь златой печатью

Навсегда закреплены,

Знаком роста и зачатья,

Кругом солнца и луны!..

День смешал цветок с мозолью,

Тень морщин с улыбкой губ,

И, смешавши радость с болью,

Он и радостен и груб!..

Одинаково на солнце

Зреют нивы у реки

И на пальцах заусенцы

От лопаты и кирки!..

Расточивши к каждой хате

Жар и трепет трудовой,

Грузно солнце на закате

Поникает головой!..

Счастлив я, в труде, в терпеньи

Провожая каждый день,

Возвестить неслышным пеньем

Прародительницы тень!..

К свежесмётанному стогу

Прислонившися спиной,

Задремать с улыбкой строгой

Под высокою луной...

Под ее склоненной тенью,

В свете чуть открытых глаз,

Встретить праздник сокровенья

И зачатья тихий час!..

Чтоб наутро встать и снова

Выйти в лоно целины,

Помешав зерно и слово –

Славу солнца и луны!

1929

До слез любя страну родную...

До слез любя страну родную

С ее простором зеленей,

Я прожил жизнь свою, колдуя

И плача песнею над ней.

В сторожкой робости улыбок,

В нахмуренности тяжких век,

Я видел, как убог и хлибок,

Как черен русский человек.

С жестокой и суровой плотью,

С душой, укрытой на запор,

Сберег он от веков лохмотья

Да синий взор свой, да топор.

Уклад принес он из берлоги,

В привычках перенял он рысь,

И долго думал он о Боге,

По вечеру нахмурясь в высь.

В ночи ж, страшась болотных пугал,

Засов приладив на двери,

Повесил он икону в угол

В напоминание зари.

В напоминание и память

О том, что изначальный свет

Пролит был щедро над полями,

Ему же и кончины нет.

И пусть зовут меня каликой,

Пусть высмеет меня юнец

За складки пасмурного лика,

За черный в копоти венец,

И часто пусть теперь с божницы

Свисает жидкий хвост узды,

Не тот же ль синий свет ложится

На половицы от звезды?!

Не так же ль к избяному брусу

Плывет, осиливши испуг,

Как венчик, выброшенный в мусор,

Луны печальный полукруг?!

А разве луч, поникший с неба,

Не древний колос из зерна?..

Черней, черней мужичьи хлебы,

И ночь предвечная черна...

И мир давно бы стал пустыней,

Когда б невидимо для нас

Не слит был этот сполох синий

Глаз ночи и мужичьих глаз!

И в этом сполохе зарницы,

Быть может, облетая мир,

На славу вызорят пшеницу

Для всех, кто был убог и сир.

И сядем мы в нетленных схимах,

Все, кто от века наг и нищ,

Вкусить щедрот неистощимых,

Взошедших с древних пепелищ.

Вот потому я Русь и славлю

И в срок готов приять и снесть

И глупый смех, и злую травлю,

И гибели лихую весть!

1930

* * *

Доколе

Любовь без лукавства

     И в скрытости

          Нашей

     Без боли,

     Мы словно у чаши,

               Где яства

          Без сытости,

     Перца и соли...

     Пока же для соли

               И перца

     Найдем мы и долю,

               И меру,

     И наша одежда

               От моли

                    И в боли

     Источится сердце,

Любовь же, попавши в неволю,

     Утратит надежду

          И веру...

1929

* * *

Должно быть, я калека,

Наверно, я урод:

Меня за человека

Не признает народ!

Хотя на месте нос мой

И уши как у всех...

Вот только разве космы

Злой вызывают смех!

Но это ж не причина,

И это не беда,

Что на лице – личина

Усы и борода!..

...Что провели морщины

Тяжелые года!

...И полон я любовью

К рассветному лучу,

Когда висит над новью

Полоска кумачу...

...Но я ведь по–коровьи

На праздник не мычу?!

Я с даром ясной речи,

И чту я наш язык,

Я не блеюн овечий

И не коровий мык!

Скажу я без досады,

Что, доживя свой век

Средь человечья стада,

Умру, как человек!

1929

* * *

Душа моя, как птица,

Живет в лесной глуши,

И больше не родится

На свет такой души.

По лесу треск и скрежет:

У нашего села

Под ноги ели режет

Железный змей–пила.

Сожгут их в тяжких горнах,

Как грешных, сунут в ад,

А сколько бы просторных

Настроить можно хат!

Прости меня, сквозная

Лесная моя весь,

И сам–то я не знаю,

Как очутился здесь,

Гляжу в безумный пламень

И твой целую прах

За то, что греешь камень,

За то, что гонишь страх!

И здесь мне часто снится

Один и тот же сон:

Густая ель–светлица,

В светлице хвойный звон,

Светлы в светлице сени,

И тепел дух от смол,

Прилесный скат — ступени,

Крыльцо — приречный дол,

Разостлан мох дерюгой,

И слились ночь и день,

И сели в красный угол

За стол трапезный — пень...

Гадает ночь–цыганка,

На звезды хмуря бровь:

Где ж скатерть–самобранка,

Удача и любовь?

Но и она не знает,

Что скрыто в строках звезд!..

И лишь с холма кивает

Сухой рукой погост...

1924

* * *

Душа покоя лишена!

  Какая вышина и тишина...

    Из облака плывет луна,

      Среди прозрачности такой

        Лаская белоснежною рукой

          Туман над сонною рекой!

            Какая тишина!

В душе тревога и обман,

  И скачущий из лучезарных стран

    Конь без удила и стремян,

      И светлый всадник над лукой...

        ...Прекрасен ты, небесный дар — покой,

          И все же мне с моей тоской

            Желаннее обман!

1929

* * *

Душа — как тесное ущелье,

Где страстный возгорелся бой,

А жизнь в безумьи и весельи

Стремглав несется пред тобой.

И мир, теряясь далью в небе,

Цвета и запахи струит,

Но в ярком свете черный жребий

Для всех и каждого таит...

Страшись в минуту умиленья

Меч опустить и взять цветок,

Тебя сомнет без сожаленья

Людской стремительный поток!

Доверчиво вдыхая запах,

Впивая жадно аромат,

Погибнешь ты в косматых лапах,

Остановившись невпопад!

Под этой высью голубою,

Где столько звезд горит в тиши,

Увы!— нам достаются с бою

Все наши радости души.

Но вот... когда б мы не страдали,

Не проклинали, не клялись,

Померкли б розовые дали,

Упала бы бессильно высь...

И кто бы захотел, с рожденья

Избегнув страшного кольца,

Прозреть до срока наважденье

В чертах любимого лица?

Кто согласился бы до срока

Сменить на бездыханный труп

И глаз обманных поволоку,

И ямки лживые у губ?

И потому так горек опыт,

И каждый невозвратен шаг,

И тщетен гнев, и жалок ропот,

Что вместе жертва ты и враг,—

Что на исход борьбы напрасной

Падут в неведомый тайник

И образ юности прекрасный,

И оскорбительный двойник.

1929

Если б жил я теперь не за Пресней...

Если б жил я теперь не за Пресней,

Где труба заслонилась трубой,

Ах, вот если... ещё бы раз если...

За ворота я вышел бы с песней

И расстался бы нежно с тобой!

Я ушёл бы в туман на поляну

И легко перенёс бы обман...

И подплыла б луна, как беляна...

И всплыла бы звезда-талисман!

А теперь эти дни как оглобли!

Словно скрип от колёс - эта жизнь!

Не навек ли тогда, не по гроб ли

Мы, не ведая слёз, поклялись?

Кто же думал, что клятва - проклятье?

Кто же знал, что так лживы слова?

Что от нежного белого платья

На заплатки пойдут рукава?

Юность, юность! Залётная птица!

Аль уж бороду мне отпустить?

Аль уйти и ни с кем не проститься,

Оглянуться с пути и простить?

И страшусь я, и жду сам развязки...

И беглец я, и... скорый гонец!

Так у самой затейливой сказки

Нехороший бывает конец...

И когда я в глаза тебе гляну,

Не поймёшь уж теперь... не поймёшь,

Что луна на ущербе - беляна

Аль из сердца исторгнутый нож?..

Ну и что ж? - Плакать тут, на народе,

Душу черпая с самого дна?

Всякий скажет: «Чудак или... вроде...

Видно, кость ему ломит к погоде,

И виски бередит седина!»

1925

* * *

За ясную улыбку,

За звонкий смех врассыпку

Назначил бы я плату,

Я б основал палату,

Где чистою монетой

Платили бы за это...

...Но мы не так богаты:

Такой палаты нету!

1929

Забота - счастье! Отдых - труд!...

Забота -- счастье! Отдых -- труд!

Пустить бы всё напропалую:

Что в наше время берегут?

Нет, пусть уж дни мои бегут

От жалкой ссоры к поцелую!

Хотя беречь -- не сбережешь.

И нищему подать бы проще

Судьбы полуистертый грош,

Когда от счастья только мощи,

А от любви осталась ложь!

Пойти б, как зверю, -- наугад!

Но разве лосю удалось бы

Забыть лосиху и лосят?

Нет, лучше слезы, ласки, просьбы,

Очаг -- тепло и едкий чад!

1927

Земная светлая моя отрада...

Земная светлая моя отрада,

О птица золотая - песнь,

Мне ничего, уж ничего не надо,

Не надо и того, что есть.

Мне лишь бы петь да жить, любя и веря,

Лелея в сердце грусть и дрожь,

Что с птицы облетевшие жар-перья

Ты не поднимешь, не найдёшь.

И что с тоской ты побредёшь к другому

Искать обманчивый удел,

А мне бы лишь на горький след у дома

С полнеба месяц голубел:

Ведь так же будут плыть туманы за ограду,

А яблонные платья цвесть, -

Ах, милый друг, мне ничего не надо,

Не надо и того, что есть.

