Вадим Молодый
Борису Корнилову
…и Ире Корниловой
Цепочкой на снегу следы босые,
вонзились в небо черные столбы.
Чудовище голодное – Россия –
с рычанием взметнулось на дыбы.
Я молча бьюсь в его когтистых лапах,
и мне в лицо наотмашь, сквозь пургу,
летит, звеня, застывшей крови запах
следов, навечно выжженных в снегу.
А ты идёшь, почти что невесом,
на вьюгу глядя отрешённым взглядом,
и вологодский, с грудью колесом,
тебя лениво тыкает прикладом.
Овчарки лижут капли на снегу,
топорщатся от холода погоны,
а ты сидишь один на берегу
и молча дожидаешься Харона.
И, омочив в потоке рукава,
ты на воде вычерчиваешь что-то,
и медленно плывут твои слова,
втекая плавно в вечности ворота.
В холодном сквере шелестит позёмка,
и я, присев на каменной доске,
с твоей душой беседую негромко,
захлёбываясь в собственной тоске.