Владимир
Алейников

* * *

Ночь киммерийская – на шаг от ворожбы,  
На полдороге до крещенья, – 
В поту холодном выгнутые лбы 
И зрения полёт, как обращенье 
К немым свидетельницам путаницы всей, 
Всей несуразицы окрестной –   
Высоким звёздам, – зёрна ли рассей   
Над запрокинутою бездной, 
Листву стряхни ли жухлую с ветвей, 
Тори ли узкую тропинку 
В любую сторону, прямее иль кривей, 
Себе и людям не в новинку, –   
Ты не отвяжешься от этой темноты 
И только с мясом оторвёшься 
От этой маревом раскинувшей цветы 
Поры, где вряд ли отзовёшься 
На чей-то голос, выгнутый струной, 
Звучащий грустью осторожной, 
Чтоб море выплеснуло с полною луной 
Какой-то ветер невозможный, 
Чтоб всё живущее напитывалось вновь 
Какой-то странною тревогой, 
Ещё сулящею, как некогда, любовь 
Безумцу в хижине убогой. 
  
Широких масел выплески в ночи, 
Ворчанье чёрное чрезмерной акварели, 
Гуаши ссохшейся, – и лучше не молчи,   
Покуда людям мы не надоели, 
Покуда ржавые звенят ещё ключи 
И тени в месиво заброшены густое, 
Где шарят сослепу фонарные лучи, 
Как гости странные у века на постое, 
По чердакам, по всяким закуткам, 
Спросонья, может быть, а может, и с 
     похмелья –   
Заначки нет ли там? – и цедят по 
     глоткам   
Остатки прежнего веселья, –   
Ухмылки жалкие расшатанных оград, 
Обмолвки едкие изъеденных ступеней, 
Задворки вязкие, которым чёрт не брат, 
Сады опавшие в обрывках песнопений, 
Которым врозь прожить нельзя никак, 
Все вместе, сборищем, с которым сжился 
     вроде, 
Уже отринуты, – судьбы почуяв знак,   
Почти невидимый, как точка в небосводе, 
Глазок оттаявший, негаданный укол 
Иглы цыганской с вьющеюся нитью 
Событий будущих, поскольку час пришёл, 
Уже доверишься наитью, –   
А там и ветер южный налетит, 
Желающий с размахом разгуляться, 
Волчком закрутится, сквозь щели 
     просвистит, 
Тем паче, некого бояться, –   
И все последствия безумства на заре 
Неумолимо обнажатся, –   
И нет причин хандрить мне в ноябре, 
И нечего на время обижаться. 
  
Вода вплотную движется к ногам, 
Откуда-то нахлынув, – неужели   
Из чуждой киммерийским берегам 
Норвежской, скандинавской колыбели? –   
И, как отверженный, беседуя с душой, 
Отшельник давешний, дивлюсь ещё 
     свободе, 
Своей, не чьей-нибудь, – и на уши 
     лапшой   
Тебе, единственной при этой непогоде, 
Мне нечего навешивать, – слова   
Приходят кстати и приходят сами –    
И нет хвоста за ними – и листва 
Ещё трепещет здесь, под небесами, 
Которые осваивать пора 
Хотя бы взглядом, –   
И пусть наивен я и жду ещё добра   
От этой полночи – она-то рядом, –   
Всё шире круг – ноябрьское крыльцо   
Ступени путает, стеная, 
Тускнеет в зеркальце холодное кольцо –  
      
И в нём лицо твоё, родная, 
Светлеет сызнова, – неужто от волшбы? – 
        
Пытается воздушное теченье 
Сдержать хоть нехотя дорожные столбы –  
      
От непомерности мученья 
Они как будто скручены в спираль 
И рвутся выше, 
И, разом создавая вертикаль, 
Уйдут за крыши, –   
Не выстроить чудовищную ось 
Из этой смуты –   
И зарево нежданное зажглось, 
И почему-то 
Узлом завязанная, вскрикнула туга 
И замолчала, –   
Как будто скатные сгустились жемчуга 
Полоской узкою, скользнувшей от 
     причала.