1925

Зима

По-за-лугу у крылечка

Льется Речка-Быстротечка:

Берега ее убраны

В янтари и жемчуга! -

В голубой ея пучине,

Весь в цветах речных и тине,

Озаренный теремок.

На двери, как на листочке,

Две щеколды - рыбьи щечки

Да серебряный замок.

Крыша вздернута, как уши,

Окна смотрят, как глаза,

У светелки - боковуши,

В окнах яхонт, бирюза.

По-за-лугу у крылечка

Льется Речка-Быстротечка:

Берега ее убраны

В янтари и жемчуга! -

Дремлет месяц на оконце,

Под князьком сияет солнце,

Облака висят, как пух,

Звезды с матицы пылают,

А по терему гуляет

Золотой певун - петух!..

Колыхаясь, приседая,

На жемчужном берегу

Пляшет старица седая

Вся в сосульках и снегу!..

1923

Как не любить румянец свежий...

Как не любить румянец свежий

И губ едва заметный пух!..

Но с каждым новым днем все реже

От них захватывает дух...

Черней виденье с каждым годом

И все безрадостнее явь...

Как тяжело дорогу бродом

Искать, где кинулся бы вплавь!..

А жизнь, столь полная терзанья,

Так коротка, так коротка...

И вот последнее признанье

Срываю с кровью с языка!

Пусть будет эта кровь залогом

Судьбе с ее лихой игрой,

Когда она в пути убогом

Вновь брезжит розовой зарей...

И пусть, как пахарь торопливый,

Морщину тяжкую судьба

Положит вперекос на ниву

Глубоко вспаханного лба...

Так старец, сгорбленные плечи

Расправив и стуча клюкой,

Виденью юности навстречу

Спешит с протянутой рукой!

И даже у ворот могилы,

Скользя перстами по холсту,

Как бы лаская образ милый,

Хватает жадно пустоту.

Декабрь 1931

* * *

Какие хитроумные узоры

   Поутру наведет мороз...

Проснувшись, разберешь не скоро:

   Что это — в шутку иль всерьез?

Во сне еще иль это в самом деле

   Деревья и цветы в саду?

И не захочется вставать с постели

   В настывшем за ночь холоду.

Какая нехорошая насмешка

   Над человеком в сорок лет:

Что за сады, когда за этой спешкой

   Опомниться минуты нет!

И, первым взглядом встретившись с сугробом,

   Подумается вдруг невпопад:

Что, если смерть, и нет ли там за гробом

   Похожего на этот сад?!

1929

* * *

Ко мне мертвец приходит

В глазах с немой тоской,

Хотя и нет в природе

Обычности такой...

Он – гость иного царства

И ходит много лет...

Нет от него лекарства

И заговора нет...

Нет от него молитвы,

Да я и сам отвык

Молиться, в память битвы

Повеся в угол штык...

Мне штык был другом добрым.

Защитник мой и страж,

Не раз, прижатый к ребрам,

Он отбивал палаш...

Но раз безвестный ворог,

Припертый им врасплох,

Скатился под огорок,

Отдав последний вздох...

С тех пор ко мне он ходит

В глазах с немой тоской

И по подушке водит

Холодною рукой...

И вот теперь покаюсь,

Что, затаивши крик,

Спросонья я хватаюсь

За мой бывалый штык...

И часто вместе с гостем

Мы слушаем вдвоём,

Как, разбирая кости,

Хрустит он лезвием...

1929

* * *

Когда вглядишься в эти зданья

И вслушаешься в гул борьбы,

Поймешь бессмыслицу страданья

И предвозвестия судьбы...

Здесь каждый знает себе цену

И слит с бушующей толпой,

И головой колотит в стену

Лишь разве глупый да слепой...

Здесь люди, как по уговору,

Давно враги или друзья,

Здесь даже жулику и вору

Есть к человечеству лазья!

А я... кабы не грохот гулкий

Безлунной полночью и днем,

Я в незнакомом переулке

Сказал бы речь пред фонарем...

Я высыпал бы сотню жалоб,

Быть может, зря... быть может, зря.

Но так, что крыша задрожала б,

Потек бы глаз у фонаря!..

Я плел бы долго и несвязно,

Но главное – сказать бы мог,

Что в этой мути несуразной

Несправедливо одинок!..

Что даже и в родной деревне

Я чувствую, как слаб и сир

Пред непостижностию древней,

В которой пребывает мир.

1929

Колдунок

В облаках заревой огонек,

Потухает туманный денёк.

Повернула дорога во мглу...

По селу

Идет колдун в онучах,

В серых тучах...

Борода у него - мелкий дождичек,

В бороде у него - дуга-радуга,

А в руках подожок-подорожничек! -

Собрался, старина, видно надолго...

На прощанье махнул холдунок

Над притихшим селом костылем -

Пошатнулся окольный тынок,

Быстрым зайцем шмыгнул ветерок,

Закричал, закачал ковылем:

- Идет колдун в онучах,

В онучах - в серых тучах!

Догорел в облаках огонек,

Умер в поле денёк...

1911

* * *

Крикливы и прожорливы вороны,

И по–лесному вежливы дрозды,

И шагу без глубокого поклона

Не сделают грачи у борозды...

Нет ничего красивее оборок

И подвенечных платьев голубей;

Сова сонлива, ястреб быстр и зорок,

Пуглив, как мелкий жулик, воробей...

Имеет признак каждое творенье:

Заливист соловей, и робок чиж...

Откуда же такое удивленье,

С каким ты на меня всегда глядишь?.

1929

Кто молодец?

Кто молодец у нас, друзья и братцы?

Кого мы назовем, чтоб по нему

Другим не стыдно

Было поравняться

И не было б обидно никому?

Чей гордый стан и стройную

Осанку

Своей чеканкой

Украшает меч?

Кто средь врагов

Всегда готов достойно

Слугою нашей родины полечь?

В крови мечи и острые кинжалы,

Недвижны в алом

Озере пловцы:

Лежат

Бойцы,

Кружат

Щитов осколки,

Коней за чёлки

Тянут мертвецы…

Глаза - в глаза… сердца, как копья, крепки…

Ломает копья в щепки

Смерть-карга,

Накидывая саваны на шлемы

Рукой знакомой

Старого врага.

Кто, ястребом витая пред судьбою,

Погонит смерть со смехом

Пред собой,

В доспехах

Первым кинется для боя,

И, всех поздней, последним кончит бой?

И кто ж,

Когда идет дележ

Добычи,

Без устали сражается с врагом,

Обходит войско спящее, в обычай

Заботясь о себе и о другом.

И кто в большом и малом

Без посула -

Слуга аулу,

Хоть и не в долгу?

Кому под кровлей сакли одеялом

И ложем служит ненависть врагу?

Кто силу, что всегда сечет

Солому,

С умом

И без обиды укорит?

И кто воздаст почет,

Хвалу другому

И о себе самом

Не говорит?

Кто в Хевсуретии, как солнце с неба,

Несет тепло такой же голытьбе,

Отдал кусок, сам не имея хлеба,

Одно оставив имя по себе…

Так за кого ж мы здравицу подымем

И за кого вдвойне -

Душе в помин?

Кто поцелуй один

Своей любимой

Принял, как дар за раны на войне?

Кто это ложу

Предпочел могилу,

Носилку тоже

Принял за коня,

А бурку - за плиту, а слезы милой -

За мерку рассыпного ячменя?

Кому плач женщин смехом показался,

Кто в мир иной влетел с мечом

В руках,

На скакуне

С лучом,

Вплетенным в гриву,

Над кем счастливым

В облаках

В предсмертный час его раздался

Орлиный грозный клекот в вышине?

Кого царь Грузии Ираклий старый

С собой посадит

Рядом

Сядет

Сам?

Кому, светя улыбкой и нарядом,

Прильнет Тамара

К неживым устам?

Так вот кого мы вспоминаем хором!

Соасем не вас: бродяги, трусы вы!

На брюхо вы - коровы-ненажоры

И ишаки с ушей до головы!

Едва ли в праздности вы пригодитесь

На что-нибудь хорошее кому,

И если б был такой меж вами витязь

Вы лопнули б от зависти к нему!

В могилу смерть столкнет вас из презренья,

И настучитесь вы на том свету,

У горнего,

У зорнего

Селенья

Впервые разглядевши высоту!

1934

Куда ни глянь...

Куда ни глянь --

Везде ометы хлеба.

И в дымке спозарань

Не видно деревень...

Идешь, идешь, --

И только целый день

Ячмень и рожь

Пугливо зыблют тень

От облака, бегущего по небу...

Ой, хорошо в привольи

И безлюдьи,

Без боли,

Мир оглянуть и вздохнуть,

И без пути

Уйти...

Уйти в безвестный путь

И где-нибудь

В ковыльную погудь

Прильнуть

На грудь земли усталой грудью...

И верю я, идя безбрежной новью,

Что сладко жить, неся благую весть...

Есть в мире радость, есть:

Приять и перенесть,

И, словно облаку закатному, доцвесть,

Стряхнув с крыла последний луч с любовью!..

1919

Лада у окна

Мокрый снег поутру выпал,

Каплет с крыши у окна.

На оконницу насыпал

Дед поутру толокна...

Толокно объяло пламя,

Толокно петух клюет

И в окно стучит крылами,

И, нахохлившись, поет.

Ленту алую вплетая,

Села Лада у окна:

- Здравствуй, тучка золотая,

Солнце-странничек, весна!..

Светит перстень на оконце:

За окном бегут ручьи,

Высоко гуляет солнце,

Кружат стаями грачи...

Далеко ж в дали веселой,

Словно вешние стада,

Разбеглись деревни, села

И большие города!..

А оконце все в узоре:

За туманной пеленой,

Словно сон, синеет море,

А за морем край земной...

