* * *
Наточу поострее лезвие –
Срежу звёзды, червонцы медные.
Нет занятья в мире полезнее:
Звёзды, знать, для здоровья вредные!
Вон их сколько – блестящих пуговиц!
Срезать их! Как цирюльник – волосы.
Насадить золотых луковиц,
Чтоб весной цвели гладиолусы.
Люди счастливы, как от водочки.
Не смотри на меня, трезвую!
…В небе нет ни одной звёздочки –
Все – мои. Все себе срезала!
...обрывок сна...
Взять бутылку белого вина
И застыть у зимнего камина.
Наблюдать, как дурочка-луна
Пудрит жёлтый нос пыльцой жасмина...
Может, безнадёжно влюблена?..
– Как? Зимой? Луна? Пыльцой жасмина?
– Верь мне! Это – сон. Обрывок сна.
Взять вино и старый красный плед,
Пахнущий отцовской сигаретой,
И смотреть, как дурачок-поэт
Душу за холодные рассветы
Продаёт. И нет в руке монет.
– Душу? По дешёвке? За рассветы?
– Верь мне! Это – бред. Всего лишь бред.
Взять бутылку белого вина,
Размешать с янтарными слезами
И, смеясь, жонглировать словами,
Верить в то, что грустная луна
Безнадёжно влюблена в поэта...
Он её полюбит! До рассвета –
Вечность! Выдох. Миг...
...обрывок сна.
Одиссей (морское)
Из распахнутых окон – воскресный кофейный дымок.
Я цветную мечту окунула в шипящий прибой,
Я в солёной воде полощу небосвод голубой:
На ладонях вода – а в воде отражается Бог.
Из распахнутых окон – печальный и ласковый блюз,
Синий-синий, как море, как Бог на ладони моей.
Я грущу о великом... и рядом грустит Одиссей,
И готовит корабль, и шепчет упрямо: «Вернусь!»
Из распахнутых окон – как вспышка! – распахнутый взгляд:
Детство в ситцевом платье присядет у самой воды...
Мы пойдём, на горячем песке оставляя следы.
Одиссей – возвратится. И мы возвратимся назад.
Настой
Солнце спряталось в дырявое сито,
Поле нитками к закату пришито.
Облака вскипают розовой пеной,
Летний ветер дышит скошенным сеном.
Приглашенье на концерт соловьиный –
И русалки красят губы малиной,
У реки танцуют призраки-блики,
Дремлет вечность под кустом земляники…
…А старушка с улыбкой святой
Льёт мне в кружку целебный настой.
Погружаюсь в лебеду с головою,
Становлюсь до слёз, до боли – живою.
Всё!.. Останусь. Сад. Избушка. Корова.
Счастье? Выдаст мне старушка подкову!
Научусь доить. И в поле – с косою.
Научусь ходить по травам босою.
Заиграют мне цикады вальс венский,
Становлюсь до слёз живой – деревенской...
…А старушка с улыбкой святой
Шепчет: «Ишь ты! Ядрёный настой!»
Уселась ночь на подоконник
Уселась ночь на подоконник
Листать помятый старый сонник:
В нём что ни сон – то к леденцу!
Толкует сны мне, кареглазой,
Видать, меня решила сглазить!
…я думала, мне ночь к лицу!
Ночь рассказала мне о чуде:
Там, во Вселенной, бродят люди
И спорят: «Есть Земля и Марс?»
А им в ответ: – Смешить довольно!
И под луной пятиугольной
Они уснут, не веря в нас.
Но Ты, чужой звездой согретый,
Чужой поэт чужой планеты,
Упрямо шепчешь: «Есть Земля!»
Твои мечты, стихи и ноты…
Ты ждёшь, когда приснится кто-то –
И этот «кто-то» буду я.
* * *
Налей-ка мне вина, Сальери!
Без яда? Я охотно верю.
Зачем же яд, коль нет таланта
У горемыки-музыканта?
Ах, лучше был бы яд, Сальери!
Сонаты, гении... Проклятье!
Сальери, мы с тобою братья.
Быть возле солнца позолотой,
Быть даже не вторым, а сотым
Врагу не смел бы пожелать я.
Мы – просто пыль чужой дороги.
Идут божественные ноги,
По нашим душам спотыкаясь.
Но я спою (и не раскаюсь)
Такие строки:
Пусть наши гениальные соседи
Свои сонаты пишут где-то рядом.
Мы – гении посредственных трагедий
И яда.
Палач мой – брат мой!
С ядом? Верю.
Спасибо за вино, Сальери!
* * *
Я – маленький апрельский эльф,
Рождённый в одуванчиках.
На мне прозрачный лунный шлейф
И серебро на пальчиках.
По вечерам я и Апрель
Болтаем о политике.
– Подорожала карамель!
– И феи – все на митинге!
Нет карамели? Ерунда!
Я обойдусь морковочкой.
Другая есть беда – когда
И где искать Дюймовочку?
