Принцип пересекающихся образов

Это я набросал вам тысячи

Слов нежных, как ковры на тахтах,

И жду пока сумрак высечет

Ваш силуэт на этих коврах.

Я жду. Ждет и мрак. Мне смеется.

Это я.  Только я.  И лишь

Мое сердце бьется,

Юлит и бьется,

Как в мышеловке ребер красная мышь.

Ах, из пены каких-то звонков и материй,

В запевающих волнах лифта невдруг,

Чу! Взлетели в сквозняк распахнуться двери,

Надушить вашим смехом порог и вокруг.

Это я протянул к вам руки большие,

Мои длинные руки вперед

И вперед,

Как вековые веки Вия,

Как копье

Свое

Дон-Кихот.

Вы качнулись, и волосы ржавые двинуться

Не сумели, застыв, измедузив анфас.

Пусть другим это пробило только одиннадцать,

Для меня командором шагает двенадцатый час.

Разве берег и буря? Уж не слышу ли гром я?

Не косою ли молний скошена ночь?

Подкатилися волны, как к горлу комья,

Нагибается профиль меня изнемочь.

Это с бедер купальщицы или с окон стекает?

И что это?  Дождь?  Иль вода?  А свозь мех

Этой тьмы - две строчки ваших губ выступают,

И рифмой коварной картавый ваш смех.

Этот смех, как духи слишком пряные, льется.

Он с тахты.  Из-за штор. От ковров. И из ниш.

А сердце бьется

Юлит и бьется,

В мышеловке ребер умирает мышь.

Сентябрь 1917