Валентина
Коркина

Баллада о двоих

Ими движет безумная сила,

Что ни слово – то ярости пыл:

– Я тебя никогда не любила!

– Я тебя никогда не любил!

Ветер жёлтые листья закружит,

Обернётся пургой ледяной...

И однажды она занедужит

Беспричинной, неясной тоской.

И однажды в какой-то печали

Подойдёт он к ночному окну,

Ни земли не увидит, ни дали:

Всё у снега и ветра в плену.

Не понять и не вспомнить, что было,

И откуда летит через тьму:

«Я тебя никогда не любила!»

Почему же так больно ему?

Он сожмёт своё сердце в ладони,

Словно спрячет, что в нём затаил,

И в ответ прокричит, как застонет:

– Я тебя никогда не любил!

* * *

Безумно музыка звучала:

То с середины, то с начала,

Вразброс, вразлад, наперебой

Сама с собой, сама с собой.

Но в этой сутолоке звуков,

И в той сумятице ладов

Рождались:

          чёрной птицей – мука

И белокрылою – любовь.

Откуда ветер дунул слабый

И пробежал по крови ток, –

Я догадаться не смогла бы

И ты, пожалуй бы, – не смог.

Мы от хаОса так устали!

Ушли, простившись, кто куда –

В непроницаемые дали,

В гордыню слова "навсегда".

...Ты жив. И я живая, вроде.

Одно печалит, лишь одно: 

Что нам гармонии мелодий

Дождаться было не дано.

* * *

Бывает ночь – ни огонька,

И тьма настолько глубока,

Как будто в мире всё исчезло,

И подступила к сердцу бездна.

А выйдешь утром на крыльцо –

Дыханье вечности в лицо,

Всё те же высь и твердь земная,

И даль прозрачная, сквозная...

* * *

Где-то там, в середине души,

Есть живая чудесная точка.

Отыщи её! Стой – не дыши:

Распускается звонкая почка

На растенье неведомых тайн –

Фантастичном – не тронешь руками...

Но в тот миг будешь знать:

Океан,

И звезда,

И пустыня,

И камень

Тоже сердце имеют, как ты.

Если вслушаться – слышно, как бьётся

В ритме жизни, её правоты...

Лишь окликни его – отзовётся

Шумом волн,

Светом звёзд,

Взлётом птиц –

Их язык уяснишь непременно,

И поймёшь: у души нет границ, 

Как, возможно, их нет у Вселенной.

* * *

Движется время

И ниткой с катушки шуршит,

Вденешь в иголку

И шьёшь себе платье, пальто ли:

Душу прикрыть от ветров и дождей –

От обид,

Глупых и страшных потерь,

От прилипчивой боли.

С жалким усердьем

Корпишь над работой своей,

Тщетно стежками

Мелодию трудную тянешь:

Нет, не склоняется жизнь

Перед волей ничьей,

Не изощряйся напрасно:

Её не обманешь.

Платье, пальто ли –

От носки протрутся до дыр,

Жизнь обласкает

Грозою своих целований.

Так по земле и пойдёшь –

Изнемогший, как Лир,

Ветошью бедное сердце прикрыв

От страданий.

Что ж, содрогаясь от молний

С разверстых небес,

Светлою плача слезой, –

Осенённый догадкой, –

Ветру и ливню

Шагаешь ты наперерез,

«Больно, да сладко, – твердишь себе, –

Больно... Да сладко!»

Жизнь – скорлупочка с орехом…

...Рассказала бы кому –

С плачем ли,

     с беспечным смехом, –

Как ты катишься во тьму,

Жизнь – скорлупочка с орехом:

Не разгаданной никем

Шаровидною Вселенной

С не изношенной совсем

Сердцевиною нетленной,

Где смирением дыша

Под непрочной оболочкой,

Новой сути ждёт душа

Так,

Как листьев жаждут почки

На деревьях по весне, –

В чутком, сладком полусне...

* * *

...И жизнь моя роет свою колею,

Преследуя цель, всем известную.

Заплакала бы по земному житью –

Да мне всё равно: я не местная.

Не здешняя, то есть. По правде сказать,

Телесно – я здесь, не поспорю:

Умею по горло в делах увязать,

Томиться от счастья и горя...

Ну, словом, как все... А на небо гляжу –

Не чувствую тела – ни грамма.

