Брат мой Октавиан, твои пчёлы сошли с ума. Они приносят мне мёд, хотя повсюду зима, и хрупкие крылья продрогли от галльских ветров гульбы, метущих на каждую каплю свинцовых белил горбы, будто болид, не тело, горящее янтарём, в полёте заледенел и не опаляет дом. Брат мой, все трассы белы: асфальт, облака, провода – бинтами на ранах… мелу стала подобна вода, вот свойство – из цвета убыль не может зеркалить Земли, лишь только Солнечный улей лишится мёда любви. А ниже стихшего гула – крики, ропоты, вой – слышишь? Такими в безлюбье стихи родятся зимой. Чья кисть обеляет око? – только белый в расход: из пеплоса – бледный мой локоть, из пепла – тусклый восход… Но как из медового теста вымесить огненный хлеб? Такому не ведают места ни Лимб, ни Небо – Эреб! где красного тока люстры на языках свечей несут миллионоустно отсветы наших ночей, стеклянные пчёлы ветра сосут из неспёкшихся ран подвижные завязи метра, янтарных звуков икра взрывается строчками в замяти, растром растраченных лет, вбирая жабрами памяти трепет неба в траве. Там наши корни впиваются в просинь его огня, и глуби лиц поднимаются из мелководий дня. Август, созерцатель и пасечник красных моих телец! Когда обожжёнными пальцами о куполов голубец расправлен голос и выцежен до окоёма скул, снаружи – серебряным Китежем, с изнанки – дулом к виску, нам остаётся немерено, там – пламя, здесь – гулкий звук из мякоти звёздного черепа – в творящую пустоту
Популярные стихи