Послание к А. С. Пушкину

Из гроба древности тебе привет:

Тебе сей глас, глас неокреплый, юный;

Тебе звучат, наш камертон Поэт,

На лад твоих настроенные струны.

Простишь меня великодушно в том,

Когда твой слух взыскательный и нежной

Я оскорблю неслаженным стихом

Иль рифмою нестройной и мятежной;

Но, может быть, порадуешь себя

В моём стихе своим же ты успехом,

Что в древний Рим отозвалась твоя

Гармония, хотя и слабым эхом.

Из Рима мой к тебе несётся стих,

Весь трепетный, но полный чувством тайным,

Пророчеством, невнятным для других,

Но для тебя не тёмным, не случайным.

Здесь, как в гробу, грядущее видней;

Здесь и слепец дерзает быть пророком;

Здесь мысль, полна предания, смелей

Потьмы веков пронзает орлим оком;

Здесь Дантов стих всю бездну исходил

От дна земли до горнего эфира;

Здесь Анжело, зря день последний мира,

Пророчественной кистью гробы вскрыл.

Здесь, расшатавшись от изнеможенья,

В развалины распался древний мир,

И на обломках начат новый пир,

Блистательный, во здравье просвещенья,

Куда чредой все племена земли,

Избранники, сосуды принесли;

Куда и мы приходим, с честью равной,

Последние, как древле Рим пришёл,

Да скажем наш решительный глагол,

Да поднесём и свой сосуд заздравной! -

Здесь двух миров и гроб и колыбель,

Здесь нового святое зарожденье:

Предчувствием объемлю я отсель

Великое отчизны назначенье!

Когда, крылат мечтою дивной сей,

Мой быстрый дух родную Русь объемлет

И ей отсель прилежным слухом внемлет,

Он слышит там: со плесками морей,

Внутри её просторно заключенных,

И с воем рек, лесов благословенных,

Гремит язык, созвучно вторя им,

От белых льдов до вод, биющих в Крым,

Из свежих уст могучего народа,

Весь звуками богатый как природа:

Душа кипит!..

Какой тогда хвалой гремлю я Богу,

Что сей язык он мне вложил в уста.

Но чьи из всех родимых звуков мне

Теснятся в грудь неотразимой силой?

Всё русское звучит в их глубине,

Надежды все и слава Руси милой,

Что с детских лет втвердилося в слова,

Что сердце жмёт и будит вздох заочный:

Твои - певец! избранник Божества,

Любовию народа полномочный!

Ты русских дум на все лады орган!

Помазанный Державиным предтечей

Наш депутат на Европейском вече; -

Ты - колокол во славу россиян!

Кому ж, певец, коль не тебе, открою

Вопрос, в уме раздавшийся моём

И тщетно в нём гремящий без покою:

Что сделалось с российским языком!

Что он творит безумные проказы! -

Тебе странна, быть может, речь моя;

Но краткие его развернем фазы, -

И ты поймёшь, к чему стремлюся я. -

Сей богатырь, сей Муромец Илья,

Баюканный на льдах под вихрем мразным,

Во тьме веков сидевший сиднем праздным,

Стал на ноги уменьем рыбаря

И начал песнь от Бога и царя.

Воскормленный средь северного хлада

Родной зимы и льдистых Альп певцом,

Окреп совсем и стал богатырём,

И с ним гремел под бурю водопада.

Но, отгремев, он плавно речь повёл

И чистыми Карамзина устами

Нам исповедь народную прочёл, -

И речь неслась широкими волнами:

Что далее - то глубже и светлей; -

Как в зеркале, вся Русь гляделась в ней; -

И в океан лишь только превратилась,

Как Нил в песках, внезапная сокрылась,

Сокровища с собою унесла,

И тайного никто не сметил хода...

И что ж теперь? - вдруг лужею всплыла

В Истории российского народа.

Меж тем когда из уст Карамзина

Минувшее рекою очищенной

Текло в народ: священная война

Звала язык на подвиг современной.

С Жуковским он, на отческих стенах

Развив с Кремля воинственное знамя,

Вещал за Русь: пылали в тех речах

И дух Москвы и жертвенное пламя!

Со славой он родную славу пел,

И мира звук в ответ мечу гремел.

Теперь кому ж, коль не тебе, по праву

Грядущую вручит он славу?

Что ж ныне стал наш мощный богатырь?

Он, гальскою диэтою замучен,

Весь испитой, стал бледен, вял и скучен,

И прихотлив, как лакомый визирь,

Иль сибарит, на розах почивавший,

Недужные стенанья издававший,

Когда под ним сминался лепесток.

Так наш язык: от слова ль праздный слог

Чуть отогнёшь, небережно ли вынешь,

Теснее ль в речь мысль новую водвинешь, -

Уж болен он, не вынесет, крягтит,

И мысль на нём как груз какой лежит!

Лишь песенки ему да брани милы;

Лишь только б ум был тихо усыплён

Под рифменный, отборный пустозвон.

Что, если б встал Державин из могилы,

Какую б он наслал ему грозу!

На то ли он его взлелеял силы,

Чтоб превратить в ленивого мурзу?

Иль чтоб ругал заезжий иностранец,

Какой-нибудь писатель-самозванец,

Святую Русь российским языком

И нас бранил, и нашим же пером?

Недужного иные врачевали,

Но тайного состава не узнали:

Тянули из его расслабших недр

Зазубренный спондеем гекзаметр,

Но он охрип...

И кто ж его оправит?

Кто от одра болящего восставит?..

Тебе открыт природный в нём состав,

Тебе знаком и звук его и нрав,

Врачуй его: под хладным русским Фебом

Корми его почаще сытным хлебом,

От суетных печалей отучи

И русскими в нём чувствами звучи.

Да призови в сотрудники Поэта

На важные Иракловы дела,

Кого судьба, в знак доброго привета,

По языку недаром назвала:

Чтоб богатырь стряхнул свой сон глубокой,

Дал звук густой и сильный и широкой,

Чтоб славою отчизны прогудел,

Как колокол из меди лит Рифейской,

Чтоб перешёл за свой родной предел.