Крымское

Записи сердца. Вольный размер

Турки

Вырея блестящего и щеголя всегда – окурки

Валяются на берегу.

Берегу

Своих рыбок

В ладонях

Сослоненных.

Своих улыбок

Не могут сдержать белокурые

Турки.

Иногда балагурят.

Я тоже роняю окурок...

Море в этом заливе совсем засыпает.

Засыпают

Рыбаки в море невод.

Небо

Слева... в женщине

Вы найдете тень синей?

Рыбаки не умеют:

Наклонясь, сети сеют.

Рабочий спрашивает: «А чи я бачил?»

Перекати–полем катится собачка.

И, наклонясь взять камешек,

Чувствую, что нужно протянуть руку прямо еще.

Под руководством маменьки

Барышня учится в воду камень кинуть.

На бегучие сини

Ветер сладостно сеет

Запахом маслины,

Цветок Одиссея.

И, пока расцветает, смеясь, семья прибауток,

Из ручонки

Мальчонки

Сыпется, виясь, дождь в уплывающих уток.

Море щедрою мерой

Веет полуденным золотом.

Ах! Об эту пору все мы верим,

Все мы молоды.

И начинает казаться, что нет ничего

                 невообразимого,

Что в этот час

Море гуляет среди нас,

Надев голубые невыразимые.

День, как срубленное дерево, точит свой сок.

Жарок песок.

Дорога пролегла песками.

Во взорах – пес, камень.

Возгласы: «Мамаша, мамаша!»

Кто–то ручкой машет.

Жар меня морит.

Морит и море.

Блистает «сотки» донце...

Птица

Крутится,

Летя. Круги...

Ах, други!

Я устал по песку таскаться!

А дитя,

Увидев солнце,

Закричало: «Цаца!»

И этот вечный по песку хруст ног!

Мне грустно.

О, этот туч в сеть мигов лов!

И крик невидимых орлов!

Отсюда далеко все видно в воде.

Где глазами бесплотных тучи прошли,

Я черчу «В» и «Д».

Чьи? Не мои.

Мои: «В» и «И».

По устенью

Ящерица

Тащится

Тенью,

Вся нежная от линьки.

Отсюда море кажется

Выполощенным мозолистыми руками в синьке.

День! Ты вновь стал передо мной, как

                       карапузик–мальчик,

Засунув кулачки в карманы.

Но вихрь уносит песень дальше

И ясны горные туманы.

Все молчит. Ни о чем не говорят.

Белокурости турок канули в закат.

О, этот ясный закат!

Своими красными красками кат!

И его печальные жертвы –

Я и краски утра мертвыя.

В эти пашни,

Где времена роняли свой сев,

Смотрятся башни,

Назад не присев!

Где было место богов и земных дев виру,

Там в лавочке – продают сыру.

Где шествовал бог – не сделанный, а настоящий,

Там сложены пустые ящики.

И обращаясь к тучам,

И снимая шляпу,

И отставив ногу

Немного,

Лепечу – я с ними не знаком –

Коснеющим, детским, несмелым языком:

«Если мое скромное допущение справедливо,

Что золото, которое вы тянули,

Когда, смеясь, рассказывали о любви,

Есть обычное украшение вашей семьи,

То не верю, чтоб вы мне не сообщили,

Любите ли вы «тянули»,

Птичку «сплю»,

А также в предмете «русский язык»

Прошли ли

Спряжение глагола «люблю»? И сливы?»

Ветер, песни сея,

Улетел в свои края.

Лишь бессмертновею

Я.

Только.

«И, кроме того, ставит ли вам учитель двойки?»

Старое воспоминание жалит.

Тени бежали.

И старая власть жива,

И грустны кружева.

И прежняя грусть

Вливает свой сон в слово «Русь»...

«И любите ли вы высунуть язык?» *

Примечания: Вырей –

южные страны. Устенье – камни

около стены. «Тянули» – лакомство,

распространенное в средней России.

«Сплю» – небольшая совка,

водящаяся в Крыму. Турки нередко бывают

белокурыми. «Цаца» – слово из

детского языка, зн[ачит] «игрушка,

забава».– Комментарий В. Хлебникова.

Конец 1908