1914

* * *

Лежит заря, как опоясок,

И эту реку, лес и тишь

С их расточительностью красок

Ни с чем на свете не сравнишь!

Нельзя сказать об них словами,

И нету человечьих слов

Про чащуру с тетеревами,

Про синеву со стаей сов...

Но, вставши утром спозаранья,

Так хорошо склониться ниц

Пред ликом вечного сиянья,

Пред хором бессловесных птиц...

1928–1929

Лукавый на счастливого похож...

Лукавый на счастливого похож,

И часто в простоте - погибель...

Едва ль легко ответить мы могли бы,

Что нам нужнее: правда или ложь?..

Пусть старый Бог живет на небеси,

Как вечный мельник у плотины...

Высь звездная - не та же ль ряска тины,

А мы - не щуки ли и караси?

Бегут года, как быстрая вода,

И вертят мельничьи колеса,

И рыба грудится к большому плесу,

И жмемся мы в большие города...

И каждый метит раньше, чем другой,

Схватить кусок любви иль хлеба,

А смерть с костром луны плывет по небу,

Подобно рыболову с острогой.

Лукавство, хитрость нам нужны во всем,

Чтоб чаще праздновать победу,

Пока и нас не подадут к обеду

Поужинавшим глупым карасем!

1931

Люблю тебя я, сумрак предосенний...

Люблю тебя я, сумрак предосенний,

Закатных вечеров торжественный разлив...

Играет ветерок, и тих, и сиротлив,

Листвою прибережних ив,

И облака гуськом бегут, как в сновиденьи...

Редеет лес, и льются на дорогу

Серебряные колокольчики синиц.

То осень старый бор обходит вдоль границ,

И лики темные с божниц

Глядят в углу задумчиво и строго...

Вкушает мир покой и увяданье,

И в сердце у меня такой же тихий свет...

Не ты ль, златая быль благоуханных лет,

Не ты ль, заворожённый след

Давно в душе увядшего страданья?

1922

* * *

Любовь – неразумный ребенок –

     За нею ухаживать надо

И лет до восьми от пеленок

     Оставить нельзя без пригляда.

От ссоры пасти и от брани

     И няню брать с толком, без спешки.

А чтоб не украли цыгане,

     Возить за собою в тележке!

Выкармливать грудью с рожденья,

     А спать класть у самого сердца,

На стол без предупрежденья

     Не ставить горчицы и перца!

А то может так получиться,

     Что вымажет ручки и платье

И жизнь вся пропахнет горчицей,

     А с горечью что ж за объятья!

И вот за хорошим уходом

     Поднимется дочь иль сынишка –

И брови крутые с разводом,

     И щеки как свежие пышки!

Но так, знать, положено нам уж,

     Что счастью не вечно же длиться:

И дочь может выскочить замуж,

     И может сынок отделиться!

Ребенок же слабый и хилый,

     Во всем обойденный судьбою,

С тобой доживет до могилы

     И ляжет в могилу с тобою!

С ним только вот, кроме пеленок,

     Другой не увидишь отрады:

Любовь – неразумный ребенок,

     Смотреть да смотреть за ней надо!

Мельница в лесу

Льется речка лугом, лесом,

А в лесу волшебный плёс,

Словно чаша под навесом

Частых елей и берёз.

У лазоревого плёса

Посредине нету дна,

В пене вертятся колёса,

В чаше мельница видна!

Дуб зелёный у порога,

Крыша – словно на весу:

Говорят, что к ней дорога

Потерялася в лесу...

У ворот, как пики, ельник,

От колёс по лесу гул!

Сто годов прошло, как мельник

У плотины утонул...

И темно в речной пучине,

И поныне его дочь

Саван шьёт, поёт в кручине

При лучине в полуночь...

В окнах сумрак, паутина

И не видно огонька,

Только слышно, как с плотины

В пене падает река – 

Как шумит колючий ельник,

Плачет в ельнике сова,

Как зерно стонувший мельник

Подсыпает в жернова!..

И аукается леший

На диковинном плесу,

Дочку мельникову теша

Звонким посвистом в лесу.

1912

* * *

Меня раздели донага

И достоверной были

На лбу приделали рога

И хвост гвоздем прибили...

Пух из подушки растрясли

И вываляли в дегте,

И у меня вдруг отросли

И в самом деле когти...

И вот я с парою клешней

Теперь в чертей не верю,

Узнав, что человек страшней

И злей любого зверя...

1929

Месяц

Месяц, месяц, встань за ивой,

Мне в разлуке тяжело!..

Друг весенний, луч пугливый,

Вместе выйдем на село!..

Постучися у крылечка,

Глянь на милую мою,

Я ж у церкви недалечко

В темных липах постою...

Ночь по небу звезды кружит,

Свежим полем шелестит -

Ах, о чем, о чем же тужит

И о ком она грустит...

Посвети ей на колечко,

Просияй в его кремне -

Может выйдет на крылечко,

Может вспомнит обо мне!..

Отвернется, не ответит,

Не изменится в лице -

Пусть у милой месяц светит

Одиноко на крыльце!..

1913

Метель

По полям омертвелым, по долам,

Не считая ни дней, ни недель,

Словно ведьма широким подолом,

Машет снегом лихая метель.

Заметены деревни, поселки,

И в подлобьи сугробов - огни!..

И мужик к мужику - словно волки

От нехватки и пьяной ругни!..

В эти рытвины, рвы и ухабы

Все уложишь: и силу, и сыть!..

Уж на что терпеливые бабы,

А и то разучились носить!..

Ну, а если и выпадет доля

И не вызволит плод спорынья,

Что же делать: не грех, коль не воля!..

Да и чем не купель полынья?..

Где ж тебе, наше хмурое небо,

Возрастить среди этой пурги

На березах печеные хлебы,

На оторках осин - пироги?!

А неплохо б для девок обновок,

А для баб понавешать сластей...

Потеплей да побольше одевок

Для безродных глухих волостей!..

Пироги, опреснухи да пышки!..

Подставляй, поворачивай рот!..

Нет, не годен к такой шаромыжке,

Непривычен наш русский народ!..

Любит потом он землю окапать,

Десять раз одно дело начать

За голодный кусок да за лапоть,

За сургучную в праздник печать!..

И когда вдруг нежданно над лесом,

Где в сокрытьи стоят алтари,

Облаков раздерутся завесы, -

Не поверишь в сиянье зари!..

Не поверишь и в звездную кику

На макушке с высокой луной

И пред ликом небесным от крика

Изойдешь над родной стороной!..

И покажется бабой-кликушей

У деревни согбенная ель,

Погубившей невинную душу

В эту долгую злую метель...

1930

Милей, милей мне славы...

Милей, милей мне славы

Простор родных полей,

И вешний гул дубравы,

И крики журавлей.

Нет таинства чудесней,

Нет красоты иной,

Как сеять зерна с песней

Над вешней целиной.

Ой, лес мой, луг мой, поле!..

Пусть так всю жизнь и пусть

Не сходят с рук мозоли,

А с тихой песни грусть.

1911

Мне говорила мать, что в розовой сорочке...

Мне говорила мать, что в розовой сорочке

Багряною зарёй родился я на свет,

А я живу лишь от строки до строчки,

И радости иной мне в этой жизни нет...

И часто я брожу один тревожной тенью,

И счастлив я отдать всё за единый звук, -

Люблю я трепетное, светлое сплетенье

Незримых и неуловимых рук...

Не верь же, друг, не верь ты мне, не верь мне,

Хотя я без тебя и дня не проживу:

Струится жизнь, - как на заре вечерней

С земли туман струится в синеву!

Но верь мне: не обман в заплечном узелочке -

Чудесный талисман от злых невзгод и бед:

Ведь говорила мать, что в розовой сорочке

Багряною зарёй родился я на свет.

1925

* * *

Мне не уйти из круга,

В котором мне дана

Бессменная подруга,

Полночная луна...

Я вижу блеск и славу,

Сияние лучей

И взгляд ее лукавый,

Призывный и ничей...

И чую я коварство,

Безумье и обман,

Когда из царства в царство

Плывет ее туман...

И знаю, как убога

Своею простотой

Души моей берлога

Пред этой высотой!..

Не потому ль недуги

И беспокойный жар

Таинственной подруги

Единственный мне дар...

Но, со звериной дрожью

Весь погружаясь в мир,

Как я душой берложьей

В нем одинок и сир!

И верю вот, что в некий,

В последний смертный час

Она закроет веки

Моих потухших глаз...

И сладко мне подумать

Без друга и жены,

Что в этот час угрюмый

Последней глубины

Она, склонясь на плечи

И выпив жадно кровь,

В углу затеплит свечи

За верность и любовь.

1929

Монастырскими крестами...

Монастырскими крестами

Ярко золотеет даль,

За прибрежными кустами

Спит речной хрусталь.

За чудесною рекою

Вижу: словно дремлет Русь.

И разбитою рукою

Я крещусь, крещусь.

Вижу: скошенные нивы.

По буграм седой костырь.

Словно плакальщицы, ивы

Склонены в пустырь.

По лесам гуляет осень.

Мнет цветы, стряхает лист.

И над нею синь и просинь,

И синичий свист.

Та же явь и сон старинный,

Так же высь и даль слились;

В далях, в высях журавлиный

Оклик: берегись!

Край родной мой (все как было!)

Так же ясен, дик и прост, -

Только лишние могилы

Сгорбили погост.

Лишь печальней и плачевней

Льется древний звон в тиши

Вдоль долин родной деревни

На помин души, -

Да заря крылом разбитым,

Осыпая перья вниз,

Бьется по могильным плитам

Да по крышам изб...

1923

* * *

Моя душа дошла до исступленья

У жизни в яростном плену,

И мне не до заливистого пенья

Про соловья и про луну!

Легла покойницей луна за тучу,

Давно умолкнул соловей,

И сам себя пугаю я и жучу

Остатком радости своей...

