Пепел

Твой голос уже относило.

                      Века

Входили в глухое пространство

                         меж нами.

Природа

      в тебе замолчала,

И только одна строка

На бронзовой вышке волос,

            как забытое знамя,

            вилась

И упала, как шелк,

             в темноту.

Тут

       подпись и росчерк.

       Всё кончено,

Лишь понемногу

       в сознанье въезжает вагон,

       идущий, как мальчик,

       не в ногу

       с пехотой столбов телеграфных,

       агония храпа

       артистов эстрады,

       залегших на полках, случайная фраза:

       «Я рада»...

       И ряд безобразных

       сравнений,

       эпитетов

       и заготовок стихов.

И всё это вроде любви.

Или вроде прощанья навеки.

       На веках

       лежит ощущенье покоя

       (причина сего — неизвестна).

       А чинно размеренный голос

       в соседнем купе

       читает

о черном убийстве колхозника:

— Наотмашь хруст топора

       и навзничь — четыре ножа,

в мертвую глотку

       сыпали горстью зерна.

Хату его

       перегрыз пожар,

Там он лежал

       пепельно-черный.—

Рассудок —

       ты первый кричал мне:

       «Не лги».

Ты первый

       не выполнил

       своего обещанья.

Так к чертовой матери

       этот психологизм!

Меня обнимает

       суровая сила

       прощанья.

Ты поднял свои кулаки,

       побеждающий класс.

Маячат обрезы,

       и полночь беседует с бандами.

«Твой пепел

       стучит в мое сердце,

       Клаас.

Твой пепел

       стучит в мое сердце,

       Клаас»,—

Сказал Уленшпигель —

       дух

       восстающей Фландрии.

На снежной равнине

       идет окончательный

       бой.

Зияют глаза,

       как двери,

       сбитые с петель,

И в сердце мое,

       переполненное

       судьбой,

Стучит и стучит

       человеческий пепел.

Путь человека —

       простой и тяжелый

       путь.

Путь коллектива

       еще тяжелее

       и проще.

В окна лачугами лезет

       столетняя жуть;

Всё отрицая,

       качаются мертвые рощи.

Но ты зацветаешь,

       моя дорогая земля.

Ты зацветешь

       (или буду я

       трижды

       проклят...)

На серых болванках железа,

       на пирамидах угля,

На пепле

       сожженной

       соломенной кровли.

Пепел шуршит,

       корни волос

       шевеля.

Мужество вздрагивает,

       просыпаясь,

Мы повернем тебя

       в пол-оборота,

       земля.

Мы повернем тебя

       круговоротом,

       земля.

Мы повернем тебя

       в три оборота,

       земля,

Пеплом и зернами

       посыпая.

Январь 1930