Баллада о двоих
Ими движет безумная сила,
Что ни слово – то ярости пыл:
– Я тебя никогда не любила!
– Я тебя никогда не любил!
Ветер жёлтые листья закружит,
Обернётся пургой ледяной...
И однажды она занедужит
Беспричинной, неясной тоской.
И однажды в какой-то печали
Подойдёт он к ночному окну,
Ни земли не увидит, ни дали:
Всё у снега и ветра в плену.
Не понять и не вспомнить, что было,
И откуда летит через тьму:
«Я тебя никогда не любила!»
Почему же так больно ему?
Он сожмёт своё сердце в ладони,
Словно спрячет, что в нём затаил,
И в ответ прокричит, как застонет:
– Я тебя никогда не любил!
* * *
Безумно музыка звучала:
То с середины, то с начала,
Вразброс, вразлад, наперебой
Сама с собой, сама с собой.
Но в этой сутолоке звуков,
И в той сумятице ладов
Рождались:
чёрной птицей – мука
И белокрылою – любовь.
Откуда ветер дунул слабый
И пробежал по крови ток, –
Я догадаться не смогла бы
И ты, пожалуй бы, – не смог.
Мы от хаОса так устали!
Ушли, простившись, кто куда –
В непроницаемые дали,
В гордыню слова "навсегда".
...Ты жив. И я живая, вроде.
Одно печалит, лишь одно:
Что нам гармонии мелодий
Дождаться было не дано.
* * *
Бывает ночь – ни огонька,
И тьма настолько глубока,
Как будто в мире всё исчезло,
И подступила к сердцу бездна.
А выйдешь утром на крыльцо –
Дыханье вечности в лицо,
Всё те же высь и твердь земная,
И даль прозрачная, сквозная...
* * *
Где-то там, в середине души,
Есть живая чудесная точка.
Отыщи её! Стой – не дыши:
Распускается звонкая почка
На растенье неведомых тайн –
Фантастичном – не тронешь руками...
Но в тот миг будешь знать:
Океан,
И звезда,
И пустыня,
И камень
Тоже сердце имеют, как ты.
Если вслушаться – слышно, как бьётся
В ритме жизни, её правоты...
Лишь окликни его – отзовётся
Шумом волн,
Светом звёзд,
Взлётом птиц –
Их язык уяснишь непременно,
И поймёшь: у души нет границ,
Как, возможно, их нет у Вселенной.
* * *
Движется время
И ниткой с катушки шуршит,
Вденешь в иголку
И шьёшь себе платье, пальто ли:
Душу прикрыть от ветров и дождей –
От обид,
Глупых и страшных потерь,
От прилипчивой боли.
С жалким усердьем
Корпишь над работой своей,
Тщетно стежками
Мелодию трудную тянешь:
Нет, не склоняется жизнь
Перед волей ничьей,
Не изощряйся напрасно:
Её не обманешь.
Платье, пальто ли –
От носки протрутся до дыр,
Жизнь обласкает
Грозою своих целований.
Так по земле и пойдёшь –
Изнемогший, как Лир,
Ветошью бедное сердце прикрыв
От страданий.
Что ж, содрогаясь от молний
С разверстых небес,
Светлою плача слезой, –
Осенённый догадкой, –
Ветру и ливню
Шагаешь ты наперерез,
«Больно, да сладко, – твердишь себе, –
Больно... Да сладко!»
Жизнь – скорлупочка с орехом…
...Рассказала бы кому –
С плачем ли,
с беспечным смехом, –
Как ты катишься во тьму,
Жизнь – скорлупочка с орехом:
Не разгаданной никем
Шаровидною Вселенной
С не изношенной совсем
Сердцевиною нетленной,
Где смирением дыша
Под непрочной оболочкой,
Новой сути ждёт душа
Так,
Как листьев жаждут почки
На деревьях по весне, –
В чутком, сладком полусне...
* * *
...И жизнь моя роет свою колею,
Преследуя цель, всем известную.
Заплакала бы по земному житью –
Да мне всё равно: я не местная.
Не здешняя, то есть. По правде сказать,
Телесно – я здесь, не поспорю:
Умею по горло в делах увязать,
Томиться от счастья и горя...
Ну, словом, как все... А на небо гляжу –
Не чувствую тела – ни грамма.
