Четырехэтажная халтура

В центре мира

             стоит Гиз —

оправдывает штаты служебный раж.

Чтоб книгу

          народ

               зубами грыз,

наворачивается

              миллионный тираж.

Лицо

    тысячеглазого треста

                        блестит

электричеством ровным.

Вшивают

       в Маркса

              Аверченковы листы,

выписывают гонорары Цицеронам.

Готово.

       А зав

            упрется назавтра

в заглавие,

           как в забор дышлом.

Воедино

       сброшировано

                   12 авторов!

— Как же это, родимые, вышло??—

Темь

    подвалов

            тиражом беля,

залегает знание —

                  и лишь

бегает

      по книжным штабелям

жирная провинциалка —

                      мышь.

А читатели

          сидят

               в своей уездной яме,

иностранным упиваются,

                      мозги щадя.

В Африки

        вослед за Бенуями

улетают

       на своих жилплощадях.

Званье

       — «пролетарские» —

                         нося как эполеты,

без ошибок

          с Пушкина1

                   списав про вёсны,

выступают

         пролетарские поэты,

развернув

         рулоны строф повёрстных.

Чем вы — пролетарий,

                   уважаемый поэт?

Вы

  с богемой слились

                   9 лет назад.

Ну, скажите,

            уважаемый пролет,—

вы давно

        динаму

              видели в глаза?

— Извините

          нас,

              сермяжных,

                        за стишонок неудачненький.

Не хотите

         под гармошку поплясать ли?—

Это,

    в лапти нарядившись,

                        выступают дачники

под заглавием

              — крестьянские писатели.

О, сколько нуди такой городимо,

от которой

          мухи падают замертво!

Чего только стоит

                 один Радимов

с греко-рязанским своим гекзаметром!

Разлунивши

          лысины лачки,

убежденно

         взявши

               ручку в ручки,

бороденок

         теребя пучки,

честно

      пишут про Октябрь

                       попутчики.

Раньше

      маленьким казался и Лесков —

рядышком с Толстым

                   почти не виден.

Ну, скажите мне,

               в какой же телескоп

в те недели

           был бы виден Лидин?!

— На Руси

          одно веселье —

                         пити...—

А к питью

         подай краюху

                     и кусочек сыру.

И орут писатели

               до хрипоты

                          о быте,

увлекаясь

        бытом

            госиздатовских кассиров.

Варят чепуху

          под клубы

                  трубочного дыма —

всякую уху

          сожрет

                читатель-Фока.

А неписанная жизнь

                  проходит

                          мимо

улицею фыркающих окон.

А вокруг

        скачут критики

                      в мыле и пене:

— Здорово пишут писатели, братцы!

— Гений-Казин2,

          Санников-гений...

Все замечательно!

                 Рады стараться!—

С молотка

         литература пущена.

Где вы,

       сеятели правды

                     или звезд сиятели?

Лишь в четыре этажа халтурщина:

Гиза,

     критика,

             читаки

                   и писателя.

Нынче

     стала

          зелень веток в редкость,

гол

   литературы ствол.

Чтобы стать

           поэту крепкой веткой —

выкрепите мастерство!