Неведомой силою душу держу

В высотах безбрежного храма.

Кто вынул её вдруг из плоти моей,

Невиданным светом наполнил,

Как будто сказал: "Ни о чём не жалей!

Люби, кого любишь! И помни,

Что счастье и горе – в единстве своём –

Дают ощущение смысла

Всей жизни!"

Так думала я серым днём

И яблоко спелое грызла.

Каин

Зачем ты, Каин, Авеля убил?

Таскаешься теперь по белу свету,

Ни матерью, ни Богом не любим, –

Повсюду ты, хотя тебя и нету.

Зачем ты, Каин, Авеля убил?

Как много на земле теперь могил

Безвинно убиенных!

Ты – учитель

Убийц и палачей, их предводитель.

Неужто зависть равнозначна злу,

И твой поступок вовсе не случаен?

...Кому грозишь ножом ты на углу,

За кем бежишь с обрезом по селу,

Кого взрываешь на стоянке, Каин?

* * *

Как много в жизни нам даётся! –

Любовь, рассветы, птичий грай...

Но плачут вёдра у колодца,

Когда воды в них – через край.

* * *

Когда тебе неправду говорят, –

Цветущие сады в огне горят,

Моря водой скудеют безнадёжно,

Земля являет пропасть под ногой,

Тебе уже не стать самим собой

На суше и на море…

Ос-то-рож-но! –

Ведь камень пролетает над виском,

И звёзды осыпаются песком,

Мир, кажется, выходит из терпенья:

Все силы зла оружием гремят,

Когда тебе неправду говорят.

…А все твердят, что ложь –

                не преступленье.

* * *

Лучше не понимать ничего,

чем понимать всё,

Хоть это и невозможно.

Мир всё равно останется

 как в стихах Басё –

Одушевлённым, простым, сложным.

Мир – океан Солярис –

безжалостное дитя,

Хоть это и фантастично.

Если принёс тебя аист,

 так и живи, – летя,

И говори по-птичьи.

* * *

Любое Божие творенье

Имеет голос, говоренье...

И даже камень вековой,

Омытый влагой дождевой,

Ей что-то шепчет болевое,

До невозможности живое.

...А влага с неба будет течь,

Свою разбрызгивая речь,

И всё, чего она коснётся,

Звездой взовьётся из колодца

И обнаружит силу воли,

На дне молчавшую дотоле...

Смотри, как песенно дрожит

Листок на дереве, сгорая, –

Он не горюет, умирая, –

И всем об этом говорит!

* * *

Мечтала о снеге летящем,

Похожем на праздник.

Ещё:

Увидеть тебя настоящим...

А всё остальное – не в счёт!

И снег полетел! –

Безвозмездно

Прозрение мне подарил.

И вздрогнула я: ты над бездной

Стоял... Что-то ей говорил...

Ты был настоящий!

Открытый:

Слова из души – как ручьи...

Но бездна смотрела несыто

В глаза горевые твои!

И крикнула я всею болью,

Разрывом горячим

В груди:

"Останься не узнанным мною!

От пропасти лишь отойди!"

Замолкла, в тоске замирая, –

И ты отстранился от края!

* * *

Мне, живущей в сомнениях:

          правда ли знаю я цену

Доброте человеческой,

          смыслу глубинному слов,

Пенью утренних птиц,

          вкусу дружбы, любви и измены? –

Мне, быть может,  откроется

          истина яви и снов:

Разве значу я больше,

          чем дерево, камень иль птица,

Если трудно мне вникнуть

          в молчанье, наречия их,

Уяснить себе суть

          ясновидцев немых и провидцев,

Очевидцев былого,

          хранителей тайн вековых?

* * *

Сплетенье наречий, слиянье кровей и сердец.

Геннадий Жуков

Мы жили – когда-то – у Чёрного моря,

У Белого, Жёлтого, Красного – жили,

Весь мир исходили от счастья до горя,

До боли глухой в глубине сухожилий.

Иначе откуда взялась, человече,

В душе эта смутная вечная тяга

К слиянью сердец и сплетенью наречий?..

Не вымолвить слова, не сделать и шага

Теперь без неё.

* * *

Не говори о возрасте, не надо.

А может быть, спасительна прохлада

Для всех живых, уставших от жары

Средины лета, возраста средины.

