Все стихи на одной странице

Виктор Тепляков

Вакхическая песня

Dissipat Evius

Curas edaces. Quis puer ocius

Restinguet ardentis Falerni

Pocula praetereunte lympha!

Horat., Lib. II, od. 8.*)

* Эввий думы гнетущие

Рассеет быстро. Отрок, проворнее

Фалерна огненную влагу

Ты обуздай ключевой водою!

Гораций, кн. 2, ода 8(лат.).

Перевод Г.Ф.Церетели

Эввий - одно из имён Вакха.

Наполним бокалы, - я жаждой такой

Досель никогда не томился, -

О, выпьем же! Кто не пивал под луной,

За чашей с людьми не мирился?

Всё в пёстрой сей жизни коварный обман;

Лишь ты без обмана, шипучий стакан!

Всего на пиру я у жизни вкусил;

Душою пред чёрными таял очами, -

Любил я. О! кто на земле не любил?

Но милыми кто ж обаянный устами

Всю цену блаженства изведал вполне,

Доколе он страсти томился в огне?

В те годы, когда наш младой идеал

Без крыльев нам дружество кажет,

Ласкал я друзей. Кто своих не ласкал?

Но кто же теперь нам докажет,

Что так ему верны бывали друзья,

Как ты, винограда златая струя?

Любви изменяет нам часто звезда,

Для дружбы душа холодеет.

Лишь ты неизменен, наш нектар, всегда!

Становишься стар ты. И кто ж не стареет?

Но кто же, как ты, похвалиться бы мог,

Что годы сугубят в нём сил кипяток?

Девичьим ли сердцем кто в жизни счастлив -

Соперник уж нашего близок кумира:

И вот мы ревнивы. Но кто ж не ревнив?

В тебе лишь гармония мира!

О чаша, чем больше счастливых тобой,

Тем каждый твой рыцарь довольней судьбой!

Когда с летом жизни для наших сердец

Разгул милых шалостей гибнет,

К бутылке мы рвёмся душой наконец

И вдруг постигаем, - но кто ж не постигнет, -

Что истины яркой теперь, как всегда,

На дне лишь бутылки играет звезда?

Когда отворился Пандоры сундук

И радость исчезла прямая,

Осталась надежда, бальзамом от мук.

Да, да! лишь надежда златая!

Но что нам в её обольстительном сне:

Рой благ досундучных у чаши на дне!

Да зреет же вечно в садах виноград!

Когда мы с своей распростимся весною,

Вино, постарев, наш утешит закат.

Умрём мы. Но кто ж не умрёт под луною?

Тогда на Олимпе нас встретит Зевес

И Геба наполнит фиалы небес!

Не позднее 1836

Гебеджинские развалины

Не мира ль древнего обломки предо мной?

Не допотопные ль здесь призраки мелькают?

Не руки ль грозные таинственной косой

Во мгле ничтожества сверкают?

Повсюду смерть! повсюду прах!

Столбов, поникнувших седыми головами,

Столбов, у Тленности угрюмой на часах

Стоящих пасмурно над падшими столбами, –

Повсюду сумрачный дедал в моих очах!

Над жатвой, градом пораженной,

Или над рощей, низложенной

Обрывом исполинских гор,

Или над битвенной равниной,

Покрытой мертвою и раненой дружиной,

Чей сумрачный скитался взор?

Пускай же те лишь алчут взгляды

Обнять дремучие громады

Сих чудных, Вечностью сосчитанных столбов:

Вот жатва, смятая Сатурновой пятою,

Вот сучья временем низложенных дубров,

Вот рать, побитая Ничтожества рукою

И в прахе спящая под саваном веков!

Здесь нет земного завещанья,

Ни письмен, ни искусства нет;

Но не древнее ли преданья

Миров отживших дивный след?..

Дружины мертвецов гранитных!

Не вы ли стражи тех столбов,

На коих чудеса веков,

Искусств и знаний первобытных

Рукою Сифовых начертаны сынов?..

Как знать, и здесь былой порою,

Творенья, может быть, весною,

Род человеческий без умолку жужжал –

В те времена, как наших башен

Главою отрок достигал,

И мамонта, могуч и страшен,

На битву равную охотник вызывал!

Быть может, некогда и в этом запустенье

Гигантской роскоши лилось обвороженье:

Вздымались портики близь кедровых палат,

Кругом висячие сады благоухали,

Теснились медные чудовища у врат,

И мрамор золотом расписанных аркад

Слоны гранитные хребтами подпирали!

И здесь огромных башен лес,

До вековых переворотов,

Пронзал, быть может, свод небес,

И пена горных струй, средь пальмовых древес.

