К князю П. А. Вяземскому

Quand je pense au degout que les poetes

ont a essuyer, je m’etonne qu’il y en ait

d’assez hardis pour braver l’ignorance de

la multitude, et la censure dangereuse

des demi-savants qui corrompent

quelquefois le jugement du public.

Le Sage1

Как трудно, Вяземский, в плачевном нашем мире

Всем людям нравиться, их вкусу угождать!

Почтенный Карамзин на сладкозвучной лире

В прекраснейших стихах воспел святую рать,

Падение врага, царя России славу,

Героев подвиги и радость всех сердец.

Какой же получил любимец муз венец?

Он, вкуса следуя и разума уставу,

Все чувствия души в восторге изливал,

Как друг отечества и как поэт писал, -

Но многие ль, скажи, ценить талант умеют?

О, горе, горе нам от мнимых знатоков!

Судилище ума - собранье чудаков,

И в праздности сердца к изящному хладеют.

Давно ли, шествуя Корнелию вослед,

Поэт чувствительный, питомец Мельпомены,

Творец Димитрия, Фингала, Поликсены,

На Севере блистал?.. И Озерова нет!

Завистников невежд он учинился жертвой;

В уединении, стенящий, полумертвый,

Успехи он свои и лиру позабыл!

О зависть лютая, дщерь ада, крокодил,

Ты в исступлении достоинства караешь,

Слезами, горестью питаешься других,

В безумцах видишь ты прислужников своих

И, просвещенья враг, таланты унижаешь!

И я на лире пел, и я стихи любил,

В беседе с музами блаженство находил,

Свой ум обогащать учением старался,

И, виноват, подчас в посланиях моих

Я над невежеством и глупостью смеялся;

Желанья моего я цели не достиг;

Врали не престают злословить дарованья,

Печатать вздорные свои иносказанья

И в публике читать, наперекор уму,

Похвальных кучу од, не годных ни к чему!

Итак, я стал ленив и празден поневоле;

Врагов я не найду в моей безвестной доле.

Пусть льются там стихи нелепые рекой,

Нет нужды - мне всего любезнее покой.

Но, от учености к забавам обращаясь,

Давно ли, славою мы русской восхищаясь,

Торжествовали здесь желанный всеми мир?

И тут мы критиков, мой друг, не удержали;

При блеске празднества, при звуке громких лир

Зоилы подвиг наш и рвенье осуждали:

Искусство, пышность, вкус и прелестей собор -

Всё сделалось виной их споров и укор!

Не угодишь ничем умам, покрытым тьмою,

И, право, не грешно смеяться над молвою!

Какой-то новый Крез, свой написав портрет,

Обжорливых друзей к обеду приглашает:

Богатым искони ни в чем отказа нет.

Друзья съезжаются - хозяин ожидает,

Что будут славного художника хвалить,

Известного давно искусством, дарованьем;

Но сборище льстецов кричит с негодованьем,

И точно думая тем Крезу угодить,

Что в образе его малейшего нет сходства,

Нет живости в лице, улыбки, благородства.

Послушный Апеллес берет портрет домой.

Чрез месяц наш Лукулл дает обед другой;

Друзья опять на суд. Дворецкий объявляет,

Что барин нужного курьера отправляет

И просит подождать. Садятся все кругом;

О мире, о войне вступают в разговоры;

Европу разделив, политики потом

На труд художника свои бросают взоры,

«Портрет, - решили все, - не стоит ничего:

Прямой урод, Эзоп, нос длинный, лоб с рогами!

И долг хозяина предать огню его!»

- «Мой долг не уважать такими знатоками

(О чудо! говорит картина им в ответ):

Пред вами, господа, я сам, а не портрет!»

Вот наших критиков, мой друг, изображенье!

Оставим им в удел упрямство, ослепленье.

Поверь, мы счастливы, умея дар ценить,

Умея чувствовать и сердцем говорить!

С тобою жизни путь украсим мы цветами:

Жуковский, Батюшков, Кокошкин и Дашко?в

Явятся вечерком нас услаждать стихами;

Воейков пропоет твои куплеты с нами

И острой насмешит сатирой на глупцов;

Шампанское в бокал пенистое польется,

И громкое ура веселью разнесется.

1815

1 Когда я думаю о тех оскорблениях, которые приходится сносить поэтам, я удивляюсь тому, что среди них находятся отважные настолько, чтобы презирать невежественность толпы и опасную цензуpy полуученых которые иногда искажают суждение публики. Лесаж (франц.). - Ред.