И, может, годы к нам не зря добры,

Одаривая пламенем рябины,

Подталкивая к холоду зимы...

И счастье, и любовь познали мы,

Печаль, и ощущение полёта...

Жизнь милосердна к нам была за что-то.

Наверное, уверена была,

Когда к зиме нас, как положено, вела,

Что мы вернём ей благо и даренье:

Спасём хотя бы птиц сердцебиенье

Своим добром, как ягодой рябины...

У жизни есть на то свои причины!

* * *

Не я распоряжаюсь в этом мире –

Гусиной тягой в медленном пунктире

В небесном океане ветровом.

Я лишь во взмахе детском горевом

Руки своей

С ней выражу согласье…

И я ли виновата в тёмном счастье,

Что прячет свет свой вечно от людей?

Печалуйся о нём или радей –

Не всё ль равно?

Оно меня сильнее,

Вольней, и дальновидней, и умнее,

Ему ль не знать, кому являть свой лик?..

А я осмыслю горько каждый миг,

Задумаюсь,

Наверное, заплачу

О том, что я так мало в мире значу…

Бывает, словом друга оскорблю,

Хотя его больней себя люблю, –

И душу давит груз тяжёлой гири…

Не я распоряжаюсь в этом мире!

* * *

О, пусть обманут, пусть обидят,

Пусть во мне лучшего не видят –

Всё это, в общем, не беда:

Со мною дождь пройдёт в обнимку,

Со мной пошепчется рябинка,

Поговорит со мной звезда...

А это много, очень много,

А это как защита Бога

От всех безжалостных невзгод:

Даны мне лес, река и поле,

В степи весной тюльпанов море,

И вдохновенный небосвод...

* * *

Обвенчанные ливнем и грозой,

Омытые божественной слезой,

Зачем же мы безжалостно предали

И небо с проглянувшей бирюзой,

И озеро с воздушной стрекозой,

Которые за нами наблюдали?

Забыть бы это всё, да крестный путь

Всё длится, не даёт передохнуть...

Да грома огнекрылые раскаты...

Да ты с мольбой немою: «Не забудь...»

Да я, в сиротство впавшая по грудь...

Утешь меня, скажи: «Не виноваты...»

* * *

Ослепли – не видим друг друга,

Оглохли – друг друга не слышим.

Во власти какого недуга

Мы порознь

Затравленно дышим?

Мы плакать давно разучились,

Нам плакаться больше по нраву,

На время кивать наловчились:

Его, мол, хлебнули отравы.

Мол, знаем, кем брошено семя,

Взрастившее наши пороки,

Мол, что теперь делать....

А время,

Вздыхая, стоит на пороге

И нищенкой тянет к нам руки,

Скорбя, головою качает:

– Поплачьте, друзья, друг о друге!

Поплачьте – и вам полегчает.

И мне полегчает.

Поплачьте!

Слезами вину обозначьте

Не только мою...

Замолчало.

И вновь головой покачало.

Как стыдно!

Как горько!

Как больно!

Поплакать бы – знаем и сами,

Но только моргаем безвольно,

Бесслёзно пустыми глазами.

* * *

Смотреть в глубину небосвода

И думать, молчать о своём...

Как реки, все мысли народа

За дальний текут окоём:

Не там ли тот берег у моря,

Где сад и дыханье волны,

Где нет ни разлуки, ни горя,

Где все мы навек скреплены

Молитвой лучистой одною,

Единою, общей душой,

Где все друг за друга – стеною,

И каждый для всех – нечужой?

Найти б указатель дорожный

К тем тайным заветным местам...

Ну где же ты, сад невозможный?

Не там ли... не там ли... не там...

Созвездие Большой Медведицы

Как страшно живая душа

Страдает, сгорает, дымится;

Как жаждет она из ковша

Живою водою напиться!

Но кто в тёмном мире большом

Поможет ей? Грустная тайна...

Лишь звёзды небесным ковшом

Прольют ей свой свет неслучайный.

Среди ночи

Очнёшься в мёртвой тишине как воин в поле

Смертельно раненый... За шторой – свет Стожар.

А сердце бьётся – «бух» да «бух» – так колоколит,

Что мысли с чувствами бегут как на пожар.

Но что горит? Кого спасать? Себя ли? Друга?

