Борису Корнилову

…и Ире Корниловой

Цепочкой на снегу следы босые,

вонзились в небо черные столбы.

Чудовище голодное – Россия –

с рычанием взметнулось на дыбы.

Я молча бьюсь в его когтистых лапах,

и мне в лицо наотмашь, сквозь пургу,

летит, звеня, застывшей крови запах

следов, навечно выжженных в снегу.

А ты идёшь, почти что невесом,

на вьюгу глядя отрешённым взглядом,

и вологодский, с грудью колесом,

тебя лениво тыкает прикладом.

Овчарки лижут капли на снегу,

топорщатся от холода погоны,

а ты сидишь один на берегу

и молча дожидаешься Харона.

И, омочив в потоке рукава,

ты на воде вычерчиваешь что-то,

и медленно плывут твои слова,

втекая плавно в вечности ворота.

В холодном сквере шелестит позёмка,

и я, присев на каменной доске,

с твоей душой беседую негромко,

захлёбываясь в собственной тоске.