И сам не знаю я, горит ли это

Любви обугленный пенек,

Иль бродит неприкаянный по свету

Зеленый волчий огонек!..

Ни выдумка веселая, ни шалость,

Ни смех не прозвенит в избе —

Всё отошло и всё смешалось

В глухой и призрачной судьбе...

Так осенью в ночи над волчьим лазом

На ветке хохлится сова,

Пред зимней спячкою едва

Водя одним полуоткрытым глазом...

1929

На чужбине далёко от родины...

На чужбине далёко от родины

Вспоминаю я сад свой и дом,

Там сейчас расцветает смородина

И под окнами птичий содом...

Там над садом луна величавая,

Низко свесившись, смотрится в пруд,

Где бубенчики жёлтые плавают

И в осоке русалки живут...

Она смотрит на липы и ясени

Из-за облачно-ясных завес,

На сарай, где я нежился на сене,

На дорогу, бегущую в лес...

За ворота глядит, и на улице,

Словно днём, - только дрёма и тишь,

Лишь причудливо избы сутулятся

Да роса звонко падает с крыш, -

Да несётся предзорная конница,

Утонувши в туманы по грудь,

Да берёзки прощаются - клонятся,

Словно в дальний собралися путь!..

Эту пору весеннюю, раннюю

Одиноко встечаю вдали...

Ах, прильнуть бы, послухать дыхание...

Поглядеть в заревое сияние

Милой мати - родимой земли.

1936

Надела платье белое из шелка...

Надела платье белое из шелка

И под руку она ушла с другим.

Я перекинул за плечи кошелку

И потонул в повечеровый дым.

И вот бреду по свету наудачу,

Куда подует вешний ветерок,

И сам не знаю я: пою иль плачу,

Но в светлом сиротстве не одинок.

У матери -- у придорожной ивы,

Прильнув к сухим ногам корней,

Я задремлю, уж тем одним счастливый,

Что в мире не было души верней.

Иными станут шорохи и звуки,

И спутаются с листьями слова,

И склонит облако сквозные рукава,

И словно не было и нет разлуки.

1922

Не знаю, друг, с тоски ли, лени...

Не знаю, друг, с тоски ли, лени

Я о любви не говорю:

Я лучше окна растворю -

Так хорошо кусты сирени

Чадят в дождливую зарю!

Садись вот так: рука к руке,

И на щеке, как на холстинке,

Лежавшей долго в сундуке,

Смешай с улыбкою морщинки:

Ведь нет уж слова без заминки

На позабытом языке!

Да и о чем теперь нам спорить

И говорить теперь о чем,

Когда заискрилось в проборе?..

Мой милый друг, взгляни на зорю

С ее торжественным лучом!

Как хороши кусты сирени,

Дорога, лес и пустыри

В благословении зари!..

Положь мне руки на колени

И ничего не говори

Ни о любви, ни об измене!

1930

Не мечтай о светлом чуде...

Не мечтай о светлом чуде:

Воскресения не будет!

Ночь пришла, погаснул свет...

Мир исчезнул... мира нет...

Только в поле из-за леса

За белесой серой мглой

То ли люди, то ли бесы

На земле и над землей...

Разве ты не слышишь воя:

Слава Богу, что нас двое!

В этот темный, страшный час,

Слава Богу: двое нас!

Слава Богу, слава Богу,

Двое, двое нас с тобой:

Я - с дубиной у порога,

Ты - с лампадой голубой!

Зима 1930

* * *

О чем в ночи шепочут ивы,

      Поникши у дорог?

   Но разум мой кичливый

      Их разгадать не мог...

Куда плывет простор бескрайный,

   Откуда льется свет?

      Вот это тайна... тайна,

   И ей разгадки нет!

Весна, берез зеленокудрость

      И свежесть их лица...

   Вот только это мудрость,

      Которой нет конца!

1929

Образ Троеручицы...

Образ Троеручицы

В горнице небесной

В светлой ризе лучится

Силою чудесной.

Три руки у Богородицы

В синий шелк одеты --

Три пути от них расходятся

По белому свету...

К морю синему -- к веселию

Первый путь в начале...

В лес да к темным елям в келию --

Путь второй к печали.

Третий путь -- нехоженый,

Взгянешь, и растает,

Кем куда проложенный,

То никто не знает.

1910

Окутал туман перелески...

Окутал туман перелески,

И грохнул на мельнице лед.

Там слышатся радостно всплески

И птиц торопливый прилет.

Дубравна идет, а за нею

Венцами летят журавли.

Под ноги ее, зеленея,

Поляны, долины легли...

Мне жаль улетающей ночи,

Но лишь приоткрою глаза --

Померкнут меж тучами очи,

Скатится звездою слеза...

Туман над рекой прояснится,

И только вдали наяву

Таят заревые ресницы

Бездонных очей синеву...

1912

Опять, опять родная деревенька...

Опять, опять родная деревенька,

Коса и плуг, скрипун-отец и мать;

Не знаешь сам, пройдёт в работе день как

И рано лень как поутру вставать.

Гляжу в окно за дымчатые прясла

И глаз от полусонья не протру.

Река дымит, и розовое масло

Поверх воды лоснится поутру.

Уж младший брат в сарае сани чинит,

За летний зной обсохли переда,

И, словно пена в мельничной плотине,

Над ним журчит отцова борода:

«Немного седнясь только хлеба снимем,

А надо бы тебя - пора! - женить».

И смотрит вдаль: за садом в синем-синем

С гусиным криком оборвалась нить.

В уме считает, сколько ржи и жита,

И загибает пальцы у руки,

А яблоки из рукавов расшитых

За изгородку кажут кулаки.

«Дорога, видно, за зиму захрясла,

Как раз покров-то встретим на снегу».

Гляжу в окно - за дымчатые прясла -

И долго оторваться не могу.

1936

Осенний день прозрачно стынет...

Осенний день прозрачно стынет,

Звеня охотничьей трубой...

Прощаюсь я с весною синей,

С тобой и с далью голубой...

Склонилась синева над чащей,

И очи сини и строги,

И в чаще тающей, шуршащей -

Как бы дыханье и шаги..

То, настороживши верхушки,

В прохладе слушает и ждет

И тихо кружит по опушке

Берез умолкший хоровод.

И лишь одна, как над могилой,

В необлетевший рдяный куст

Нагие руки уронила,

И тонких пальцев горький хруст.

И так торопится кому-то

Листком, всколыхнутым едва,

С вершины, ветром изогнутой,

Сказать последние слова.

1923

Осень

У деревни вдоль тропинок

В старой роще над лужком

Ходит тихий грустный инок,

Подпираясь подожком.

Вкруг него стоят березы

Все в щебечущих синицах...

А роса в лесу, как слезы.

На серебряных ресницах.

Что за звон в его лукошке?

Это падают с осинок

Бусы, кольца и сережки,

Бисер утренних росинок.

Опустилась непогода

Над опавшими ветвями...

Лес - как грозный воевода

С опаленными бровями...

Скатный жемчуг скромный инок

Красным девушкам собрал

- По родителям поминок -

Да дорогой растерял.

1911

Памяти Важа Пшавела

Ты - герой

И в горних сенях

Ты к горе пришел горой…

Сохранив в своих коленях,

Как и в струнах, горный строй…

Обессиленный цепями,

Вновь стоишь ты среди нас…

Держишь облако, как знамя,

Щуря выколотый глаз.

И когда мы гроб открыли,

Где царили

Тлен и смерть,

Распластав над нами крылья,

Семь орлов вспарили

В твердь…

Незадаром ждали песни

Скалы с облачной межи -

Снова,

Как листва, воскреснет

Слово

Певчее Важи…

Мелкий щебень, теплый гравий

Растолкает в грудь тебя,

Снова кости ты расправишь

В пене горного ручья.

Смертью скованные длани

Схватит дикий можжевель,

И в лице твоем проглянет

Снова розовый апрель.

Вон высоко

И далеко

Гор тигриная семья,

И над нею слышен клекот -

Песня трубная твоя.

И когда одно лишь слово

С высоты обвал стряхнет,

В камнях тур круглоголовый

Новым рогом прорастет…

Это слово, нет, не слово:

Это - крупный частый град!

Это звон

Знамен

Багровых,

Это блеск и водопад!

Нас оно, как дождь, взрастило,

Нам скрепило

Костяки,

Дало сердцу радость, силу

Влило

В мускулы руки.

Это слово было

Криком,

Этародина - тюрьмой…

Но, сойдя в цепях в могилу,

Ты под знаменем великим

Возвращаешься домой.

1934

Песня о сиднях

Ой, вы, сидни, старцы-старичи!

Спали кудри старцам на плечи!

А на кудрях венцы царские,

Великанские, бухарские

Горят камнями лучистыми,

Бирюзами - аметистами!

Гром их будит- кличет на ухо,

Да забиты уши наглухо,

Завалены плечи камнями,

Поросли лесами давними:

И шумят леса дремучие,

И стоят в лесах под тучею

Ели пиками зелеными,

А дубы меж пик - знаменами!

Ой, вы, сидни, старцы - стареньки,

На очах растут кустарники,

А в кустах ехидна злючая

Пьет с очей слезу горючую:

А и очи - с грустью, с кротостью,

Обведены очи пропастью,

Тьмою темною, провалами!

А уста приперты скалами!..

1913

* * *

Плывет луна, и воют волки,

В безумии ощерив рот,

И ель со снежною кошелкой

Стоит, поникнув, у ворот!..

Закрыл метельный саван всполье,

И дальний лес, и пустоша...

И где с такой тоской и болью

Укроется теперь душа?..

Всё слилось в этом древнем мире,

И стало всё теперь сродни:

И звезд мерцание в эфире,

И волчьи на снегу огни!..

