Бабушка русской поэзии

Полуседая и полуслепая,

Полунемая и полуглухая,

Вид — полоумной или полусонной,

Не говорит — мурлычет монотонно,

Но — улыбается, в елее тая.

Свой бубен переладив на псалмодий,

Она пешком на богомолье ходит

И Зубовскую пустынь посещает,

Но если церковь цирком называет,

То это бес ее на грех наводит.

Кто от нее ль изыдет, к ней ли внидет, —

Всех недослышит или недовидит,

Но — рада всякой одури и дури, —

Она со всеми благолепно курит

Но почему-то — ладан ненавидит.

Ей весело цензуры сбросить пояс,

Ей — вольного стиха по санкам полоз

Она легко рифмует плюс и полюс,

Но — все ее не, нет, и без, и полу —

Ненужная бесплодная бесполость.

18 июня 1918

Без лета были две зимы...

Без лета были две зимы,

Две мглы, две темноты.

Два года каторжной тюрьмы,

Два года рабской немоты

     Я вынесла. А ты?

Я не сдаюсь. Смеюсь, шучу

В когтях у нищеты,

Пишу стихи, всего хочу,

Как хлеба — красоты.

     Я не грущу. А ты?

В двухлетней пляске двух теней

Обмана и Тщеты

Я вижу только сон о сне

Последней пустоты.

     И я — свой сон — как ты.

1920

Да, нам любовь цвела и пела...

Да, нам любовь цвела и пела

На вольной воле Блока рифм.

Искали мы с Андреем Белым

Мудреной рифмы логарифм.

Мы за Ахматовой метались

От душной страсти без ума,

Для Кузмина мы наряжались

И в маркизет и в гро-дама.

Мы отдыхали на Бальмонте —

Лесной поляне трав и мха,

И нами в Брюсове-архонте

Не узнан каторжник стиха.

Нас Вячеслав Великолепный

И причащал и посвящал,

Для нас он мир в эдем вертепный —

В обоих смыслах — обращал.

Где изнывала, токи крови

Лия, стенающая тварь,

Он воздвигал и славословил

Свой торжествующий алтарь.

Кровь Сатаны храня в Граале,

Христа в Диониса рядил,

И там, где, корчась, умирали,

Благословлял — и уходил.

11 января 1918

Мой город

Трамваев грохот и скрежет,

Горячий мягкий асфальт.

Навязчиво ухо режет

Газетчика звонкий альт.

От двери к двери — любезный,

Вполне корректный отказ.

— Мы можем быть вам полезны,

Но — кто-нибудь знает вас? —

Меня не знает никто там.

О, сердце людей — базальт.

И дальше, к новым воротам,

И снова трамвай, асфальт.

Но этот жестокий город

Такой красивый и свой,

Что каждый мне камень дорог

В пыли его мостовой.

С Моста — Далекого Вида

Легла золотая мгла.

И тонет в реке обида,

Уходит боль в купола.

Кто любит, тот не осудит,

Кремнистый не бросит путь.

Мой город милостив будет

К другому кому-нибудь.

28 мая 1917

Некогда подумать о себе...

Некогда подумать о себе,

О любви, никем не разделенной.

Вся-то жизнь — забота о судьбе,

О судьбе чужой, непобежденной.

Весь-то день — уборка и плита,

Да еще аптекарские склянки.

Вся-то ночь — небесная мечта,

Бред Кассандры — или самозванки?

Долго, долго не ложится тень.

Утро настает незванно рано.

Но и днем сквозь усталь, пыль и лень

Слышны ей — лесные флейты Пана.

4 мая 1916