Семью? Страну ли в тихом вкрадчивом огне?

И в неизвестность запелёнутая туго,

Лежишь недвижно в напряжённой тишине.

Нездешний голос вдруг окликнул – не иначе...

В испуге вздрогнешь и беспомощно замрёшь:

Ведь между сном и явью что-то, видно, значат

Все те вопросы, что себе ты задаёшь.

* * *

Счастье выпало: неделю жить в глуши

И бездонными, как небо, вечерами

Слушать песни о безбрежности души,

Напеваемые зимними ветрами.

Как засвищет ветер в клёнах у ворот,

Как посыплет в окна крупкой ледяною, –

Дверь открою – то ли радостью пахнёт,

То ль печаль возникнет тенью за спиною.

Чья обида в сердце торкнется: «Пусти!»?

Чей восторг заставит выдохнуть: «О, Боже!»?

И кому я в темноту скажу: «Прости!»? –

А в ответ лишь пробежит мороз по коже.

Чей-то плач глубинно чувствуя и смех,

Вдруг в каком-то озарении познаю,

Что душа на свете общая у всех –

Неразгаданная, вечная, живая.

А моя в ней – только малый, слабый вздох,

Капля в море, стёртый звук многовековья...

Да и душу для того мне вверил Бог,

Чтоб растить и наполнять её любовью.

* * *

…То детский лепет крыльев бабочки,

То тень, то свет – земная сеть,

То снимок предков в тесной рамочке

Тебя заставят замереть.

Пока летит секунда длинная,

Стоишь с прикушенной губой,

И жизнь встаёт как поле минное

В тяжёлом сне перед тобой.

А детский лепет крыльев бабочки,

А свет и тень – земные дни,

А снимок предков в тесной рамочке –

Каким намёком жгут они?

Ты что-то вспомнить попытаешься,

А что – не ведаешь сама,

А что – вовек не догадаешься:

Ни слёз не хватит, ни ума.

Но детский лепет крыльев бабочки,

Но свет и тень – земная жизнь,

Но снимок предков в тесной рамочке –

На них всецело положись!

* * *

Только и радости было:

Выдумка – птичий полёт...

Да, я давно бескрыла,

Только в груди поёт

Дудочка, одиночка,

Щепочка от ствола,

Незавершённая строчка,

Пёрышко от крыла.

Тихо поёт, украдкой:

Баюшки-баю-баю...

Спи, мой хороший, сладко.

Я для тебя пою.

У поля цветущего кипрея

Июльский цветущий кипрей –

Краса, многодумье пейзажа...

А ближних любить тяжелей,

Чем дальних, не знаемых даже...

Цветенья кипрея пора

В разгаре – как лета примета...

А зло не сильнее добра,

Пусть часто не верится в это...

И поле кипрея в душе

Счастливою нотой зависнет...

А счастье – оно, вообще,

От нас лишь самих и зависит...

* * *

Что за звуки из разлуки

Вырастают в тишине? –

Будто вскидывает руки

Клён в шафрановом огне;

Будто стон бессонной ночью;

Заоконный чей-то взгляд;

Будто звёзды грусть пророчат –

Колокольцами звенят;

Будто в сердце знобкой дрожью –

Острый птичий коготок;

И течение под кожей –

Непокорной крови ток.

* * *

Чёрной смородины с белой смородиной

Не перепутаешь вкус, аромат.

Вот бы и в жизни, нечаянно пройденной,

Так разобраться: кто прав, виноват.

Время идёт, ну а споры всё множатся.

Пушки палят, пахнет воздух бедой...

Жаль, что земля наша бедной заложницей

Под человеческой стонет пятой!

* * *

Я так смиренно принимаю

Уход пленительного мая,

Приход падения листвы,

Январский вихрь: "Иду на вы!"

Но наступает некий час:

Земля меняет свой окрас,

И жизнь за плечи обнимает, –

Смиренье запросто ломает.

И загораются глаза

На все простые чудеса:

Цветенье летнее лугов,

Сиянье лёгких облаков,

Листвы прощальное круженье,

Снежинок нежных мельтешенье...

И новый день, и новый май

Поют: "Читай меня, читай..."

Мне их читать – не начитаться,

С листвой, с метелями брататься,

Любить конечный путь земной,

Как Млечный Путь над головой.