* * *

Я устал от хулы и коварства

Головой колотиться в бреду,

Скоро я в заплотинное царство,

Никому не сказавшись, уйду...

Мне уж снится в ночи безголосой,

В одинокой бессонной тиши,

Что спускаюсь я с берега плеса,

Раздвигаю рукой камыши...

Не беда, что без пролаза тина

И Дубна обмелела теперь:

Знаю я, что у старой плотины,

У плотины есть тайная дверь!

Как под осень, опушка сквозная,

И взглянуть в нее всякий бы мог,

Но и то непреложно я знаю,

Что в пробоях тяжелый замок!

Что положены сроки судьбою,

Вдруг не хлынули б хляби и синь,

Где из синих глубин в голубое

Полумесяц плывет, словно линь...

Вот оно, что так долго в печали

Всё бросало и в жар и озноб:

То ль рыбачий челнок на причале,

То ль камкой околоченный гроб!

Вот и звезды, как окуни в стае,

Вот и лилия, словно свеча...

Но добротны плотинные сваи,

И в песке не нашел я ключа...

Знать, до срока мне снова и снова

Звать, и плакать, и ждать у реки:

Еще мной не промолвлено слово,

Что, как молот, сбивает оковы

И, как ключ, отпирает замки.

1928–1929