Письмо Василью Ильичу Бибикову о смерти Князя Федора Алексеевича Козловского, который скончал жизнь свою при истреблении турецкого флота

Когда хочу писать к тебе сии я строки,

В то время из очей моих льют слезны токи

И из трепещущей руки перо падет.

О Бибиков, мой друг, Козловского уж нет!

Он кончил жизнь, и нам не зреть его вовеки.

Пролей и ты о нем со мною слезны реки;

Я знаю, что тебя встревожит весть сия:

Ты, Бибиков, его любил равно как я.

Я знаю, что о нем и ты стенати будешь,

И знаю, что его ты вечно не забудешь.

Уже престала нас сия надежда льстить,

Что время нам его возможет возвратить;

Но время, как река, в понт вечности стремится,

А друг наш никогда уж к нам не возвратится.

Не возвратится он... Льзя ль было вобразить,

Что рок готовился нас вестью сей сразить?

О весть ужасная, ты ум мой устрашила,

Жестокая судьба, ты друга нас лишила!

Хоть больше свойственно рыдание женам —

Но можно ль, Бибиков, о нем не плакать нам?

Кто сам чувствителен и дружбы цену знает,

Тот сам, увидя нас, и с нами восстенает.

Он более других тобою знаем был:

Ты знаешь, сколько он отечество любил,

Художеств и наук Козловский был любитель,

А честь была ему во всем путеводитель:

Не шествуя ль за ней, он жизнь свою скончал

И храброй смертию дела свои венчал?

Я мысленными зрю его теперь очами,

Неустрашенного меж острыми мечами,

Когда россияне стремились на врагов,

Чему, я думаю, свидетель был Орлов,

Свидетель дел его и был свидетель чести.

Преславный сей герой уверит нас без лести,

Когда его судьба во град сей возвратит,

Тогда он нам о нем подробно возвестит.

Не сомневайся в том и будь о сем известен:

Кто мог нам другом быть, тот должен быть и честен.

Сие одно меня в печали веселит,

Что он окончил жизнь, как долг и честь велит,

Имея во уме отечество драгое.

Так будем, Бибиков, с тобою мы в покое,

Не станем более крушиться и стенать,

Но будем иногда его воспоминать.

Когда о храбрых кто делах вещати станет,

Козловский первый к нам во ум тогда предстанет;

Хвалу ли будет кто нелестным плесть друзьям,

Он должен и тогда представиться глазам;

Иль с нами разделять кто будет время скучно,

Он паки в памяти пребудет неотлучно;

Всечасно тень его встречать наш будет взор,

Наполнен будет им всегда наш разговор.

Итак, хоть жизнь его судьбина прекратила

А тело злачная пучина поглотила,

Он именем своим пребудет между нас,

Мы будем вспоминать его на всякий час.

1770