Неведомой силою душу держу
В высотах безбрежного храма.
Кто вынул её вдруг из плоти моей,
Невиданным светом наполнил,
Как будто сказал: "Ни о чём не жалей!
Люби, кого любишь! И помни,
Что счастье и горе – в единстве своём –
Дают ощущение смысла
Всей жизни!"
Так думала я серым днём
И яблоко спелое грызла.
Каин
Зачем ты, Каин, Авеля убил?
Таскаешься теперь по белу свету,
Ни матерью, ни Богом не любим, –
Повсюду ты, хотя тебя и нету.
Зачем ты, Каин, Авеля убил?
Как много на земле теперь могил
Безвинно убиенных!
Ты – учитель
Убийц и палачей, их предводитель.
Неужто зависть равнозначна злу,
И твой поступок вовсе не случаен?
...Кому грозишь ножом ты на углу,
За кем бежишь с обрезом по селу,
Кого взрываешь на стоянке, Каин?
* * *
Как много в жизни нам даётся! –
Любовь, рассветы, птичий грай...
Но плачут вёдра у колодца,
Когда воды в них – через край.
* * *
Когда тебе неправду говорят, –
Цветущие сады в огне горят,
Моря водой скудеют безнадёжно,
Земля являет пропасть под ногой,
Тебе уже не стать самим собой
На суше и на море…
Ос-то-рож-но! –
Ведь камень пролетает над виском,
И звёзды осыпаются песком,
Мир, кажется, выходит из терпенья:
Все силы зла оружием гремят,
Когда тебе неправду говорят.
…А все твердят, что ложь –
не преступленье.
* * *
Лучше не понимать ничего,
чем понимать всё,
Хоть это и невозможно.
Мир всё равно останется
как в стихах Басё –
Одушевлённым, простым, сложным.
Мир – океан Солярис –
безжалостное дитя,
Хоть это и фантастично.
Если принёс тебя аист,
так и живи, – летя,
И говори по-птичьи.
* * *
Любое Божие творенье
Имеет голос, говоренье...
И даже камень вековой,
Омытый влагой дождевой,
Ей что-то шепчет болевое,
До невозможности живое.
...А влага с неба будет течь,
Свою разбрызгивая речь,
И всё, чего она коснётся,
Звездой взовьётся из колодца
И обнаружит силу воли,
На дне молчавшую дотоле...
Смотри, как песенно дрожит
Листок на дереве, сгорая, –
Он не горюет, умирая, –
И всем об этом говорит!
* * *
Мечтала о снеге летящем,
Похожем на праздник.
Ещё:
Увидеть тебя настоящим...
А всё остальное – не в счёт!
И снег полетел! –
Безвозмездно
Прозрение мне подарил.
И вздрогнула я: ты над бездной
Стоял... Что-то ей говорил...
Ты был настоящий!
Открытый:
Слова из души – как ручьи...
Но бездна смотрела несыто
В глаза горевые твои!
И крикнула я всею болью,
Разрывом горячим
В груди:
"Останься не узнанным мною!
От пропасти лишь отойди!"
Замолкла, в тоске замирая, –
И ты отстранился от края!
* * *
Мне, живущей в сомнениях:
правда ли знаю я цену
Доброте человеческой,
смыслу глубинному слов,
Пенью утренних птиц,
вкусу дружбы, любви и измены? –
Мне, быть может, откроется
истина яви и снов:
Разве значу я больше,
чем дерево, камень иль птица,
Если трудно мне вникнуть
в молчанье, наречия их,
Уяснить себе суть
ясновидцев немых и провидцев,
Очевидцев былого,
хранителей тайн вековых?
* * *
Сплетенье наречий, слиянье кровей и сердец.
Геннадий Жуков
Мы жили – когда-то – у Чёрного моря,
У Белого, Жёлтого, Красного – жили,
Весь мир исходили от счастья до горя,
До боли глухой в глубине сухожилий.
Иначе откуда взялась, человече,
В душе эта смутная вечная тяга
К слиянью сердец и сплетенью наречий?..
Не вымолвить слова, не сделать и шага
Теперь без неё.
* * *
Не говори о возрасте, не надо.
А может быть, спасительна прохлада
Для всех живых, уставших от жары
Средины лета, возраста средины.
