Христофор Коломб

Христофор Колумб

               был Христофор Коломб —

               испанский еврей.

                      Из журналов.

            1

Вижу, как сейчас,

          объедки да бутылки...

В портишке,

        известном

              лишь кабачком,

Коломб Христофор

         и другие забулдыги

сидят,

   нахлобучив

          шляпы бочком.

Христофора злят,

         пристают к Христофору:

«Что вы за нация?

            Один Сион!

Любой португалишка

            даст тебе фору!»

Вконец извели Христофора —

                        и он

покрыл

     дисканточком

                  щелканье пробок

(задели

      в еврее

            больную струну):

«Что вы лезете:

            Европа да Европа!

Возьму

   и открою другую

                  страну».

Дивятся приятели:

            «Что с Коломбом?

Вина не пьет,

         не ходит гулять.

Надо смотреть —

           не вывихнул ум бы.

Всю ночь сидит,

           раздвигает циркуля».

            2

Мертвая хватка в молодом еврее;

думает,

      не ест,

            недосыпает ночей.

Лакеев

    оттягивает

            за фалды ливреи,

лезет

    аж в спальни

            королей и богачей.

«Кораллами торгуете?!

            Дешевле редиски.

Сам

   наловит

        каждый мальчуган.

То ли дело

        материк индийский:

не барахло —

            бирюза,

                 жемчуга!

Дело верное:

         вот вам карта.

Это океан,

        а это —

                мы.

Пунктиром путь —

             и бриллиантов караты

на каждый полтинник,

               данный взаймы».

Тесно торгашам.

         Томятся непоседы.

Посуху

      и в год

           не обернется караван.

И закапали

       флорины и пезеты

Христофору

      в продырявленный карман.

            3

Идут,

   посвистывая,

            отчаянные из отчаянных.

Сзади тюрьма.

            Впереди —

                  ни рубля.

Арабы,

    французы,

           испанцы

                  и датчане

лезли

    по трапам

         Коломбова корабля.

«Кто здесь Коломб?

                До Индии?

                      В ночку!

(Чего не откроешь,

          если в пузе орган!)

Выкатывай на палубу

              белого бочку,

а там

    вези

       хоть к черту на рога!»

Прощанье — что надо.

            Не отъезд — а помпа:

день

   не просыхали

            капли на усах.

Время

   меряли,

        вперяясь в компас.

Спьяна

     путали штаны и паруса.

Чуть не сшибли

            маяк зажженный.

Палубные

      не держатся на полу,

и вот,

    быть может, отсюда,

                   с Жижона,

на всех парусах

            рванулся Коломб.

            4

Единая мысль мне сегодня люба,

что эти вот волны

            Коломба лапили,

что в эту же воду

            с Коломбова лба

стекали

      пота

         усталые капли.

Что это небо

        землей обмеля,

на это вот облако,

               вставшее с юга,—

«На мачты, братва!

            глядите —

                  земля!» —

орал

   рассудок теряющий юнга.

И вновь

      океан

           с простора раскосого

вбивал

      в небеса

            громыхающий клин,

а после

      братался

            с волной сарагоссовой,

и вместе

      пучки травы волокли.

Он

  этой же бури слушал лады.

Когда ж

      затихает бури задор,

мерещатся

         в водах

             Коломба следы,

ведущие

      на Сан-Сальвадор.

Вырастают дни

         в бородатые месяцы.

Луны

   мрут

       у мачты на колу.

Надоело океану,

           Атлантический бесится.

Взбешен Христофор,

             извелся Коломб.

С тысячной волны трехпарусник

                           съехал.

На тысячу первую взбираться

                           надо.

Видели Атлантический?

            Тут не до смеха!

Команда ярится —

             устала команда.

Шепчутся:

      «Черту ввязались в попутчики.

Дома плохо?

      И стол и кровать.

Знаем мы

        эти

            жидовские штучки —

разные

    Америки

         закрывать и открывать!»

За капитаном ходят по пятам.

«Вернись!— говорят,

             играют мушкой.—

Какой ты ни есть

            капитан-раскапитан,

а мы тебе тоже

            не фунт с осьмушкой».

Лазит Коломб

         на брамсель с фока,

глаза аж навыкате,

            исхудал лицом;

пустился вовсю:

           придумал фокус

со знаменитым

            Колумбовым яйцом.

Что яйцо?—

            игрушка на день.

И день

     не оттянешь

            у жизни-воровки.

Галдит команда,

          на Коломба глядя:

«Крепка

      петля

          из генуэзской веревки.

Кончай,

    Христофор,

          собачий век!..»

И кортики

        воздух

            во тьме секут.

«Земля!» —

      Горизонт в туманной

                        кайме.

Как я вот

       в растущую Мексику

и в розовый

          этот

             песок на заре,

вглазелись.

      Не смеют надеяться:

с кольцом экватора

            в медной ноздре

вставал

      материк индейцев.

            6

Года прошли.

          В старика

                  шипуна

смельчал Атлантический,

                  гордый смолоду.

С бортов «Мажестиков»

                  любая шпана

плюет

   в твою

      седоусую морду.

Коломб!

    твое пропало наследство!

В вонючих трюмах

            твои потомки

с машинным адом

            в горящем соседстве

лежат,

    под щеку

         подложивши котомки.

А сверху,

      в цветах первоклассных розеток,

катаясь пузом

          от танцев

                до пьянки,

в уюте читален,

              кино

                  и клозетов

катаются донны,

            сеньоры

                  и янки.

Ты балда, Коломб,—

            скажу по чести.

Что касается меня,

            то я бы

                  лично —

я 6 Америку закрыл,

            слегка почистил,

а потом

      опять открыл —

                  вторично.