Прощание (Обыкновенно мы говорим...)

(Кафе)

Обыкновенно

       мы говорим:

все дороги

        приводят в Рим.

Не так

    у монпарнасца.

Готов поклясться.

И Рем,

    и Ромул,

         и Ремул и Ром

в «Ротонду» придут

или в «Дом»1.

В кафе

    идут

        по сотням дорог,

плывут

    по бульварной реке.

Вплываю и я:

        «Garcon,

            un grog

americain!»2

Сначала

    слова,

        и губы,

            и скулы

кафейный гомон сливал.

Но вот

    пошли

       вылупляться из гула

и лепятся

      фразой

          слова.

«Тут

   проходил

         Маяковский давеча,

хромой —

    не видали рази?» —

«А с кем он шел?» —

       «С Николай Николаичем».—

«С каким?»

     «Да с великим князем!» —

«С великом князем?

             Будет врать!

Он кругл

      и лыс,

          как ладонь.

Чекист он,

    послан сюда

            взорвать...» —

«Кого?» —

        «Буа–дю–Булонь3.

Езжай, мол, Мишка...»

                Другой поправил:

«Вы врете,

        противно слушать!

Совсем и не Мишка он,

                 а Павел.

Бывало, сядем —

              Павлуша!—

а тут же

      его супруга,

                княжна,

брюнетка,

      лет под тридцать...» —

«Чья?

   Маяковского?

            Он не женат».

«Женат —

      и на императрице».—

«На ком?

      Ее ж расстреляли...» —

                         «И он

поверил...

       Сделайте милость!

Ее ж Маяковский спас

              за трильон!

Она же ж

      омолодилась!»

Благоразумный голос:

                  «Да нет,

вы врете —

      Маяковский — поэт».—

«Ну, да,—

      вмешалось двое саврасов,—

в конце

      семнадцатого года

в Москве

    чекой конфискован Некрасов4

и весь

    Маяковскому отдан.

Вы думаете —

           сам он?

              Сбондил до йот —

весь стих,

      с запятыми,

скраден.

Достанет Некрасова

             и продает —

червонцев по десять

                на день».

Где вы,

     свахи?

        Подымись, Агафья!

Предлагается

         жених невиданный.

Видано ль,

      чтоб человек

            с такою биографией

был бы холост

        и старел невыданный?!

Париж,

    тебе ль,

          столице столетий,

к лицу

    эмигрантская нудь?

Смахни

    за ушми

         эмигрантские сплетни.

Провинция!—

       не продохнуть.

Я вышел

     в раздумье —

             черт его знает!

Отплюнулся —

      тьфу, напасть!

Дыра

  в ушах

      не у всех сквозная —

другому

      может запасть!

Слушайте, читатели,

            когда прочтете,

что с Черчиллем

            Маяковский

                  дружбу вертит

или

  что женился я

         на кулиджевской тете,

то, покорнейше прошу,—

                  не верьте.

1925