Басмач

Дым папиросный качнулся,

            замер и загустел.

Частокол чужеземных винтовок

            криво стоял у стен.

Кланяясь,

      покашливая,

            оглаживая клок бороды,

В середину табачного облака

              сел Иган-Берды.

Пиала зеленого чая —

            успокоитель души —

Кольнула горячей горечью

             челюсти курбаши.

Носком сапога

          покатывая

                одинокий патрон на полу,

Нетвердыми жирными пальцами

                он поднял пиалу.

А за окном пшеница

            гуляла в полном соку,

Но тракторист, не мигая,

            прижался щекой к штыку.

Он восемь бессонных суток

            искал по горам следы

И на девятые сутки

            встретил Иган-Берды.

Выстрелами оглушая

            дикие уши горы,

Взяли усталую шайку

            совхозники Дангары.

Тракторист засыпает стоя,

            но пальцы его тверды.

И чай крутого настоя

            пьет Иган-Берды.

Он поднимает руку

            и начинает речь,

Он круглыми перекатами

            движет просторы плеч,

Он рад, что кольцом беседы

               с ним соединены

Советские командиры —

            звезды большой страны.

Он никого не грабил

            и честно творил бой,

Глазам его чужды убийства,

            рукам его чужд разбой.

Как снежное темя Гиссара,

             совесть его бела,

И ни одна комсомолка

            зарезана им не была.

Сто раз он решал сдаваться,

            но случай к нему не пришел.

Он выстрадал пять сражений,

                  а это — нехорошо.

И как путник,

    поющий о жажде,

            хочет к воде припасть,

Так сердце его сухое

            ищет Советскую власть.

Милость Советской власти

            для храбрых — богатый пир.

Иган-Берды — знаменитый

            начальник и богатырь.

— Непреклонные мои пули

            падали гуще дождей,

От головы и до паха

            я разрубал людей.

Сокровища кооперативов

            я людям своим раздавал,

Повешенный мною учитель

            бога не признавал,

Тяжелой военной славой

               жилы мои горды.

Примите же, командиры,

            руку Иган-Берды!—

Но старший из командиров

             выпрямился во весь рост.

По темным губам переводчика

                медленно плыл допрос.

И женщина за стеною

            сыпала в миску

                         рис.

Прижавшись к штыку щекою,

            жмурился тракторист.

Солнца,

    сна

      и дыма

          он должен не замечать.

Он должен смотреть в затылок

                льстивого басмача.

Кланяется затылок

            и поднимается вновь,

Под выдубленной кожей

            глухо толчется кровь.

И тракторист усмехается

            твердым, сухим смешком:

Он видит не человека,

            а ненависти ком.

За сорванную посевную

            и сломанные его труды

Совсем небольшая расплата —

                         затылок

                               Иган-Берды.

1932