Моя память

Когда–то, до войны, я был в Крыму.

Со мною шло, не зная, как назваться,

То счастье, о котором ни к чему,

Да и не стоит здесь распространяться.

Оно скользило солнечным пятном

По штукатурке низенького дома,

По мокрой гальке шлялось босиком

В пяти шагах от вспененного грома.

Бросало в разноцветные кусты

Цветы неугасимые и росы,

На ласточкиных крыльях с высоты

Кидалось в тень приморского утеса.

И – что с того? Ну, было, да прошло,

Оставив чуть заметные приметы:

Для посторонних – битое стекло,

Для сердцем переживших – самоцветы.

Не так давно я снова был в Крыму.

Со мною шла, на шаг не отставая,

Нещадная ни к сердцу, ни к уму,

Горячая, щемящая, живая.

И одолела. Вспомнив до конца,

Я бросился на камень молчаливый,

На камень у знакомого крыльца,

Поросшего бурьяном и крапивой.

И я спросил:– Ты все мне скажешь, боль?

Все без утайки? Все, мой друг жестокий?

Неужто век нам маяться с тобой,

Неужто вместе мерять путь далекий?

Я спрашиваю снова: чья вина?

Приговоренный зваться человеком,

Я четверть века всем платил сполна

За все, что не сполна давалось веком.

Я не был скуп. Цена добра и зла

Была ценой и мужества и крови...

И я был щедр. Но молодость прошла,

Не пожелав и доброго здоровья.

Я знаю, снова просквозят года...

И вновь, как в повторяющемся чуде,

Сюда придут, опять придут сюда

И юные и радостные люди.

И девушка, поднявшись на крыльцо,

Прочтет свою судьбу по звездной книжке

И спрячет побледневшее лицо

В тужурку светлоглазого парнишки.

Пусть будет так. Пусть будет к ним добрей

Жестокое и трудное столетье.

И радость щедрых и прекрасных дней

Получат полной мерой наши дети.

И нашу память снова воскресит

В иной любви живительная сила,

И счастье им сверкнет у этих плит

Поярче, чем когда–то нам светило!

Октябрь 1947, Крым