И, может, годы к нам не зря добры,
Одаривая пламенем рябины,
Подталкивая к холоду зимы...
И счастье, и любовь познали мы,
Печаль, и ощущение полёта...
Жизнь милосердна к нам была за что-то.
Наверное, уверена была,
Когда к зиме нас, как положено, вела,
Что мы вернём ей благо и даренье:
Спасём хотя бы птиц сердцебиенье
Своим добром, как ягодой рябины...
У жизни есть на то свои причины!
* * *
Не я распоряжаюсь в этом мире –
Гусиной тягой в медленном пунктире
В небесном океане ветровом.
Я лишь во взмахе детском горевом
Руки своей
С ней выражу согласье…
И я ли виновата в тёмном счастье,
Что прячет свет свой вечно от людей?
Печалуйся о нём или радей –
Не всё ль равно?
Оно меня сильнее,
Вольней, и дальновидней, и умнее,
Ему ль не знать, кому являть свой лик?..
А я осмыслю горько каждый миг,
Задумаюсь,
Наверное, заплачу
О том, что я так мало в мире значу…
Бывает, словом друга оскорблю,
Хотя его больней себя люблю, –
И душу давит груз тяжёлой гири…
Не я распоряжаюсь в этом мире!
* * *
О, пусть обманут, пусть обидят,
Пусть во мне лучшего не видят –
Всё это, в общем, не беда:
Со мною дождь пройдёт в обнимку,
Со мной пошепчется рябинка,
Поговорит со мной звезда...
А это много, очень много,
А это как защита Бога
От всех безжалостных невзгод:
Даны мне лес, река и поле,
В степи весной тюльпанов море,
И вдохновенный небосвод...
* * *
Обвенчанные ливнем и грозой,
Омытые божественной слезой,
Зачем же мы безжалостно предали
И небо с проглянувшей бирюзой,
И озеро с воздушной стрекозой,
Которые за нами наблюдали?
Забыть бы это всё, да крестный путь
Всё длится, не даёт передохнуть...
Да грома огнекрылые раскаты...
Да ты с мольбой немою: «Не забудь...»
Да я, в сиротство впавшая по грудь...
Утешь меня, скажи: «Не виноваты...»
* * *
Ослепли – не видим друг друга,
Оглохли – друг друга не слышим.
Во власти какого недуга
Мы порознь
Затравленно дышим?
Мы плакать давно разучились,
Нам плакаться больше по нраву,
На время кивать наловчились:
Его, мол, хлебнули отравы.
Мол, знаем, кем брошено семя,
Взрастившее наши пороки,
Мол, что теперь делать....
А время,
Вздыхая, стоит на пороге
И нищенкой тянет к нам руки,
Скорбя, головою качает:
– Поплачьте, друзья, друг о друге!
Поплачьте – и вам полегчает.
И мне полегчает.
Поплачьте!
Слезами вину обозначьте
Не только мою...
Замолчало.
И вновь головой покачало.
Как стыдно!
Как горько!
Как больно!
Поплакать бы – знаем и сами,
Но только моргаем безвольно,
Бесслёзно пустыми глазами.
* * *
Смотреть в глубину небосвода
И думать, молчать о своём...
Как реки, все мысли народа
За дальний текут окоём:
Не там ли тот берег у моря,
Где сад и дыханье волны,
Где нет ни разлуки, ни горя,
Где все мы навек скреплены
Молитвой лучистой одною,
Единою, общей душой,
Где все друг за друга – стеною,
И каждый для всех – нечужой?
Найти б указатель дорожный
К тем тайным заветным местам...
Ну где же ты, сад невозможный?
Не там ли... не там ли... не там...
Созвездие Большой Медведицы
Как страшно живая душа
Страдает, сгорает, дымится;
Как жаждет она из ковша
Живою водою напиться!
Но кто в тёмном мире большом
Поможет ей? Грустная тайна...
Лишь звёзды небесным ковшом
Прольют ей свой свет неслучайный.
Среди ночи
Очнёшься в мёртвой тишине как воин в поле
Смертельно раненый... За шторой – свет Стожар.
А сердце бьётся – «бух» да «бух» – так колоколит,
Что мысли с чувствами бегут как на пожар.
Но что горит? Кого спасать? Себя ли? Друга?
