Элегия (Склонился на руку...)

«Склонился на руку тяжелой головою

   В темнице сумрачной задумчивый Поэт...

   Что так очей его погас могущий свет?

   Что стало пред его померкшею душою?

   О чем мечтает? Или дух его

      Лишился мужества всего

   И пал пред неприязненной судьбою?»

   — Не нужно состраданья твоего:

   К чему твои вопросы, хладный зритель

   Тоски, которой не понять тебе?

   Твоих ли утешений, утешитель,

   Он требует? оставь их при себе!

Нет, не ему тужить о суетной утрате

      Того, что счастием зовете вы:

Равно доволен он и во дворце и в хате;

Не поседели бы власы его главы,

   Хотя бы сам в поту лица руками

Приобретал свой хлеб за тяжкою сохой;

   Он был бы тверд под бурей и грозами

   И равнодушно снес бы мраз и зной.

Он не терзается и по златой свободе:

Пока огонь небес в Поэте не потух,

Поэта и в цепях еще свободен дух.

   Когда ж и с грустью мыслит о природе,

О божьих чудесах на небе, на земле:

О долах, о горах, о необъятном своде,

О рощах, тонущих в вечерней, белой мгле,

   О солнечном, блистательном восходе,

      О дивном сонме звезд златых,

Бесчисленных лампад всемирного чертога,

   Несметных исповедников немых

   Премудрости, величья, славы бога,—

      Не без отрады всё же он:

   В его груди вселенная иная;

В ней тот же благости таинственный закон,

      В ней та же заповедь святая,

По коей высше тьмы и зол и облаков

Без устали течет великий полк миров.

Но ведать хочешь ты, что сумрак знаменует,

   Которым, будто тучей, облегло

      Певца унылое чело?

      Увы! он о судьбе тоскует,

Какую ни Гомер, ни Камоенс, ни Тасс,

   И в песнях и в бедах его предтечи,

   Не испытали; пламень в нем погас,

Тот, с коим не были ему ужасны встречи

Ни с скорбным недугом, ни с хладной нищетой

      Ни с ветреной изменой

   Любви, давно забытой и презренной,

      Ни даже с душною тюрьмой.

18 июня 1832