Дневник Берга

1.

Рассматривая поры и каверны,
я отделяю пустоту от света,
пролистывая записи свои.
Заворожённый свойствами предмета,
я очищаю истину от скверны
и разбираю древние слои.

В прогрессе человеческого рода
я вижу очевидные следы
не просто генетического кода,
не только окружающей среды,
но третий фактор, третий компонент:
эмульсия несмытых кинолент;
немыслимое пиршество для глаза;
суть воздуха, огня, воды, земли –

сокровища, достойные рассказа,
под микроскопом Берга расцвели.

2.

Что ж я открыл, о чём ни Карл фон Бэр,
ни Шванн, ни Шлейден не подозревали?
В особо отшлифованном кристалле
какой расшифровал античный свиток?
Каких достиг мельчайших, дробных сфер,
структур и отложений? Что нашёл
я в дымной глубине застывших смол,
янтарный миллионолетний слиток
просверливая огненным лучом,
как будто в некий рай своим ключом
дверь открывая?..
Сотни мелких меток,
подобно тем, что шьются на бельё,
сидят в основе всех существ и клеток,
сплетя сознание и бытиё.

В кавернах наших душ живут частицы,
создания бездонной глубины,
возничие всемирной колесницы,
хранители невидимой страны.
Они древнее клетки и кристалла,
первичнее клетчатки и белка;
их мудрость жизнь ещё не перестала
копировать рукой ученика.

Я это всё здесь говорю к тому,
что эти-то создания и дали
толчок исходный нашему уму.
(Я опускаю многие детали).

3.

Иначе говоря – свернув с дороги,
где всё решают гены или боги,
я продираюсь сквозь густой репей
на пустырях теории; и снова
в строении наследственных цепей
я чувствую присутствие чужого,
текучего и древнего ума,
наличие особого клавира – как будто бы история сама
осела плёнкой на основах мира.

Как на музейном дивном полотне,
мне виден результат её работы:
на сдвоенном хрустальном волокне,
идущем через радужные соты,
есть сонм частиц, плетущих нерв и мозг,
вбирающих энергию и время,
так пчёлы мёд упрятывают в воск,
так сладкий плод в себе содержит семя –
и эти обитатели как раз,
похоже по всему, создали нас.

4.

Что скажут обо мне через пятьсот
унылых лет? Допустим, так: «Отверг
наш мир естествоведческую веру.
Теперь река забвения течёт
размеренно. И прутик лозоходца
носить приятней, чем всю жизнь бороться
за истину. А вот аптекарь Берг
пытался утвердить свою манеру
анализа и синтеза, но зря:
у нас настала новая пора;
нам лучше жить, не зная, не смотря,
не думая; реторты и пера
труд не для нас; на миллионы лиг
давно уж нет ни опытов, ни книг.
Живём мы без срывания личин,
зато обходимся без зуботычин,
наш мир крупнозернист и холистичен,
не надо в нём искать первопричин», –
такой вердикт они произнесут.

А я, когда бы призван был на суд
потомков, копошащихся под гнётом
эмпирики, в их Эмпиреях квёлых –
рассказывать о поисках чудес,
о призрачных, немыслимо тяжёлых,
забытых временах; о том, как лес
провербиальный нам из-за стволов
увиделся – не стал бы. Мой улов
вытаскиваю я на дикий брег,
не пользуясь вниманием коллег.

5.

Коллег, признаться, не имею я.
Коллега в нашем веке есть калека:
в обозе у медлительного века
галдят они, как стая воронья,
а то ещё, как чайки или крачки,
когда у нищей лодки рыбака
они слетятся в поисках подачки,
пока сильна дающего рука.

Мне не противно званье мизантропа;
мне кошелька не выдаст меценат;
мой мир – под светлым кругом микроскопа,
в скрещении иных координат.
Там – новый, смелый мир, уже привычный;
частицами взволнованного света
он выгравирован, как ширь морей
вспенённая, ярящаяся; личный
мир, скрытый позади моих дверей;
мой мир натуралиста и поэта.

A что сказал бы Левенгук, мой брат
по цеху? Он-то точно был бы рад.

6.

Так я, Карл Людвиг Берг, аптекарь в Риге,
произношу вердикт в амбарной книге,
как акванавт, достигнув глубины.

Здесь вечности слoи застеклены.
На полках мириад моих флаконов,
с ретортами и вытяжкою рядом,
доказывает подлинность законов,
которые аптекарь Берг постиг
не от профессоров и не из книг,
а собственным умом и цепким взглядом.

И всякий, кто откроет мой дневник,
готические буквы разбирая,
поймёт, конечно же, что я проник
в преддверия утраченного рая –
который есть не выдумка, не миф,
не обещание посмертной веры,
хранимое в чулане про запас, –
а память. Может быть, её открыв,
теперь мы станем лучше. Ведь для нас
имеют смысл старинные примеры.