1929

* * *

Под кровлей шаткою моею

Дрожит и приседает дом...

   ...И сам сказать я не умею,

   И голос заглушает гром!

Сверчком сижу я за трубою,

Свернувшись в неживой комок...

   ...И говорю я сам с собою,

   Но и другим сказать бы мог,

Сказать, что в продублённой шкуре,

Распертой ребрами с боков,

   Живет и клекот грозной бури,

   И мудрость тихая веков!

1929

Под окном сидит старуха...

Под окном сидит старуха

И клюкой пугает птах

И порой вздыхает глухо,

Навевая в сердце страх...

Я живу в избушке чёрной,

Одиноко на краю,

Птахам я бросаю зёрна,

Вместе с птахами пою...

Встану я с зарёю алой,

Позабуду ночи страх,

А она уж раньше встала,

Уж клюкой пугает птах...

Ах, прогнал бы сторожиху,

Ведь бедна моя изба, -

Да старуху - злое лихо

Наняла сама судьба...

1936

Подпасок

Над полем туманит, туманит,

В тумане мигает грудок,

А за лесом гаснет и манит

Меж туч заревой городок.

Сегодня я в поле ночую,

Лежу, притаясь за скирдой,

Вон в высь голубую, ночную

Катится звезда за звездой...

И нехотя месяц всплывает

Над ширью покосов и нив,

И ряски свои одевают

Ряды придорожные ив...

И кто-то под голос волынки

Незримо поет в вышине,

И никнет былинка к былинке,

И грустно от песенки мне.

И то ли играет подпасок,

Поет ли волынка сама-

Ах, беден на нем опоясок

И с боку убога сума!..

Но в полночь, когда он на кочке

Сидит в голове табуна,

В кафтан с золотой оторочкой

Его наряжает луна...

А в сумку, пропахшую хлебом,

Волшебную дудку кладет,

И тихо под песенку небом

За облаком облак плывет...

Плывет он и смотрит с Опаской,

Что скоро потухнет грудок,-

Замолкнет волынка подпаска,

Зальется фабричный гудок.

1914

* * *

Пока не прояснится

И мысль моя, и речь,

Суровой власяницы

Я не снимаю с плеч!

Увы!– за миг отрады,

Благословенный миг,

Пройти мне много надо

Под тяжестью вериг!

Но, поборов усилья

И сбросив тяжкий спуд,

Я вижу вдруг, как крылья

Растут, растут, растут!

И чую я, покорным

И сладким сном заснув,

Как бьет по крупным зернам

Простертый жадно клюв!

1929

* * *

Помолюсь заревому туману,

Поклонюсь до земли землякам,

По пути к плотогонам пристану,

К понизовым лихим рыбакам...

Проходя голубое поречье,

На песках с заревым пояском,

Я окрепну и духом, и речью

За трудом и за черным куском.

Повстречаясь с весенней грозою,

Я заслушаюсь и загляжусь,

Как скликаются вешние зои,

Как почиет под сумраком Русь...

И когда будут спать еще в хатах

И бродить по болотам туман,

Запою я о звездах мохнатых,

О пригоршне тяжелых семян...

Не ходи ж ты за мной, мое горе,

Не цвети ж ты на тропке, плакун,

Ой, волшебницы — ярые зори!..

Шум лесной — стоголосый баюн!..

1913, 1918

Поутру нелады и ссоры...

Поутру нелады и ссоры

И неумытое лицо.

Ох, как же закатилось скоро

В лазью мышиную кольцо!

И вот слеза едка, как щёлок,

В озноб кидает мутный смех;

И выцвел над кроватью полог,

И вылинял на шубке мех.

Ах, эта шубка, шубка эта

Какая-то сплошная боль!

И платье розовое где-то

На дне сундучном точит моль.

И оба мы глядим пугливо,

Как на поток бежит гроза.

На берегу цветок счастливый,

И у него твои глаза.

1925

Предутрие

У горних, у горних селений

Стоят голубые сады --

Пасутся в долине олени,

В росе серебрятся следы.

За ними светают овраги,

Ложится туман на луга,

И жемчугом утренней влаги

Играют морей берега.

Пасутся в тумане олени:

И кто-то у горних излук

Склонил золотые колени

И поднял серебряный лук.

1910

Предчувствие

Золотятся ковровые нивы

И чернеют на пашнях комли...

Отчего же задумались ивы,

Словно жаль им родимой земли?..

Как и встарь, месяц облаки водит,

Словно древнюю рать богатырь,

И за годами годы проходят,

Пропадая в безвестную ширь.

Та же Русь без конца и без края,

И над нею дымок голубой –

Что ж и я не пою, а рыдаю

Над людьми, над собой, над судьбой?

И мне мнится: в предутрии пламя

Пред бедою затеплила даль

И сгустила туман над полями

Небывалая в мире печаль...

1917

* * *

Пригрезился, быть может, водяной,

Приснился взгляд – под осень омут синий!

Но, словно я по матери родной,

Теперь горюю над лесной пустыней...

И что с того, что зайца из куста

Простой ошибкой принял я за беса,

Зато, как явь, певучие уста

Прослышал я в немолчном шуме леса!

Мне люди говорят, что ширь и даль

За лесом сердцу и глазам открылась,

А мне до слез лесной опушки жаль,

Куда ходил я, как дьячок на клирос!

Жаль беличью под елью шелуху

И заячьи по мелколесью смашки...

Как на мальчишнике засевшую ольху,

Одетую в широкие рубашки!

Жаль стежки лис, наброшенные в снег,

Как поднизи, забытые франтихой,

И жаль пеньки и груды тонких слег,

Накрытых синевою тихой...

Вздохнуть на них присядет зимний день

И смотрит вниз, не подымая взгляда...

И тень от облака да я, как тень,

Бредем вдвоем по дровяному складу...

А мужикам, не глядя на мороз

Приехавшим за бревнами на ригу,

Я покажусь с копной моих волос

Издалека похожим на расстригу!

1929

* * *

Прощай, родимая сторонка,

Родная матушка, прости,

Благослови меня иконкой

И на дорогу покрести.

Жаль разлучаться с милой волей,

Да не идти я не могу:

Ведь никого уж нету боле

На недокошенном лугу.

Ведь выпал всем тяжелый жребий

С родной расстаться стороной,

С зарей, сиюящею в небе,

И тихой радостью земной.

Прощайте, травка–говорунья

И сиротина–борозда,—

Прощайте, ночи–полнолунья

И ты, далекая звезда,

Звезда, горящая, как свечка,

Пред светлым праздником зари!

Прощай, родимое крылечко

И ты, колечко на двери!—

И брови, дрогнувшие мукой,

И очи, скрывшие печаль,—

Растай, душа, перед разлукой

В родную ширь, в родную даль!..

1917—1918

Пылает за окном звезда...

Пылает за окном звезда,

Мигает огоньком лампада;

Так, значит, суждено и надо,

Чтоб стала горечью отрада,

Невесть ушедшая куда.

Над колыбелью - тихий свет

И как не твой - припев баюнный...

И снег... и звёзды - лисий след...

И месяц золотой и юный,

Ни дней не знающий, ни лет.

И жаль и больно мне спугнуть

С бровей знакомую излуку

И взять, как прежде, в руки - руку:

Прости ты мне земную муку,

Земную ж радость - не забудь!

Звезда - в окне, в углу - лампада,

И в колыбели - синий свет.

Поутру - стол и табурет.

Так, значит, суждено, и - нет

Иного счастья и не надо!..

1925

* * *

Рыбак, не езди в бурю,

Когда со дна на берег

Бегут в лохматой шкуре

Чудовища и звери...

Пусть сеть другой закинет,

От месяца улыбку

Приняв в седой пучине

За золотую рыбку...

Челнок его потонет,

Не выйдет он на сушу...

Себя он похоронит,

Погубит свою душу!..

К утру уймется качка

И стихнет ветер крепкий,

И вдовая рыбачка

Сберет на память щепки...

А ты восславишь солнца

Ликующую славу

И парус с плоскодонца

Прибережешь на саван!..

Рыбак, не езди в бурю,

Когда со дна на берег

Бегут в лохматой шкуре

Чудовища и звери...

1928

Садко

Вдоль по морю, морю синему,

Ай да по морю Хвалынскому...

Хороводная песня

-- Ты волна моя, волна,

Уж ты что, волна, хмельна --

Что серебряная чарочка полна,

Золотая, что не выпита до дна!

Что под тучею, кипучая, шумна,

Что под бурею ты, хмурая, темна --

Ты почто встаешь, студеная, со дна,

Не качай, волна, суденышка-судна!

Ты прими-прими слезу мою, волна:

Ой, слеза моя горюча, солена --

Ой, серебряная чарочка полна,

Золотая, ой, не выпита до дна!

Ты волна, моя подруженька, волна,

Ты туманная морская глубина --

Не топи, волна строптивая, челна,

Ты не выплесни из чарочки вина:

Ой, серебряная чарочка полна,

Золотая да не выпита до дна.

Побывал Садко за горами,

Далеко он был за ярами,

За туманными озерами --

Воротился он с поклажею,

Он пригнал суда с товарами:

Вот Садко перед княгинею

Разметал пухи лебяжие,

Раскидал атласы синие

И в веселье белолицую

Потешает небылицею:

-- Как у сама синя моря

Над волнами сели сидни,

Перед ними, шумны, сини,

Ходят волни на дозоре! --

А те сидни -- старцы, старичи,

Им упали кудри на плечи,

А на кудрях венцы царские,

Великанские, бухарские --

Венцы с камнями лучистыми

С бирюзами, аметистами!

Гром им, старцам, кличет на ухо,

Да забиты уши наглухо,

Завалёны плечи камнями,

Поросли лесами давними!..

И шумят леса дремучие,

И стоят в лесах под тучею

Ели -- пиками зелеными,

А дубы меж пик -- знаменами!..

