Сусанин

Поет синеволосая зима

Под окнами сусанинской светлицы...

Приснились — золотая Кострома,

Колокола Ипатьевской звонницы.

Трещат лучины ровные пучки,

Стучит о кровлю мерзлая береза.

Всю ночь звенят запечные сверчки,

И лопаются бревна от мороза.

А на полу под ворохом овчин

Кричат во сне похмельные гусары —

И ляхи, и оборванный немчин,

И черные усатые мадьяры.

«Добро... Пойдем... Я знаю верный путь».

Сусанин будит толстого немчина...

И скоро кровью обольется грудь,

И скоро жизнь погаснет, как лучина.

«Прощайте, избы, мерзлые луга,

И темный пруд в серебряной оправе...

Сколь радостно идти через снега

Навстречу смерти, подвигу и славе...»

Блестят пищалей длинные стволы,

А впереди, раскинувшись, как полог,

Дыханьем снега, ветра и смолы

Гостей встречает необъятный волок.

Сверкает ледяная бахрома.

Сусанин смотрит зоркими глазами

На полдень, где укрылась Кострома

За древними брусничными лесами.

И верная союзница — метель

По соснам вдруг ударила с размаху.

«Скорей стели мне свежую постель,

Не зря надел я смертную рубаху...»

И почему-то вспомнил тут старик

Свой теплый кров... «Оборони, владыко:

Вчера забыл на лавке кочедык

И золотое липовое лыко.

И кочедык для озорных затей

Утащат неразумные ребята.

Ленился, грешник, не доплел лаптей,

Не сколотил дубового ушата...»

Остановились ляхи и немчин...

Нет ни бахвальства, ни спесивой власти,

Когда глядят из-под людских личин

Звериные затравленные пасти.

И вздрогнул лес, и засветился снег,

Далеким звоном огласились дали,

И завершился стариковский век

Причастьем крови и туманной стали.

...Страна могуча, и народ велик,

И для народа лучшей нет награды,

Когда безвестный костромской мужик

Бессмертен, как предания Эллады.

Его душа — в морях спокойных нив,

В простой красе природы полудикой,

Где Судиславль и тихий Кологрив,

Где дышит утро медом и брусникой.

Горжусь, что золотая Кострома

И у моей звенела колыбели,

В просторах, где лесные терема

Встают навстречу солнцу и метели.

1943