Из пасти бронзовых сверкала бегемотов!

И здесь на жертвенную кровь,

Быть может, мирными венчанные цветами,

Колоссы яшмовых богов

Глядели весело алмазными очами...

Так, так! подлунного величия звездой

И сей Ничтожества был озарен объедок, –

Парил умов надменных рой,

Цвела любовь... и напоследок –

Повсюду смерть, повсюду прах

В печальных странника очах!

Лишь ты, Армида красотою,

Над сей могилой вековою,

Природа-мать, лишь ты одна

Души магической полна!

Какою роскошью чудесной

Сей град развалин неизвестный

Повсюду богатит она!

Взгляните: этот столб, гигант окаменелый,

Как в поле колос переспелый,

К земле он древнею склонился головой;

Но с ним, не двинутый годами,

Сосед, увенчанный цветами,

Гирляндой связан молодой;

Но с головы его маститой

Кудрей зеленых вьется рой,

И плащ из листьев шелковитый

Колышет ветр на нем лесной!

Вот столб другой: на дёрн кудрявый,

Как труп он рухнулся безглавый,

Но по зияющим развалины рубцам

Играет свежий плющ и вьётся мирт душистый,

И великана корень мшистый

Корзиной вешним стал цветам!

И вместо рухнувшей громады

Уж юный тополь нежит взгляды,

И тихо всё... лишь соловей,

Как сердце, полное то безнадежной муки,

То чудной радости, с густых его ветвей

Свои льёт пламенные звуки...

Лишь посреди седых столбов,

Хаоса диких трав, обломков и цветов,

Вечерним золотом облитых,

Семейство ящериц от странника бежит

И в камнях, зелени узорами обвитых,

Кустами дальними шумит!..

Иероглифы вековые,

Былого мира мавзолей!

Меж вами и душой моей,

Скажите, что за симпатия?

Нет! вы не мёртвая Ничтожества строка:

Ваш прах – урок судьбы тщеславию потомков;

Живей ли гордый лавр сих дребезгов цветка?..

О, дайте ж, дайте для венка

Мне листьев с мёртвых сих обломков!

Остатки Древности святой,

Когда безмолвно я над вами

Парю крылатою мечтой –

Века сменяются веками,

Как волны моря, предо мной!

И с великанами былыми

Тогда я будто как с родными,

И неземного бытия

Призыв блаженный слышу я!..

Но день погас, а я душою

К сим камням будто пригвожден;

И вот уж яхонтовой мглою

Оделся вечный небосклон.

По морю синего эфира,

Как челн мистического мира,

Царица ночи поплыла,

И на чудесные громады

Свои опаловые взгляды

Сквозь тень лесную навела.

Рубины звёзд над нею блещут

И меж столбов седых трепещут,

И, будто движа их, встают

Из-под земли былого дети

И мёртвый град свой узнают,

Паря во мгле тысячелетий...

Зверей и птиц ночных приют,

Давноминувшего зерцало,

Ничтожных дребезгов твоих

Для градов наших бы достало!

К обломкам гордых зданий сих,

О Альнаскары! приступите,

Свои им грёзы расскажите,

Откройте им: богов земных

О чем тщеславие хлопочет?

Чего докучливый от них

Народов муравейник хочет?..

Ты прав, божественный певец:

Века – веков лишь повторенье!

Сперва – свободы обольщенье,

Гремушки славы наконец,

За славой – роскоши потоки,

Богатства с золотым ярмом,

Потом – изящные пороки,

Глухое варварство потом!..

1829

Затворник

Земля! не покрывай кровь мою;

да не заглушатся мои стенания

в недрах твоих.

Иов

Земного бытия здесь нет;

Не тишина здесь гробовая -

Здесь хлад души, здесь сердца бред;

Здесь жизнь, покинув милый свет,

Жива, всечасно умирая!

Зари румяной узник ждёт;

Но в бездне ль сей она взыграет!

Святую жалость он зовёт -

Где жалость? где? - Над сводом свод

Его рыданья заглушает!

Как корни древа, перевит

Дедал страданий под землёю;

Тюрьма тюрьму во мгле теснит;

Ручей медлительный бежит

Зелёной по стенам змеёю.

В них сна вотще зеницы ждут -

И между тем в сей мгле печальной

Без пробужденья дни текут;

Минуты чёрные бредут,

Веков огромных колоссальней.

Вотще за мыслью мысль летит,

В хаосе гибельном вращаясь, -

От дум нестройных мир бежит;

Безумства яд душе грозит,

Во все мечты её впиваясь.