Дремлют сидни -- старцы стареньки,

Вдоль ресниц растут кустарники:

Ой, в кустах ехидна злючая,

Пьет с очей слезу горючую --

А и очи с грустью, с кротостью,

Обведёны очи пропастью, --

Черной пропастью, провалами!..

А уста приперты скалами!..

Побывал Садко за горами,

Далеко он был за ярами,

За шумливыми озерами!..

Вот Садко перед боярами

Машет шапкою заморскою

В красном поясе, как в полыме:

Он катит речьми веселыми,

Серебро кидает горсткою

Да звенит писными чарами

Перед старыми гуслярами:

-- Ой, бояры -- седы бороды!

Ой, гусляры вы прохожие,

Станьте, стары, с песни молоды,

Станьте, девицы, пригожее!

...Разглядел Садко за старыми,

За седыми, белоусыми

Распознал царевну кроткую,

И запел Садко с кручиною,

На руках играя бусами:

-- Вдоль по морю над пучиною

Корабли плывут за лодкою,

А молодке

Страшно в лодке,

В малой лодке страшно, боязно

Над пучиной синей, грозною:

Нагоняют ее молодцы,

Не женаты да не холосты --

А один сидит за чашею,

Море синее упрашивая:

«Гой ты море, море синее,

Ты, с пучиною-сестрицею,

С городами ее, весями!

Всё отдам тебе, всё кину я,

Отдарю тебе сторицею --

Серебром моим да песнями!

На могилу бати с маменькой

Вынь мне илу со дна тёмного --

Дна морского, белозёмного!

Еще вынеси жемчужину

Ради ручки белой, маленькой

Моей суженой, растуженой!»

Ой ты, море-мореваньице!

В тебе, море, спозараньица

Грозный вал гремит, как палица:

То-то молодец печалится,

То-то, чару выпиваючи,

Уронил он кудри на очи!..

-- Корабль мой, корабель!

Корабль мне колыбель!

Легко мое кормило

И милее милой!

Ярки звезды в вышине,

Но в туманной тишине

За волной-могилой

Свет таится милый,

И в лучах иной зари

Жемчуга и янтари...

-- Корабль мой, корабель!

Корабль мне колыбель!

А саван мой -- ветрило,

А волна -- могила!

Ты прикрой меня, прибой,

Пеленою голубой, --

Ты гони, прибой, гони

Сумрак в полуночи

И небесные огни

Мне склони на очи!

1911

* * *

Свет вечерний мерцает вдоль улиц,

Словно призрак, в тумане плетень,

Над дорогою ивы согнулись,

И крадется от облака тень.

Уж померкли за сумраком хвои,

И сижу я у крайней избы,

Где на зори окно локовое

И крылечко из тонкой резьбы.

А в окно, может, горе глядится

И хозяйка тут — злая судьба,

Уж слетают узорные птицы,

Уж спадает с застрехи резьба.

Может быть, здесь в последней надежде

Все ж, трудясь и страдая, живут,

И лампада пылает, как прежде,

И все гостя чудесного ждут.

Вон сбежали с огорка овины,

Вон согнулся над речкою мост —

И так сказочен свист соловьиный!

И так тих деревенский погост!

Все он видится старой старухе

За туманом нельющихся слез,

Ждет и ждет, хоть недобрые слухи

Ветер к окнам с чужбины принес.

Будто вот полосой некошеной

Он идет с золотою косой,

И пред ним рожь, и жито, и пшёны

Серебристою брызжут росой.

И, как сторож, всю ночь стороною

Ходит месяц и смотрит во мглу,

И в закуте соха с бороною

Тоже грезят — сияют в углу.

1914, 1918

Сегодня вечером над горкой...

Сегодня вечером над горкой

Упали с криками грачи,

И старый сад скороговоркой

Будили в сумраке ручьи.

Церковный пруд в снегу тяжелом

Всю ночь ворочался и пух,

А за соседним частоколом

Кричал не вовремя петух.

Пока весь снег в тумане таял,

Я слушал, притаясь к окну:

В тумане пес протяжно лаял

На запоздавшую луну...

1910

* * *

Сегодня день морозно–синий

С румянцем был во все лицо,

И ели, убранные в иней,

Обстали к вечеру крыльцо.

Вздыхая грузно на полатях,

До света грежу я всю ночь,

Что эти девки в белых платьях

И между ними моя дочь...

Глаза у них круглы и сини

Под нежной тенью поволок,

И наверху, посередине,

Луны отбитый уголок...

Глаза их радостны и чисты,

А щёки мягче калачей...

...И звезды снизаны в мониста

На нити тонкие лучей!

И дух такой морозно–синий,

Что даже распирает грудь...

И я отряхиваю иней

С висков, но не могу стряхнуть!

1929

Сердце поэта

В бурю, в ненастье,

В горе,

В напасти

Сердце поэта - как море…

Полны

Раздора,

Волны,

Как горы,

Высятся в диком просторе…

В гуле и реве,

С тучами вровень

Гребнями волны свисают…

В бешеной качке

Лодку рыбачки

Так и бросает, так и бросает…

В сердце кручина

Глубже пучины:

Лучше в волненье такое

Стать

На причале,

Ждать

Без печали

Сладкого часа покоя.

Жди терпеливо

В час непогоды:

После угрюмой невзгоды

Плавны, красивы

Воды прилива -

Счастья глубокие воды…

Можно без весел

Плыть над пучиной,

Даже и парус не нужен…

Кто ж это бросил,

Кто в нее кинул

Столько веселых жемчужин?..

1928

Слезы

Горько плачет роза, в темень отряхая

Липкие от слез ресницы лепестков...

Что так горько, горько плачешь, золотая?

Плачь же, плачь: я строго слезы сосчитаю,

Разочтемся навсегда без дураков!

Ни слезам я, ни словам давно не верю

И навзрыд давно-давно не плакал сам,

Хоть и знаю, что не плачут только звери,

Что не плакать - это просто стыд и срам!

Плачь же, друг мой, слез притворных не глотая,

И не кутай шалью деланную дрожь...

Как тебе я благодарен, золотая,

За ребячество, дурачество... за ложь!

Видишь: ведь и я хожу от двери к двери,

И по правде: сам не знаю - как же быть?

Ведь не плачут, ведь не плачут только звери...

Как бы я хотел тебе, себе поверить

И поверив слову, снова полюбить!

1930

* * *

Слова жестоки, мысли зыбки,

И призрачны узоры снов...

Хочу, и вот — не получается улыбки,

Раскрою рот — и нету нежных слов...

Верней всего — забыто слово,

Откуда льются все слова...

Но чуда прежнего всё ожидаешь снова,

Не глядя, что седеет голова.

Безмолвна ночь и безответна...

Какой же это злой колдун

Провел меня и обморочил незаметно

И вместо кос подсунул мне колтун?!

Вот так бы лечь навеки лежнем,

Любуясь в прорезь полотна,

Где взглядом ласковым, таким твоим и прежним,

Глядит в окно лукавая луна...

1929

* * *

Словно друг, сверчок за печью

   Тянет разговор,

И глядит по–человечьи

   Маятник в упор.

От тревог и неудач уж

   Желоба на лбу...

Что ты плачешь, что ты плачешь

   На свою судьбу?

От окна ложится тенью

   С неба синий свет,

След далекого виденья,

   Память прежних лет.

От твоих слез сердце сжалось

   И стучит в крови,

Значит, мне еще осталась

   Жалость от любви...

1928

Снова лес за туманами...

Снова лес за туманами,

То туман над полянами

Али дым от кадил...

Вот иду я дорожкою,

В мягком мху меж морошкою,

Где когда-то ходил...

Вот и речка журчащая

Льётся чащею, чащею,

Словно в чащу маня, -

Снова, снова я маленький:

Цветик маленький, аленький,

Аль не помнишь меня?

Всё, что было, - приснилося,

Всё прошло - прояснилося,

И утихла гроза...

Что ж стоишь под осинкою

В сних глазках с росинкою -

Али это слеза?..

Звёзды светятся, светятся,

Уж никто мне не встретится:

Тихо, грустно вокруг...

Ах, мне жаль даль весеннюю -

Беззаботное пение

И тебя, милый друг...

Может, снилось - не сбылося,

Может, было - забылося, -

Ах, никто не видал,

Как в лесу на проталинке

Цветик маленький аленький

Умирал, увядал...

1936

* * *

Стал голос хриплый, волос грубый

И грузны руки, как кряжи,

А у тебя все те же губы

И за ресницей — как во ржи.

От этой непосильной лямки

Уж еле переводишь дух,

А тут в глазах играют ямки,

И в ямках золотится пух.

И так завидно, что улыбка

Не сходит с твоего лица.

Когда ты клонишься над зыбкой,

Поешь в полутени светца.

И будешь петь ты так же нежно,

Какая б ни прошла гроза:

За пологом пророс подснежник,

Цветут душистые глаза!..

Стала жизнь человечья бедна и убога...

Стала жизнь человечья бедна и убога,

Зла судьба, и душа холодна.

Каждый втайне грустит: как уютна берлога,

Где ютились один и одна.

Ведь у двери есть уши, и видят нас стены.

Слепо сердце, немотна любовь, --

Оттого за любовью и ходит измена,

А вино так похоже на кровь...

Стали наши часы и минуты короче --

Мы родимся к утру неспроста:

За туманом -- заря, за обманами -- очи,

И дурманом дымятся уста...

Суждено человеку лихое кочевье,

И тоска по одной и одном;

А ведь, может, в лесу тоже ходят деревья:

Шапкой в небо, а в землю -- корнём.

1923

Старые поэты

Я болен любовью

К поэтам старинным,

Их Грузия с кровью

Своею слила…

Они распевали в саду соловьином,

Писали стихи над лукою седла.

