Юрию Одарченко

Когда скопил бедняк убогий

На механические ноги,

И снова бодро зашагал,

И под трамвай опять попал.

Ю. Одарченко

Лежали ноги у трамвая,

а тело билось на крюке

и колокольчик – дар Валдая –

сжимало в потном кулаке.

Прижав к столбу стальные крылья,

старушка, тронув провода,

поёт, чтоб сказку сделать былью:

«Гори, гори, моя звезда,

кружись, кружись, моя планета,

пусть покачнётся шар земной –

кто, от заката до рассвета,

склоняться будет надо мной?

Кому пожму я нынче руку?

Кого на поезд посажу?

Кому прощу печаль-разлуку?

Где проведу свою межу?

Кто вас в парадном тёмном встретит?

Спросите вы у матерей,

и если мать вам не ответит –

спросите у вдовы моей».

Дымилась, падая, ракета,

с погона съехала звезда,

а на пути запасном где-то

дремали бронепоезда.

Враги сожгли родную хату,

с кровавых вылетев полей,

всплакнул солдат, и взмыл куда-то

со стайкой белых журавлей.

Ползёт безногий по вагонам

свиреп, небрит, безрук и слеп,

и заливает самогоном

заплесневелый ситный хлеб.

Гуляет муха по надгробью,

и развалившись под крестом,

палит покойный в небо дробью,

грозя  обглоданным перстом.

Идёт гулянка на погосте,

ревут и стонут мертвецы,

и дырки делая в коросте,

друг в друга тыкают шприцы.

Истлела скатерть-самобранка,

изъел червяк дубовый стол,

но продолжается гулянка

под вой нетрезвых магнитол.

И восхитительно-невнятный,

как инвалид без рук, без ног,

лежит на блюдце пряник мятный,

но тамада, суров и строг,

выводит на берег Катюшу,

а с яблонь цвет летит густой,

и околачивает грушу

культяпкой парень холостой…