Семью? Страну ли в тихом вкрадчивом огне?
И в неизвестность запелёнутая туго,
Лежишь недвижно в напряжённой тишине.
Нездешний голос вдруг окликнул – не иначе...
В испуге вздрогнешь и беспомощно замрёшь:
Ведь между сном и явью что-то, видно, значат
Все те вопросы, что себе ты задаёшь.
* * *
Счастье выпало: неделю жить в глуши
И бездонными, как небо, вечерами
Слушать песни о безбрежности души,
Напеваемые зимними ветрами.
Как засвищет ветер в клёнах у ворот,
Как посыплет в окна крупкой ледяною, –
Дверь открою – то ли радостью пахнёт,
То ль печаль возникнет тенью за спиною.
Чья обида в сердце торкнется: «Пусти!»?
Чей восторг заставит выдохнуть: «О, Боже!»?
И кому я в темноту скажу: «Прости!»? –
А в ответ лишь пробежит мороз по коже.
Чей-то плач глубинно чувствуя и смех,
Вдруг в каком-то озарении познаю,
Что душа на свете общая у всех –
Неразгаданная, вечная, живая.
А моя в ней – только малый, слабый вздох,
Капля в море, стёртый звук многовековья...
Да и душу для того мне вверил Бог,
Чтоб растить и наполнять её любовью.
* * *
…То детский лепет крыльев бабочки,
То тень, то свет – земная сеть,
То снимок предков в тесной рамочке
Тебя заставят замереть.
Пока летит секунда длинная,
Стоишь с прикушенной губой,
И жизнь встаёт как поле минное
В тяжёлом сне перед тобой.
А детский лепет крыльев бабочки,
А свет и тень – земные дни,
А снимок предков в тесной рамочке –
Каким намёком жгут они?
Ты что-то вспомнить попытаешься,
А что – не ведаешь сама,
А что – вовек не догадаешься:
Ни слёз не хватит, ни ума.
Но детский лепет крыльев бабочки,
Но свет и тень – земная жизнь,
Но снимок предков в тесной рамочке –
На них всецело положись!
* * *
Только и радости было:
Выдумка – птичий полёт...
Да, я давно бескрыла,
Только в груди поёт
Дудочка, одиночка,
Щепочка от ствола,
Незавершённая строчка,
Пёрышко от крыла.
Тихо поёт, украдкой:
Баюшки-баю-баю...
Спи, мой хороший, сладко.
Я для тебя пою.
У поля цветущего кипрея
Июльский цветущий кипрей –
Краса, многодумье пейзажа...
А ближних любить тяжелей,
Чем дальних, не знаемых даже...
Цветенья кипрея пора
В разгаре – как лета примета...
А зло не сильнее добра,
Пусть часто не верится в это...
И поле кипрея в душе
Счастливою нотой зависнет...
А счастье – оно, вообще,
От нас лишь самих и зависит...
* * *
Что за звуки из разлуки
Вырастают в тишине? –
Будто вскидывает руки
Клён в шафрановом огне;
Будто стон бессонной ночью;
Заоконный чей-то взгляд;
Будто звёзды грусть пророчат –
Колокольцами звенят;
Будто в сердце знобкой дрожью –
Острый птичий коготок;
И течение под кожей –
Непокорной крови ток.
* * *
Чёрной смородины с белой смородиной
Не перепутаешь вкус, аромат.
Вот бы и в жизни, нечаянно пройденной,
Так разобраться: кто прав, виноват.
Время идёт, ну а споры всё множатся.
Пушки палят, пахнет воздух бедой...
Жаль, что земля наша бедной заложницей
Под человеческой стонет пятой!
* * *
Я так смиренно принимаю
Уход пленительного мая,
Приход падения листвы,
Январский вихрь: "Иду на вы!"
Но наступает некий час:
Земля меняет свой окрас,
И жизнь за плечи обнимает, –
Смиренье запросто ломает.
И загораются глаза
На все простые чудеса:
Цветенье летнее лугов,
Сиянье лёгких облаков,
Листвы прощальное круженье,
Снежинок нежных мельтешенье...
И новый день, и новый май
Поют: "Читай меня, читай..."
Мне их читать – не начитаться,
С листвой, с метелями брататься,
Любить конечный путь земной,
Как Млечный Путь над головой.