И в черноте ль сей глубины

Ещё живут воспоминанья?

Льют в сердце звуки старины,

И шум земной, и счастья сны,

Как дальней музыки бряцанье!

Здесь шум единый - ветра вой,

На башне крик ночного врана,

Часов церковных дальний бой,

Да крики стражей, да порой

Треск заревого барабана.

Почто ж душа к своим летит?

Ах, ни на миг слеза родная

Здесь грусть души не усладит!

С ней звук цепей здесь говорит;

Здесь слёзы пьёт земля сырая.

Как знать? быть может, над землёй

Уж солнце вешнее играет;

А в сей пучине - мрак сырой;

Здесь хлад осенний и весной

Всю в жилах кровь оледеняет.

Но если солнечным лучом

Мой взор уж больше не пленится,

То над страдальческим одром

Пускай хоть ярый божий гром,

Примчась к оковам, разразится!

О, если б узник мог схватить

Стрелу перуна огневую,

Чтоб ею грудь себе пронзить!..

Но нет, страданью ль позабыть

Десницу Промысла святую!

О, хоть в виденьи ты ночном,

Моя Психея, мне явися!

О друге гибнущем своём

Вздохни, заплачь перед Творцом

Иль горю горько улыбнися!..

1826

Любовь и Ненависть

Когда вокруг тебя, средь ветреных пиров,

Веселья пошлого морозный блеск мерцает,

Вельможа и богач, и светских мотыльков

Ничтожный, пёстрый рой докучливо мелькает, -

Ты помнишь ли, что там, как жребий над тобой,

Угрюм иль радостен, твой раб иль повелитель,

Змеёй иль голубем, дух злой иль добрый твой,

Повсюду бодрствует, в толпе незримый зритель?..

Твой друг, когда по нём душа твоя болит,

Наполнит для тебя весь божий мир любовью,

Мечтами райскими твой сон обворожит,

Как дух мелодии приникнет к изголовью...

Далёкой области могучий властелин,

В венце рубиновом и в огненной порфире,

Тебе предстанет он таинственно-один

В чертогах радужных, в лазоревом эфире.

В глухую ночь времён с тобой проникнет он,

Тебе в хаосе их покажет царств паденье

И то, чем человек столь жалко ослеплён, -

В пучине тленности, в когтях уничтоженья.

Он тайны чудные царю морских валов

Открыть в коралловых дворцах тебе прикажет;

Тебе в утробе гор, под стражею духов,

Миров исчезнувших сокровища покажет.

К садам надоблачным восхитит он тебя,

Туда, где от любви сердца не увядают;

Где гнёзда ангелов над морем бытия

В шипках небесных роз, в рубинах звёзд сияют...

Но, если светскою прельстившись суетой,

Ты не поймёшь меня и для высокой страсти

Закроешь грудь свою... страшись! я недруг твой;

Тебя подавит гнёт моей волшебной власти!..

Твой ум, твою красу, как злобный демон, я

Тогда оледеню своей усмешки ядом;

В толпе поклонников замрёт душа твоя,

Насквозь пронзённая моим палящим взглядом.

Тебя в минуты сна мой хохот ужаснёт,

Он искры красные вокруг тебя рассеет;

Рука свинцовая дыханье перервёт,

Мертвящий сердцем хлад под нею овладеет.

С тобой я в дикий бор, как вихрь, перенесусь,

Вкруг сердца огненной опутаюсь змеёю;

В него, в твои уста медлительно вопьюсь,

Грудь сладострастною воспламеню мечтою.

Но тщетно знойные желанья закипят...

Больной души моей жестокое томленье,

Отрава ревности, напрасной страсти ад

Наполнят грудь твою в минуту пробужденья!..

1832

Отплытие

Прощай, прощай! мой родной берег

исчезает за синими волнами....

Лорд Байрон

Визжит канат; из бездн зыбучих

Выходит якорь; ветр подул;

Матрос на верви мачт скрипучих

Последний парус натянул -

И вот над синими волнами

Своими белыми крылами

Корабль свободный уж махнул!

Плывем!.. бледнеет день; бегут брега родные;

Златой струится блеск по синему пути.

Прости, земля! прости, Россия,

Прости, о родина, прости!

Безумец! что за грусть? в минуту разлученья

Чьи слезы ты лобзал на берегу родном?

Чьи слышал ты благословенья?

Одно минувшее мудрёным, тяжким сном

В тот миг душе твоей мелькало,

И юности твоей избитый бурей чёлн

И бездны перед ней отверстые казало!

