* * *

Всего непосильнее злоба

И глаз уголки в черноте...

Быть может, и так пронесло бы,

Да радость и годы не те...

Земной я, как все, и не спорю,

Что в сердце — как в курной избе.

Но нет для меня больше горя

Принесть это горе тебе...

Неплохо б узнать, хорошо бы

Размекать пораньше в тиши,

Что вот облака да сугробы,

Да дали одни хороши.

А тут всё так грустно и грубо,

И мне самому невдомек,

С чего я в пушистые губы

Целую в опушке пенек!..

И дрожь, и тепло на утробе,

Хоть губы твоим не чета...

И в облаке или сугробе

Земли пропадает черта.

И так хорошо мне в узоре

Дремотных прозрачных лесов

В недолгие зимние зори

Вглядеться без дум и без слов!..

И сердцем одним до озноба

Изведать предвечный покой,

К груди лебединой сугроба

Прильнув воспаленной щекой...

1928–1929