И пели они, как дожди, как буруны,

Как тысячи птиц под немой

Высотой,

И были легки и упруги

Их струны,

И хриплой натуги

Не ведал их строй.

В пожары ль, в сраженья ли, в мор ли великий

Все так же по силе

Их песня свежа…

Вот Гурамишвили,

Веселый Бесики,

Вот Шота и тогровокожий Важа.

Стихи их, как полые воды…

Как реки,

Они оросили родную страну…

Они в озареньи

На годы,

На веки,

Забвенья

Не зная, у смерти в плену.

Мы слышим из черной

Могилы их трели,

Их клекот нагорный -

Уже неживых…

Навек они птицами в звездах

Засели

На гнездах,

Сплетенных из струн золотых.

1934

Стих ветер, заря уж погасла...

Стих ветер, заря уж погасла,

В туман завернулся курень,

И месяц закинул за прясла

Твою уходящую тень.

Уйдешь ты, слезы не уронишь,

А вспомнишь -- не дрогнет и бровь,

Страшней, когда из дому гонишь

Сам -- мачеху злую -- любовь!..

Не всё ли равно теперь -- снова

Чьи руки протянут кольцо:

Без боли не вымолвить слова,

Без муки не глянуть в лицо!

Стих ветер, а может случиться,

Вернется... как прежде... к утру...

Да кто же теперь достучится,

Кому же я дверь отопру!

Так часто глядишь и не веришь:

Над кровлей как будто дымок,

Как будто живут еще -- с двери ж

Чернеет тяжелый замок...

1923

Стихам и чонгури...

Стихам и чонгури

Нужно ль поклоненье:

Есть Данта в хевсуре

Любом отраженье!

И в слабом порханье

Беспомощной птицы

Есть пыл, трепетанье

Далекой зарницы.

С высокого пика

Снег, тая, струится

И в пеньи Бесика

С ручьем не сравнится…

И искрятся светом

В падении камни -

И сердцу ль при этом

Дивиться всегда мне?

1934

* * *

Страданья много в жизни,

Но больше лжи и чуши:

Узнай ее да вызнай

Чудную штуку — душу!

В ней, как в бездонной торбе,

За каждыми плечами

Набиты туго скорби,

Удачи и печали.

Душа — лихая штука,

А вызнать душу — жутко:

Живет в ней часто мука,

Похожая на шутку!

1929

* * *

Ступает тишь, как сторож у ворот,

Не шелохнет ни листика, ни ветки,

Лишь дочка чернокосая соседки,

Как птица полуночная, поет.

О чем, Айше, так грустно ты поешь?

Мне чуждо дикое твое наречье.

Ты с моря, я с далекого поречья.

Тебя — волна, меня вскормила рожь.

Но не забыть, пока поет в душе,

Во мне самом баюн сладкоголосый,

Чужой весны камнистого откоса

И песенки тоскующей Айше.

* * *

Стучит мороз в обочья

Натопленной избы...

Не лечь мне этой ночью

Перед лицом судьбы!

В луче луны высокой

Торчок карандаша...

...Легко ложится в строку

Раскрытая душа...

И радостно мне внове

Перебирать года...

...И буковками в слове

Горит с звездой звезда...

И слова молвить не с кем,

И молвить было б грех...

...И тонет в лунном блеске

Собачий глупый брех...

1929

Так ясно всё и так несложно...

Так ясно всё и так несложно:

Трудись и всё спеши домой

И всё тащи, как зверь берложный,

Иль праотец косматый мой.

Из края в край корежь, ворочай

И не считай часы и дни

И только ночью, только ночью

Опомнись, вспомни и вздохни.

За день-деньской, такой же мелкий,

Как все, устанешь, а не спишь.

И видишь: вытянулись стрелки

Недвижно усиками в тишь.

И жизнь вся кажется ошибкой:

Из мглы идёшь, уходишь в мглу,

Не знаешь сам, когда же зыбку

Любовь повесила в углу.

И всё простишь, всему поверишь,

Найдёшь разгадку и конец -

Сплелись три ветви, и теперь уж

Ты - мать, а я... а я - отец...

И уж не больно и не жутко,

Что за плечами столько лет:

Что на висках ложится след,

Как бодрый снег по первопутку.

1929

Ты умирать сбираешься так скоро...

Ты умирать сбираешься так скоро,

И я с тревогой слушаю тебя.

Страшусь я смерти, как ночного вора,

Во всех, во всем златую жизнь любя.

И жду я, -- вот в ночи придет громила

С отмычкою от тела и души,

И смеркнет облик дорогой и милый,

И я остануся один в тиши.

Меж тем, глянь, утром против на погосте,

Как в молоке, в цвету плывут кусты,

И гонят из-за них лихую гостью

Руками распростертыми кресты.

1922

У меня в избенке тесной...

У меня в избенке тесной

Пес лохматый гложет кость.

Я ж пою со страху песню,

Что придет чудесный гость.

Верба шапку ниже клонит,

За прясло выходит ель.

За рекой к вечерне звонят,

За рекой поет свирель.

Да пройдет он только мимо,

В окна стукнет только раз

В одинокий, в нелюдимый,

В огневой вечерний час

Не войдет он, не прогонит

Не позванную беду -

Только на ходу уронит

Под окно мое звезду.

От звезды свечу затеплю

За вечерье сяду с ней:

И вода ли, песня, хлеб ли

Станут слаже и вкусней.

Буду я сидеть за свечкой;

Вспоминать и не жалеть.

Будет петь сверчок за печкой,

И в избе моей светлеть.

Посветлеет моя хата,

Потеплеет мой кафтан,

И не страсть, что пес лохматый

Воет у ворот в туман.

1923

Улюсь, Улюсь, лесная речка...

Улюсь, Улюсь, лесная речка,

Ты увела меня в леса,

С одной веревочной уздечкой,

С луконцем звонкого овса.

Вчера коня ловил-ловил я:

Хотел с полос возить снопы --

И вот набрел по чернобылью

На невозвратные тропы.

Меж кочек шуркнули дорожки.

И я один и не боюсь.

Ой, сколько пьяники, морошки

По мху разбросила Улюсь.

И словно манит тонкой кистью

Черемухи росяный куст,

И слышится мне шорох листьев

И шопот человечьих уст:

Останься здесь, сбери бруснику,

Малину в сумку собери

Да помолись златому лику

Неугасающей зари.

Здесь на тебя былые предки

Глядят, склонивши седины,

И в думы их вплелися ветки

И в быль несгаданные сны.

Здесь до зари у тихой речки

Горит всю ночь звезда-огонь,

А для твоей простой уздечки

Пасется золотистый конь.

Здесь сквозь туман синеют села,

Пылает призрачная Русь.

Останься ж здесь в плену веселом,

В лесу у голубой Улюсь.

1922

* * *

Упрятана душа под перехват ребра...

Душа – как торба, снаряженная в дорогу,

И разной всячинки в ней понемногу –

И медной мелочи, и серебра...

Один пешком, другой трясется на возу,

Всю жизнь, как по столбам, отсчитывая по дням.

И золото любви у всех в исподнем,

На самом дне завернуто внизу!

Равно мы все плохи... равно все хороши!

И часто человек лишь потому хороший,

Что за душою у него ни гроша,

А может, даже нет совсем души?

И потому есть люди, добрые со зла,

В себе того не замечающие даже:

У сердца нашего, как у поклажи,

Есть два конца от одного узла!

Упрятано оно под перехват ребра,

Как торба, взятая в безвестную дорогу.

И разной всячинки в нем понемногу:

И зла про всех, и про себя добра!..

1929

* * *

Уставши от дневных хлопот,

Как хорошо полой рубашки

Смахнуть трудолюбивый пот,

Подвинуться поближе к чашке...

...Жевать с серьезностью кусок,

Тянуть большою ложкой тюрю,

Спокойно слушая басок

Сбирающейся за ночь бури...

Как хорошо, когда в семье,

Где сын — жених, а дочь — невеста,

Уж не хватает на скамье

Под старою божницей места...

...Тогда, избыв судьбу, как все,

Не в диво встретить смерть под вечер,

Как жницу в молодом овсе

С серпом, закинутым на плечи.

1928

Устать в заботе каждодневной...

Устать в заботе каждодневной

И всё ж не знать, как завтра быть, -

Трудней всё и труднее жить,

Уехать бы назад в деревню...

Никак тут не привыкнешь к людям,

А рад привыкнуть, рад бы, рад...

А хлеб уж как-нибудь добудем:

Живут же вон отец и брат!..

Привыкнешь тут без горя плакать,

Без неудач искать крючок.

Вот только жив ли рог, собака

Да есть ли за трубой сверчок...

В людях, а стал сам нелюдимый

И непохожий на себя...

Идёшь - и все проходят мимо

Так - без любви и не любя...

Иной вдруг обернётся гневно

И так тебе посмотрит вслед,

Что помнить будешь много лет:

Уехать бы назад в деревню!..

1936

* * *

Ушла любовь с лицом пригожим,

С потупленной улыбкой глаз,—

Ты прожила, и я жизнь прожил,

И не для нас вверху луна зажглась.

Красуяся венцом в тумане,

На облаке луна лежит,

Но ни тебя она не манит,

Ни больше мне она не ворожит...

Прошли веселые отжинки,

На стражу встал к воротам сноп,

И тихо падают снежинки

Тебе в виски, а мне на хмурый лоб.

Теперь пойдут крепчать морозы,

И надо нам, тебе и мне,

Спешить, обмахивая слезы,

На ворох умолота на гумне.

И не понять нам вести черной,

Под вечер огребая ток,

Когда метла схоронит в зерна

С безжизненной головкою цветок.

1929

Хоромы Лады

Старый Дед меж толстых кряжей

Клал в простенки пух лебяжий,

Чтоб резные терема

Не морозила зима.