Пусть так! но грустно мне! Как плеск угрюмых волн

Печально в сердце раздаётся!

Как быстро мой корабль в чужую даль несётся!

О лютня странника, святой от грусти щит,

Приди, подруга дум заветных!

Пусть в каждом звуке струн приветных

К тебе душа моя, о родина, летит!

Пускай на юность ты мою

Венец терновый наложила -

О мать! душа не позабыла

Любовь старинную твою!

Теперь – сны сердца, прочь летите!

К отчизне душу не маните!

Там никому меня не жаль!

Синей, синей, чужая даль!

Седые волны, не дремлите!

Как жадно вольной грудью я

Пью беспредельности дыханье!

Лазурный мир! в твоём сиянье

Сгорает, тонет мысль моя!

Шумите, парусы, шумите!

Мечты о родине, молчите:

Там никому меня не жаль!

Синей, синей, чужая даль!

Седые волны, не дремлите!

Увижу я страну богов;

Красноречивый прах открою:

И зашумит передо мною

Рой незапамятных веков!

Гуляйте ж, ветры, не молчите!

Утёсы родины, простите!

Там никому меня не жаль!

Синей, синей, чужая даль!

Седые волны, не дремлите!

Они кипят, они шумят -

И нет уж родины на дальнем небоскате!

Лишь точка слабая, её последний взгляд,

Бледнеет – и, дрожа, в вечернем тонет злате.

На смену солнечным лучам,

Мелькая странными своими головами,

Колоссы мрачные свинцовыми рядами

С небес к темнеющим спускаются зыбям...

Спустились; день погас; нет звезд на ризе ночи;

Глубокий мрак над кораблём;

И вот уж неприметным сном

На тихой палубе пловцов сомкнулись очи...

Всё спит, – и лишь у руля матрос сторожевой

О дальней родине тихонько напевает,

Иль, кончив срок урочный свой,

Звонком товарища на смену пробуждает.

Лишь странница-волна, взмутясь в дали немой,

Как призрак в саване, коленопреклоненный,

Над спящей бездною встаёт;

Простонет над пустыней вод –

И рассыпается по влаге опененной.

Так перси юности живой

Надежда гордая вздымает;

Так идеал её святой

Душа, пресытившись мечтой,

В своей пустыне разбивает.

Но полно! что наш идеал?

Любовь ли, дружба ли, прелестница ли слава?

Сосуд Цирцеи их фиал:

В нем скрыта горькая отрава!

И мне ль вздыхать о них, когда в сей миг орлом,

Над царством шумных волн, крылами дум носимый,

Парѝт мой смелый дух, как ветр неукротимый,

Как яркая звезда в эфире голубом!

Толпы бессмысленной хвалы иль порицанья,

Об вас ли в этот миг душе воспоминать!

Об вас ли сердцу тосковать,

Измены ласковой коварные лобзанья!

Нет, быстрый мой корабль, по синему пути

Лети стрелой в страны чужие!

Прости, далёкая Россия!

Прости, о родина, прости!

1829

Собака лает – ветер носит...

«Собака лает – ветер носит»;

Страницы белые поносит

Наш фантастический Барон:

Тупой остряк, зоил жестокой,

Ужели тем он так глубоко

В страницах этих огорчён,

Что в белизне их лиходейской

Нашел не то, чем для Лакейской

Он сам, журнальный наш Ферсит,

Базарной публики вития,

Свои страницы заказные

Немолчно каркая, чернит!..

1836

Томис

«Не буря ль это, кормчий мой?

Уж через мачты море хлещет,

И пред чудовищной волной,

Как пред тираном раб немой,

Корабль твой гнется и трепещет!»

- «Ужасно!.. руль с кормой трещат,

Колеблясь, мачты изменяют,

В лоскутья парусы летят

И с буйным ветром исчезают!»

- «Вели стрелять! быть может, нас

Какой-нибудь в сей страшный час

Корабль услышит отдаленный!»

И грянул знак... и всё молчит,

Лишь море бьется и кипит,

Как тигр бросаясь разъяренный;

Лишь ветра свист, лишь бури вой,

Лишь с неба голос громовой

Толпе ответствуют смятенной.

«Мой кормчий, как твой бледен лик!»

- «Не ты ль дерзнул бы в этот миг,

О странник! буре улыбаться?»

- «Ты отгадал!..» Я сердцем с ней

Желал бы каждый миг сливаться;

Желал бы в бой стихий вмешаться!..

Но нет, - и громче, и сильней

Святой призыв с другого света,

Слова погибшего поэта

Теперь звучат в душе моей!

1829