* * *
В небе праздник белых голубей.
Шалый ветер обрывает вишни...
Я шагаю по весёлой, нищей,
Бестолковой юности своей.
Бесконечность счастья – это грех?
В старых зеркалах уснуло время.
Я вчера была любима всеми
И отчаянно любила всех!
Я и юность, в принципе, похожи.
Только я её чуть-чуть моложе.
Мы шагаем. Голуби и смех.
Ты меня покинешь, ну, так что же?
Удержать тебя никто не сможет.
Бесконечность счастья – это грех.
Всё же…
Сиреневые стансы
Жизнь взята напрокат,
А боль дают авансом.
Мне дали сразу две,
Две боли – мне одной!
Сентябрьской ночью, брат,
Я расплескала стансы
На розовой траве,
Под розовой луной.
Осенний листопад
Мне стал родным казаться.
Я плачу наяву
И хохочу во сне.
Сентябрьской ночью, брат,
Сиреневые стансы
Мне сердце разорвут
При розовой луне.
* * *
Хотела ехать налегке,
Но рыцаря при шпаге
И контур Града вдалеке
Я увезу из Праги.
И золота манящий блеск
(Не там искали маги!),
И Влтавы беспокойный плеск
Я увезу из Праги.
И несколько прощальных слов
На гербовой бумаге.
И чью-то тайную любовь
Я увезу из Праги.
Лёгкость – не порок!
Для меня большая редкость –
воздуха глоток.
Чтобы поселилась лёгкость
Где-то между строк.
Я писала, как дышала,
Ровно год назад.
В сердце – острие кинжала:
Синеглазый взгляд!
Муза приходила к ночи –
На душу бальзам.
Если сердце кровоточит,
Значит, быть стихам.
Видно, не могла иначе –
Лёгкость – не порок!
Не судите, милый мальчик,
За нелепость строк.
* * *
Седые усталые парки
Давно развязали клубок.
Кому-то полёты, кому-то подарки,
Кому-то взведённый курок.
Нам тесно, как в банке селёдкам.
Попробуй-ка скинуть петлю!
Ты прячешься в теплой, уютной серёдке,
А кто-то стоит на краю.
Я с детства любила подарки,
Но больше любила дарить.
В тумане седые, усталые парки
Мне вяжут непрочную нить.
* * *
У судьбы за пазухой – козыря:
Мне на сердце выпал король бубён.
Мне о нём рассказывала заря,
Мне его описывал старый клён.
Я когда-то видела силуэт –
От горящей бумаги слепая тень…
Я ждала его, зажигая свет
Между двух зеркал, между тонких стен.
Наливала воск в серебристый чан,
Кровь подмешивала в чьи-то сны…
И глаза не могли отличить обман,
И не слышали уши имён иных.
Мой Ангел Румяный и я
Многоэтажка. Антенны и крыша.
Здесь звёзды немного роднее и ближе –
И чуточку дальше земля.
Нас двое. Мы здесь, чтоб никто не услышал:
Мой Ангел Румяный и я.
Вам нас не увидеть. Мы здесь понарошку.
Ночь стала похожа на чёрную кошку,
Какую-то тайну храня.
Нас двое. Мы сели и свесили ножки:
Мой Ангел Румяный и я.
Поправит рука занавеску квартиры.
На небе погасло созвездие Лиры...
Сегодня планета – моя!
Нас двое. Мы здесь с сотворения мира:
Мой Ангел Румяный и я.
Пусть память сотрёт незнакомые лица,
Куда-то уходит имён вереница,
Нет, мы не стоим у руля!
Нас двое. Мы – призраки Звёздного Принца:
Мой Ангел Румяный и я.
Вселенная верит в нелепые сказки,
А мы далеки от обиды и ласки,
Мы больше, чем просто друзья.
Нас двое. Мы смело отбросили маски:
Мой Ангел Румяный и я.
* * *
Пылает пламенем миндаль,
Не расцветёт весной!
Пускай горит – совсем не жаль:
Огонь, иди за мной!
Вперёд, не бойся темноты!
Дорогой ледяной
Прорвись сквозь чёрные кусты.
Огонь, иди за мной!
Я повяжу кровавый бант,
Покрашу кудри хной...
Я – пламя. Это мой талант.
Огонь, иди за мной!
Я видел в зеркале старинном...
В холодной голубой гостиной
Камин погас.
Я видел в зеркале старинном
Блеск чёрных глаз.
За окнами бесился ветер,
Тревожа слух.
Мне было зябко в этот вечер:
Камин потух.
Семёрка, тройка, туз – свободы
Желанный миг!
Мне выпадает из колоды
Старуха Пик.
Лицо, как будто восковое,
Цветной чепец...
И хриплый голос: «Нам с тобою
В один конец!»
Но я не мог уйти без боя –
В крови – азарт!
– Постой! Я прихвачу с собою
Колоду карт!
© Татьяна Стрельченко, 2004–2007.
© 45-я параллель, 2007.