Он причудливым узором

Окна в небе обводил,

Обносил кругом забором,

Частой вербой городил.

Повалил он много Яров

Золоченым топором,

И поныне от ударов

В синем небе -- эхо -- гром.

Весь он, весь оброс в мозоли,

Облысел старик, облез...

Пот со лба катился в поле,

Под овраг да в темный лес.

Долго грохот раздавался,

Сколько строил -- молод был,

Сколько стар был -- любовался

И кругом хором ходил.

Старый Дед оставил внучке

Всё коплёное добро --

Шёлки, злато, серебро...

На тот свет пошел в онучке.

1910

* * *

Хорошо, когда у крова

Сад цветет в полдесятины...

Хорошо иметь корову,

Добрую жену и сына...

Вдосталь – силы, в меру – жира,

В жилах – тихое тепло...

Словом – жизнью жить здоровой,

Не мотаяся по миру,

Как по осени трепло.

Нет судьбы бездомной лише,

Мало радости хоть на день

Под чужой остаться крышей,

Где и темным ликом складень,

И ухват, расставив ноги,

Смотрят: что за человек?!

Сразу в доме станет тише,

Если ты, свернув с дороги,

Постучишься на ночлег!

Из закуты иль приделка

Строго выглянет хозяин...

Изойдешь тут дрожью мелкой,

Истрясешься тут, как Каин!..

Даже будь сто раз знакомый,

Так и то стрельнет в костях

И метнется сердце белкой;

Дай Бог каждому жить дома

И поменьше быть в гостях!

1929

* * *

Черныш – чудная птица,

Он любит глушь и тишь,

И как не покреститься,

Когда слетит черныш?..

По крайности в рубаху

Мужик сует кресты,

Когда, черней монаха,

Он сядет на кусты...

С такой он бровью пылкой,

И две его ноги

По самые развилки

Обуты в сапоги.

И стоит, если близко,

Вглянуться в кулачок:

Он в траурную ризку

Завернут, как дьячок!..

И слышал я поверье,

Что у него с хвоста

Торчат такие перья,

Быть может, неспроста...

Что этот хвост на лиру

Походит всем на вид,

С какой ходил по миру

Блаженный царь – Давыд!..

И что в исходе ночи

Теперь в лесную сырь

Черныш весной бормочет

За мужика псалтырь...

Что раннюю достойну

Он правит у реки,

И могут спать спокойно

На печках мужики.

1929

Я в желчь и боль мешаю слезы...

Я в желчь и боль мешаю слезы

И в горький уксус горный мед,

И вот

Зависимо от дозы

Душа то плачет, то поет…

Равно на розу

И терновник

Садится с песней соловей:

Так я ль причина, я ль виновник

Столь сладкой горечи своей?

1928

Я все пою - ведь я певец...

Я все пою - ведь я певец,

Не вывожу пером строки:

Брожу в лесу, пасу овец

В тумане раннем у реки.

Прошел по селам дальний слух,

И часто манят на крыльцо

И улыбаются в лицо

Мне очи зорких молодух.

Но я печаль мою таю,

И в певчем сердце тишина.

И так мне жаль печаль мою,

Не зная, кто и где она...

И, часто слушая рожок,

Мне говорят: «Пастух, пастух!»

Покрыл мне щеки смуглый пух

И полдень брови мне ожег.

И я пастух, и я певец

И все гляжу из-под руки:

И песни -- как стада овец

В тумане раннем у реки...

1910

Я доволен судьбою земною...

Я доволен судьбою земною

И квартирой в четыре угла:

Я живу в ней и вместе со мною

Два веселых, счастливых щегла.

За окном неуемная вьюга

И метелица стелет хвостом.

И ни брата со мной, и ни друга

В обиходе домашнем простом.

Стерегут меня злючие беды

Без конца, без начала, числа...

И целительна эта беседа

Двух друзей моего ремесла.

Сяду я - они сядут на спину

И пойдет разговор-пересвист,

Под который иду я в пустыню -

В снеговой неисписанный лист.

1930

* * *

Я закрываю на ночь ставни

И крепко запираю дверь —

Откуда ж по привычке давней

Приходишь ты ко мне теперь?

Ты далеко,— чего же ради

Садишься ночью в головах:

«— Не передать всего во взгляде,

Не рассказать всего в словах!»

И гладишь волосы, и в шутку

Ладонью зажимаешь рот.

Ты шутишь — мне же душно, жутко

«Во всем, всегда — наоборот!» —

Тебя вот нет, а я не верю,

Что не рука у губ, а — луч:

Уйди ж опять и хлопни дверью

И поверни два раза ключ.

Быть может, я проснусь: тут рядом –

Лежал листок и карандаш.

Да много ли расскажешь взглядом

И много ль словом передашь?

1922

Я иду, за плечами с кошёлкою...

Я иду, за плечами с кошёлкою,

С одинокою думой своей,

По лесам, рассыпаясь и щёлкая,

Запевает весну соловей.

Попадают мне странницы, странники,

Как и я, все идут не спеша.

Зацветают поля и кустарники,

И моя зацветает душа.

Вот село, не берёзах скворешники, -

Ручейки у закуток журчат, -

И так весело с ними в орешнике

Затаилася песня девчат...

Под вечернею, розовой дымкою,

Когда дремлет весенняя Русь,

Я пройду по селу невидимкою

И у крайней избы постучусь.

В изголовье усталого пахаря,

После страдного, вешнего дня,

Сны воркуют, как дикие вяхири,

И никто не окликнет меня...

На краю под резной боковушею

Невидимкою я постою,

Постою, воркованье послушаю

И в пути в забытьи запою.

А как мину канаву за нивою,

Словно к ласковой матери сын,

Я склонюсь головою счастливою

Средь семьи говорливых осин...

1936

Я подверну колки потуже...

Я подверну колки потуже,

Чтоб в струнах был высокий строй:

Пусть правде мой чонгури служит

Своею звонкой чистотой…

Чтоб в гармоническом созвучьи

На струнах трепетала жизнь,

И вместе с радостью певучей

Страданья жгучие слились…

Чтоб строй магнитного двугласья

Из сердца каждого исторг

И жажду братского участья,

И гордый подвига восторг…

Чтоб у несчастных, угнетенных

Обсохли слезы на глазах,

А угнетатель, слыша стон их,

Познал раскаянье и страх…

С моим чонгури бить баклуши

Не буду я в таком строю…

Меня ты только чувством слушай,

А чувством я-то уж спою…

И пусть ни встать, ни сесть на месте,

Пускай отнимется рука,

Когда струна на лжи и лести

Соскочит с крепкого колка.

1928

Я с завистью гляжу, когда с лопатой...

Я с завистью гляжу, когда с лопатой,

Вскочивши на ноги чуть свет,

Ободранный, худой, лохматый

У дома возится сосед.

Он устали в труде не знает:

То с топором, а то с пилой,

Зато в избе его витает

Дух обогретый и жилой.

Какая это радость! Счастье

Какое в этой хлопотне!

Пускай угрюмое ненастье

Висит дерюгой на плетне,

Пусть вьюга пляшет, как цыганка,

Со свистом обегая кров:

И дров на печь и на лежанку

И сена хватит на коров -

Спокойно можно спать ложиться

С проконопаченным двором! -

Вот мне бы так с пером сдружиться,

Как он сдружился с топором.

1931

* * *

Я тешу и лелею грусть,

Один брожу по дому

И не дивлюсь, и не дивлюсь

На ясном небе грому...

У всех у нас бывает гром

В безоблачной лазури,

И сердце ходит ходуном

От беспричинной дури.

От вздорных мимолетных слез

Никто, никто не слепнет,

И жизнь, как с дождика овес,

Корнями только крепнет.

И после нехороших слов,

С которых враг зачахнет,

За тыном луговой покров

И роща гуще пахнет.

Но вот когда без глупых бурь

Неведомо откуда

Вдруг с сердца опадет лазурь,

Как старая полуда,

Когда на миг застынет кровь,

С лица сойдет улыбка,—

Без слов поймешь, что не любовь,

А велика ошибка.

Что по ошибке роковой,

Все проворонив сроки,

Безумный год сороковой

Встречаешь одинокий.

Что за такую уйму лет,

Лишь вынутый из рамки,

И схожесть сохранил портрет,

И две счастливых ямки,—

И глаз поддельную эмаль

Из–под узорной шали...

Но мне не жаль теперь, не жаль

Ни счастья, ни печали.

Всему пора, всему свой час —

И. доброму, и злому...

И пусть луны лукавый глаз

Кривится из–за дома!

1929

* * *

Я устал от хулы и коварства

Головой колотиться в бреду,

Скоро я в заплотинное царство,

Никому не сказавшись, уйду...

Мне уж снится в ночи безголосой,

В одинокой бессонной тиши,

Что спускаюсь я с берега плеса,

Раздвигаю рукой камыши...

Не беда, что без пролаза тина

И Дубна обмелела теперь:

Знаю я, что у старой плотины,

У плотины есть тайная дверь!

Как под осень, опушка сквозная,

И взглянуть в нее всякий бы мог,

Но и то непреложно я знаю,

Что в пробоях тяжелый замок!

Что положены сроки судьбою,

Вдруг не хлынули б хляби и синь,

Где из синих глубин в голубое

Полумесяц плывет, словно линь...

Вот оно, что так долго в печали

Всё бросало и в жар и озноб:

То ль рыбачий челнок на причале,

То ль камкой околоченный гроб!

Вот и звезды, как окуни в стае,

Вот и лилия, словно свеча...

Но добротны плотинные сваи,

И в песке не нашел я ключа...

Знать, до срока мне снова и снова

Звать, и плакать, и ждать у реки:

Еще мной не промолвлено слово,

Что, как молот, сбивает оковы

И, как ключ, отпирает замки.

1928–1929